Исследование сибири и дальнего востока. Начало исследования сибири научными экспедициями. Торговля сибирской пушниной

Сергей Обручев - исследователь Сибири

Имя Сергея Владимировича Обручева широко известно в геологической и географической науке, в истории путешествий первой половины XX века и связанных с ними крупных географических открытий. Массовому советскому читателю оно особенно хорошо знакомо как имя автора многочисленных научно-популярных книг, большинство которых посвящено описанию его собственных путешествий.

Представитель фамилии, известной прежде всего по научной и литературной славе отца, академика В. А. Обручева, - крупного ученого, писателя, путешественника, но также и по военным заслугам своих предков, С. В. Обручев с ранней юности пристрастился к далеким и трудным путешествиям и сохранил эту страсть до самого конца своей жизни. По его собственному признанию, еще мальчиком, во время поездок с отцом в Китайскую Джунгарию, он «на всю жизнь заболел неизлечимой страстью к путешествиям», однако, как далее он писал, «не той бесплодной страстью буржуазного путешественника-рекордсмена, а страстью исследователя, стремящегося изучить природу своей страны». И действительно, все книги, написанные С. В. Обручевым о его путешествиях, - яркое свидетельство не спортивного азарта, а научного энтузиазма землепроходца.

Сергей Обручев родился в 1891 году в Иркутске, в семье горного инженера и единственного в то время геолога Иркутского горного управления, будущего знаменитого исследователя Сибири и Центральной Азии В. А. Обручева. Он учился вначале в Иркутском реальном училище, а с 1902 года - в Томском училище, так как В. А. Обручев был назначен деканом и заведующим кафедрой геологии только еще создаваемого горного отделения Томского технологического института. В 1908 году С. Обручев сдал досрочно экзамены за курс реального училища, поступил в Технологический институт, но тяга к широкому естественнонаучному образованию была в нем столь велика, что, покинув Томск, он в 1910 году поступил на первый курс естественного отделения физико-математического факультета Московского университета. Для этого юноше пришлось преодолеть тяжелый барьер - своими силами подготовиться и сдать экзамен по латинскому языку (впрочем, еще пятнадцатилетним мальчиком С. Обручев овладел языком эсперанто, а немецкий, родной язык своей бабушки, знал с.детства).

Студент Обручев, уже имевший за плечами немалый опыт геологических экспедиций, прошедший отцовскую школу, со второго курса вступил на самостоятельный путь работы геолога, был в Закавказье, на Алтае, в Крыму, в Подмосковье и других местах России, но все это были кратковременные и не связанные друг с другом эпизоды. В 1917 году С. В. Обручев становится сотрудником старейшего центра по изучению недр России - Геологического комитета. Его направляют с большим и сложным заданием в Восточную Сибирь на почти не исследованное Среднесибирское плоскогорье. В год Великой Октябрьской социалистической революции начался главный в творческой биографии С. В. Обручева, прославивший его сибирский период путешествий и открытий.

Несколько полевых сезонов в самые первые годы Советской власти С. В. Обручев проводит со своим маленьким отрядом в Восточной Сибири, в лодочных и пеших маршрутах по Ангаре, Енисею, Нижней Тунгуске, Подкаменной Тунгуске, Курейке и другим рекам, охватывая, таким образом, своими исследованиями огромную площадь. Вместе с тем, отдавая Восточной Сибири большую часть своих сил и времени, он успевает принять участие в плавании на Шпицберген в составе океанографической экспедиции как начальник геолого-поискового отряда.

Закончив обработку материалов по Среднесибирскому плоскогорью (как увидим ниже, исключительно ценных), СВ. Обручев в 1926 году отправляется в новую далекую экспедицию - в Якутию. Перед ним еще менее известная страна, практически огромное «белое пятно». Ясно, что в первоначальные планы экспедиции на месте вносятся неизбежные изменения. Вместе со своим спутником - геодезистом-картографом К. А. Салищевым (ныне профессор МГУ) и другими сотрудниками С. В. Обручев преодолел великие трудности и сделал важные открытия. Обручев и Салищев на утлых лодочках спустились на значительное расстояние вниз по Индигирке. Это были места, где не ступала нога исследователя. Никто из геологов и географов никогда еще не видел Индигирку в верхнем течении. Сама местность оказалась совсем не такой, как это следовало из разных слухов и рассказов.

Огромный запас собранных материалов обрабатывался в следующем году. Обручеву не терпелось продолжить исследования на Сибирском Севере, но новую экспедицию на Индигирку и Колыму удалось организовать только в 1929 году. Якутская экспедиция работала два года с одной зимовкой в Среднеколымске и только к осени на пароходе «Колыма», с огромным трудом пробившемся через полярные льды, вернулась во Владивосток.

Опыт прежних экспедиций убедил Обручева в том, что освоение просторов советской Арктики может быть ускорено только с помощью самолетов. Его мысли нашли поддержку во Всесоюзном арктическом институте, где Обручев возглавлял геологический отдел. Была организована Чукотская лётная экспедиция - первая в истории по средствам передвижения, приемам работы, целям и задачам. Снова вместе с Салищевым Обручев провел два сезона на Северо-Востоке СССР. Чукотская экспедиция вошла в историю освоения советского Севера, изучения географии полярных стран, а также в историю нашей полярной авиации как одна из наиболее значительных и плодотворных.

Последняя экспедиция СВ. Обручева в советскую Арктику заняла также два года - 1934-1935. В ней также использовалась современная для тех лет техника - аэросани. Заезд был дальний: через Владивосток и снова вокруг Чукотского полуострова до Чаунской губы Северного Ледовитого океана. Базу устроили в небольшом приморском поселке Певек, в ней провели и большую часть зимы, совершая глубокие рейсы на материк на аэросанях. Во время этой экспедиции Обручев близко ознакомился с жизнью чукчей.

Геологические и географические результаты экспедиции были блестящие. К началу 1936 года экспедиция вернулась в Ленинград и приступила к обработке богатейших материалов.

В 1937 году в Москве проходила XVII сессия Международного геологического конгресса. Одной из научных экскурсий конгресса - на остров Шпицберген - руководил С В. Обручев. В этом же году научные заслуги уже широко известного полярного путешественника получили официальное признание: ему была присвоена ученая степень доктора геолого-минералогических наук без защиты диссертации и звание профессора. Он стал читать в Ленинградском университете лекции по географии полярных стран.

С 1939 года начался последний, очень длительный период экспедиций С. В. Обручева, продолжавшийся 15 лет. Территорией исследования снова стала Восточная Сибирь, однако теперь ее южная окраина - Саяно-Тувинское нагорье. Первые годы - хребет Восточный Саян, последующие - южная часть нагорья. Великая Отечественная война застигла Обручева в сибирских горах и на несколько лет привязала его к Иркутску - родине ученого. Экспедиции продолжались. Обручева сопровождала его жена - геолог М. Л. Лурье. В военные зимы он читал лекции в Иркутском университете, постоянно и живо общался с местными научными кругами, особенно геологами и филологами, писателями, драматургами, театральными деятелями. С. В. Обручев был большим знатоком литературы, знатоком и любителем драмы, владел многими иностранными языками и в этой области не переставал совершенствоваться в течение всей своей жизни.

По окончании войны Обручев вернулся в Ленинград. Экспедиции в Саяно-Тувинское нагорье, затем в Прибайкалье и Мамский слюдоносный район продолжались оттуда. Теперь С. В. Обручев, лауреат Государственной премии и член-корреспондент Академии наук, работает в Лаборатории геологии докембрия. В 1964 году он становится директором этой лаборатории. Работы лаборатории расширяются, выходят за существующие узкие рамки.

Смерть от тяжкой болезни настигла С. В. Обручева на 75 году жизни, накануне превращения лаборатории в ныне существующий Институт геологии и геохронологии докембрия АН СССР. Жизненный путь ученого, путешественника, писателя оборвался в разгаре напряженной научно-организационной работы…

К чему же сводились главные научные заслуги и основные открытия, сделанные С. В. Обручевым во время его путешествий? Главные из них касались советской Арктики и Субарктики. Это признавал он сам, о том же говорят его книги. Об этих заслугах и открытиях лучше всего говорить в их хронологическом порядке.

Первое и, возможно, главное открытие относится, как ни странно, к самому раннему периоду его путешествий, ко времени его первой большой самостоятельной экспедиции. На Среднесибирском плоскогорье С. В. Обручев открыл, точнее, научно обосновал существование огромного угленосного бассейна, названного им Тунгусским. Этот бассейн простирается от низовьев Ангары к северу до гор Бырранга на Таймыре, занимает едва ли не половину территории между Енисеем и Леной. Это размеры Тунгусского бассейна, известные сегодня. В 20-е годы С. В. Обручев наметил более или менее точно его западные границы, но тогда же предположил, что угленосные толщи бассейна распространяются дальше и на восток, и на север. Не все сразу поняли и оценили по достоинству значение открытия. Но время шло, и все новые и новые геологические партии, исследуя огромное междуречье Лены и Енисея, подкрепляли первые смелые выводы С. В. Обручева. Он писал: «Я могу гордиться, что моя гипотеза о Тунгусском бассейне и выводы о геологическом его строении оказались удачными и плодотворными и что моя первая большая геологическая работа дала результаты, полезные для нашей Родины».

Почему же Тунгусский угленосный бассейн сравнительно мало известен широкой массе советских читателей? Почему не упоминается так же часто, как другие бассейны, например Донецкий, Кузнецкий, Черемховский? Ответ прост: Тунгбасс лежит пока далеко от железнодорожных магистралей, вообще от больших дорог Сибири, его территория еще очень слабо заселена. Тунгусский угленосный бассейн - это резерв для будущего, резерв огромнейший, как убедительно показывают следующие цифры. Из общих, так называемых геологических, то есть перспективных, запасов ископаемых углей в нашей стране, равных 6 800 миллиардам тонн, свыше 2 300 миллиардов приходится на долю Тунгусского бассейна. По запасам углей, среди которых есть бурые, каменные, коксовые, полуантрациты и антрациты, он превосходит больше чем в полтора раза Ленский и более чем в три раза Кузнецкий - угольные бассейны, стоящие соответственно на втором и третьем месте в Советском Союзе.

Открытие С. В. Обручевым Тунгусского бассейна насчитывает уже полстолетия. Кроме обнаружения колоссальных резервов для будущей горной промышленности края исследования С. В. Обручева заложили основу знаний о внутреннем геологическом строении бассейна, о составе слагающих его напластований, о так называемых сибирских траппах - вулканических породах, пронизывающих эти напластования. Масса сведений, добытых экспедицией в 20-е годы о ранее почти не изведанной территории бассейна, оказала огромную помощь последующим исследователям Среднесибирского плоскогорья - геологам-поисковикам, разведчикам, географам, почвоведам, ботаникам, всем тем, кто в довоенные годы впервые приступал к экспедиционным работам в этой огромной таежной области.

Второе открытие - в географическом смысле, возможно, превосходящее первое - было сделано С. В. Обручевым и К. А. Салищевым также в 20-е годы во время экспедиции в Якутию. Это открытие хребта Черского, дотоле никому не известного, не показанного ни на одной географической карте. Открытие произошло во время плавания Обручева и Салищева вниз по Индигирке. Исследователи увидели, что вместо того, чтобы течь по равнине, как это следовало из старых расспросных данных географа Г. Майделя, Индигирка пересекает почти поперек одну за другой высокие горные цепи. Выяснилось, что эта горная система тянется восточнее Верхоянского хребта, почти параллельно ему, пересекая верхнее течение как Индигирки, так и Колымы. По предложению С. В. Обручева, поддержанному Географическим обществом Союза ССР, вся горная система получила официальное название хребта Черского. То была справедливая дань памяти И. Д. Черского, замечательного ученого конца XIX века, геолога и палеонтолога, который, как выяснил С. В. Обручев из его дневников, уже тогда подозревал о существовании крупного хребта, пересекающего верховья Колымы. После открытия Обручева хребет Черского изображается на всех географических картах.

Легко сказать - открыть новый горный хребет! Ведь тогда у исследователей Сибирского Севера не было не только самолетов (что уж говорить о спутниках!), вертолетов и вездеходов, не было просто надежных лодочных моторов. Вся экспедиционная техника еще оставалась на уровне XIX века.

Открытие хребта Черского, самого высокого во всей Северной Сибири, было, как сказали бы теперь, открытием века. Хребет Черского оказался последним великим хребтом, открытым во всем северном полушарии.

Во время своей первой Якутской экспедиции как бы случайно и попутно С. В. Обручев сделал еще одно интересное открытие. Ноябрьские морозы застали экспедицию в долине Оймякона в поселке Томтор. Здесь пришлось оставаться в течение двух недель. Температура воздуха в начале ноября даже днем держалась все время ниже -40°, и можно было полагать, что по ночам она опускалась ниже -50°. Вместе с тем на известном в то время полюсе холода, в Верхоянске, температура ниже -30° держалась в том году с 6 ноября, а ниже -40° - только с 22 ноября. Простое сравнение показало, что Оймякон холоднее Верхоянска. Ив самом деле, последующие наблюдения подтвердили, что зимой в Оймяконе всегда на 3-4° холоднее, чем в Верхоянске. Так С. В. Обручевым был открыт истинный полюс холода - Оймякон. Лишь значительно позже было установлено, что сам Оймякон входит в целую зону холода северного полушария.

В 1929 году, когда экспедиция С. В. Обручева начала второе пересечение хребта Черского, на притоках Колымы уже находились первые золотые прииски и первые базы «Союззолото» (колымское золото было найдено три года назад неорганизованными старателями - «хищниками»). Дело только начиналось, и на долю С. В. Обручева как геолога выпала ответственная роль - дать общую перспективную оценку золотоносности Колымского района. С этой ролью он справился наилучшим образом, выяснив, что речная сеть бассейна Колымы черпает, перемывает и переотлагает драгоценный металл из золотоносных жил, пронизывающих складки мезозойских песчаников и сланцев. Толщи этих пород вместе со сходными с ними по вещественному составу позднепалеозойскими (пермскими) отложениями образуют так называемый Верхоянский комплекс, а породы комплекса слагают почти весь хребет Черского. Открыв эту горную систему, С. В. Обручев вместе с тем показал, что она при всей своей геоморфологической сложности с точки зрения геологической является единым целым, что рудные золотоносные жилы - типичная особенность всего хребта, а размеры последнего создают самые благоприятные перспективы разработки золотоносных россыпей на Северо-Востоке СССР.

Открытие хребта Черского, а затем изучение геологического состава и обнаруженное единство его отдельных частей постепенно сделали возможным оценку золотоносности всего этого края и его превращение в крупную рудную базу. Так, казалось бы, чисто научные интересы С. В. Обручева привели к открытиям большого народнохозяйственного значения.

Богатые научные материалы, собранные С. В. Обручевым во время Чаунской экспедиции 1934-1935 годов, не только позволили понять в первом приближении геологическое строение этого северного края, но и привели к очень важному открытию, определившему его дальнейшее экономическое развитие. Обработка в Ленинграде образцов горных пород, собранных в горах, в окрестностях Чаунской губы, показала, что часть этих образцов содержит, притом в значительном количестве, оловянный камень (касситерит). Арктический институт, где в то время работал С. В. Обручев, в 1937 году послал в Чаунский район специальную геологоразведочную группу, а вскоре там началась разработка оловянных месторождений. Вырос и поселок Певек, ставший центром нового оловорудного района. Развернулись поиски и разведки месторождений олова и других металлов на площади всего Чукотского национального округа. За открытия в Чаунском районе, содействовавшие быстрому хозяйственному развитию этого северного края, С. В. Обручев получил в 1946 году звание лауреата Государственной премии первой степени.

Нельзя пройти мимо еще одного из открытий С. В. Обручева на Сибирском Севере. Изучая условия залегания мезозойских песчанико-сланцевых отложений и вулканических лав в южной части Колымской низменности и на Юкагирском плоскогорье и сравнивая их с гораздо более сложными условиями залегания отложений того же возраста в соседних горных хребтах, С. В. Обручев пришел к выводу о существовании в среднем течении Колымы древнего жесткого массива земной коры. Этот массив он назвал Колымской платформой. Сейчас он изображен на всех самых новейших тектонических картах СССР под названием Колымского или Колымско-Омолонского срединного массива, чем только несколько уточняется его геологическая сущность.

Таков ряд геологических и географических открытий С. В. Обручева на Сибирском Севере. Этот ряд нельзя не назвать грандиозным. Недаром и сам С. В. Обручев, организатор и руководитель более чем сорока различных экспедиций, считал «северный период» своих путешествий самым важным и плодотворным. Обратив затем свое внимание на южную часть Восточной Сибири, Саяно-Тувинское нагорье, знаменитый полярный исследователь сумел и здесь многое увидеть, понять, оценить и переоценить. Так, уже после первых своих маршрутов в Восточный Саян он отверг представление о существовании здесь первозданного материка - древнего «темени Азии», увидев на его месте каледонскую складчатую зону. Он обратил внимание на роль горизонтальных сдвигов в структуре земной коры Юго-Западного Прибайкалья, дал первые научно обоснованные схемы орографии и геоморфологии Саяно-Тувинского нагорья. Во всех этих и других достижениях своих экспедиций С. В. Обручев никогда и нигде не упускал из виду не только геологическую, но и географическую сторону дела. Как и его отец, он был одновременно и, что главное, по самому существу своей научной деятельности и геологом, и географом. Это сказалось не только в экспедиционной работе С. В. Обручева, но и в той роли, какую он играл в Географическом обществе СССР, будучи постоянно связан с его публикациями и общественно-научной деятельностью. Его интересовал весь круг географических вопросов, предпочтение же отдавалось орографии, геоморфологии и проблемам древнего оледенения. И в геологии, и в географии С. В. Обручев был монументалистом: его занимали большие идеи, большие геологические структуры, большие географические явления. Отсюда и техника его экспедиционных исследований - наблюдения вдоль очень протяженных и значительно удаленных друг от друга маршрутов. В этой технике отражалось многое: и стиль путешествий предшествующего - XIX века, и необходимость схватить сначала самые главные и общие черты доселе не изведанной страны, и, по-видимому, особенность характера самого исследователя.

Следует сказать несколько слов о внутреннем складе С. В. Обручева вообще, и в частности о прошедшей красной нитью через всю его жизнь склонности к описанию своих путешествий, доступному и интересному широкой массе читателей. Читая его книги и знакомясь с воспоминаниями спутников С. В. Обручева по экспедициям, нельзя не прийти к выводу, что эти книги задумывались и начинали готовиться во время самих экспедиций. Научный отчет, статья, монография, научно-популярная книга в поле зрения С. В. Обручева были всегда одновременно.

Особо должна быть отмечена его роль как научного биографа своих сибирских предшественников - И. Д. Черского, А. Л. Чекановского и др. Он выступал как организатор авторского коллектива книг об этих исследователях и как их автор и редактор. Литературно-научная деятельность С. В. Обручева этим не ограничивалась. Систематически знакомясь с новинками науки по иностранным журналам, он публиковал о них свои заметки в наших журналах и таким образом доводил их до сведения советских читателей. Большое количество таких заметок было опубликовано, в частности, в журнале «Природа», в редколлегии которого он много лет работал. Как и его отец, автор широко известных научно-фантастических романов, С.В. Обручев отлично владел пером литератора, но и в этом отношении шел своим собственным путем.

Особое и, казалось бы, далекое от интересов путешественника-естествоиспытателя место занимали в жизни С. В. Обручева литературоведение и литературная критика. В конце 20-х и в 30-х годах, часто выступая со своими статьями в литературных журналах, он даже некоторое время колебался, кем быть дальше - геологом или литератором. Интересы его в литературоведении были разнообразны: он писал статьи о драматургии, литературно-критические и специальные исследования, такие, как «К расшифровке десятой главы Евгения Онегина», «Над тетрадями Лермонтова». Увлекаясь поэзией, особенно русскими классиками первой половины XIX века, С. В. Обручев сам писал стихи, но, к сожалению, не публиковал их.

Как человек разносторонних способностей и интересов, С. В. Обручев мог избрать более спокойный, обставленный всеми удобствами путь ученого-литературоведа, критика, историка науки, лингвиста и, если бы это случилось, достиг бы немалого и на таком пути, о чем с несомненностью говорят его собственные труды. Но всего этого не случилось потому, что для С. В. Обручева это были только попутные, хотя и тянувшиеся через всю жизнь, боковые тропы. Они пересекали, но никогда не заменяли главный, неизмеримо более трудный, но и беспредельно увлекательный путь естествоиспытателя. С. В. Обручев был одним из последних путешественников-натуралистов стиля XIX века - всесторонне образованным ученым, но также одним из первых исследователей современной советской формации с ее духом коллективизма, высокой гражданственности, с ее новыми методами и задачами исследований. Как и его знаменитый отец, С. В. Обручев был свидетелем и участником последних великих географических открытий на величайшем континенте мира: В. А. Обручев - в Центральной, С. В. Обручев - в Северной Азии. Так рационально (и символично!) было разделение трудов и путешествий в одной семье.

С. Обручев прожил большую жизнь, полную труда, смелых и неустанных поисков. Он сделал одно за другим по крайней мере четыре важных геологических открытия, и каждого из них было достаточно, чтобы принести ему широкую известность.

Когда Сергей Владимирович приступал к своим самостоятельным исследованиям, перед ним лежали действительно не изведанные края, и каждый его маршрут был дорогой пионера, каждое новое наблюдение, описание, находка становились бесценными уже в силу своей новизны. Они несли исследователю известность и особое уважение научных кругов. Но невянущие лавры научного приоритета никогда и никому не давались даром - ни в эпоху Великих географических открытий, когда открывались целые новые материки, ни в новое время, когда открывались последние великие горные хребты. Отправляясь в первой трети нашего века на далекие окраины Северной Азии, исследователь мог быть уверен, что на его долю выпадут новые и важные открытия.

С. В. Обручев путешествовал на северо-востоке России в 20-30-х годах, то есть около полувека назад. За это время многое изменилось в бассейне Колымы и на Чукотском полуострове. Советская быль пришла и сюда, она неузнаваемо изменила жизнь людей. Ученый еще видел старый быт, бедность, тесные яранги чукчей. Но он знал, что все это скоро будет позади, и был убежден, что грядущие времена принесут народам Сибири радость и счастье. Об этом свидетельствуют слова Сергея Владимировича, написанные им еще в 1957 году в предисловии к его книге «По горам и тундрам Чукотки» :

«В моей книге мне хочется показать закономерность того древнего уклада жизни, сложившегося веками, который я застал в 1934 году, показать его целесообразность в условиях той тяжелой борьбы с природой, которую до последнего времени пришлось вести чукчам, подойти, так сказать, к быту чукчей не снаружи, а изнутри, как товарищ и участник их жизни. И вместе с тем рассказать, как под благотворным влиянием энергичных советских работников - учителей, врачей, организаторов районов - этот косный быт уже тогда, при первой встрече с советской культурой, начал быстро и резко изменяться.

Я описываю Чукотку такой, какой она была в 1934- 1935 годах, когда еще только что были организованы районные учреждения, впервые начали собираться районные съезды, впервые красные яранги и учителя поехали в тундру, к оленеводам-кочевникам.

Сравнение с данными о современных формах хозяйственной и общественной жизни Чукотки, приведенными в последней главе книги, показывает, как значительны происшедшие изменения.

Новая Чукотка - социалистическая, пришла на смену Чукотке каменного века».

Книги о путешествиях С. В. Обручева в дикие, почти необитаемые в то время окраины Советского Союза, где сейчас народное хозяйство и национальная культура фантастически быстро развиваются буквально на наших глазах, будут многие годы близки уму и сердцу советских читателей, умеющих ценить волю к успеху, страсть к познанию, готовность к лишениям, энергию и бесстрашие, отличавшие наших славных землепроходцев.

Развитие России настоятельно требовало изучения всех азиатских окраин, в особенности Сибири. Быстрое ознакомление с природными богатствами и населением Сибири могло осуществляться только с помощью больших геолого-географических экспедиций. Сибирские купцы и промышленники, заинтересованные в изучении природных ресурсов края, материально поддерживали такие экспедиции. Сибирский отдел Русского географического общества, организованный в 1851 г. в Иркутске, используя средства торгово-промышленных компаний, снаряжал экспедиции в бассейн р. Амура, на о. Сахалин и в золотоносные районы Сибири. В них участвовали по большей части энтузиасты из разных слоев интеллигенции: горные инженеры и геологи, учителя гимназий и профессора университетов, офицеры армии и морского флота, врачи и политические ссыльные. Научное руководство осуществлялось Русским географическим обществом.

В 1849-1852 гг. Забайкальский край исследовала экспедиция в составе астронома Л.Е.Шварца, горных инженеров Н.Г.Меглицкого и М.И.Кованько. Уже тогда Меглицкий и Кованько указали на существование месторождений золота и каменного угля в бассейне р. Алдана.

Настоящим географическим открытием явились результаты экспедиции в бассейн р. Вилюя, организованной Русским географическим обществом в 1853-1854 гг. Возглавил экспедицию учитель естествознания Иркутской гимназии Р. Маак. В составе экспедиции были также топограф А.К. Зондгаген и орнитолог А.П. Павловский. В тяжелых условиях тайги, при полном бездорожье экспедиция Маака обследовала огромную территорию бассейна Вилюя и часть бассейна р. Оленека. В результате исследований появилось трехтомное сочинение Р. Маака «Вилюйский округ Якутской области» (ч. 1-3. СПб., 1883-1887), в котором с исключительной полнотой описаны природа, население и хозяйство большого и интересного района Якутской области.

После завершения этой экспедиции Русское географическое общество организовало Сибирскую экспедицию (1855-1858) в составе двух партий. Математическая партия во главе со Шварцем должна была определять астрономические пункты и составить основу географической карты Восточной Сибири. Эта задача была успешно выполнена. В состав физической партии вошли ботаник К.И. Максимович, зоологи Л.И.Шренк и Г.И.Радде. Отчеты Радде, изучавшего животный мир окрестностей Байкала, степной Даурии и горной группы Чокондо, были опубликованы на немецком языке в двух томах в 1862 и 1863 гг.

Другую комплексную экспедицию – Амурскую – возглавил Маак, опубликовавший две работы: «Путешествие на Амур, совершенное по распоряжению Сибирского отдела РГО в 1855 г.» (СПб., 1859) и «Путешествие по долине реки Уссури», т. 1-2 (СПб., 1861). Работы Маака содержали много ценной информации о бассейнах этих дальневосточных рек.

Наиболее яркие страницы в изучение географии Сибири вписал замечательный русский путешественник и географ П.А. Кропоткин. Выдающимся было путешествие Кропоткина и учителя естествознания И.С. Полякова в Лено-Витимскую золотоносную область (1866). Главная их задача состояла в отыскании путей для перегона скота от г. Читы к приискам, расположенным по рекам Витиму и Олекме. Путешествие, начатое на берегах р. Лены, закончилось в Чите. Экспедиция преодолела хребты Олекмо-Чарского нагорья: Северо-Чуйский, Южно-Чуйский, Окраинный и ряд возвышенностей Витимского плоскогорья, в том числе Яблоновый хребет. Научный отчет об этой экспедиции, напечатанный в 1873 г. в «Записках Русского географического общества» (т. 3), явился новым словом в географии Сибири. Яркие описания природы сопровождались в нем теоретическими обобщениями. В этом отношении интересен «Общий очерк орографии Восточной Сибири» (1875) Кропоткина, подводивший итоги тогдашней изученности Восточной Сибири. Составленная им схема орографии Восточной Азии существенно отличалась от схемы Гумбольдта. Топографической основой для нее служила карта Шварца. Кропоткин первым из географов обратил серьезное внимание на следы древнего оледенения Сибири. Известный геолог и географ В.А. Обручев считал Кропоткина одним из основоположников геоморфологии в России. Спутник Кропоткина зоолог Поляков составил эколого-зоогеографическое описание пройденного пути.

Член Петербургской Академии наук Шренк в 1854-1856 гг. возглавил экспедицию Академии наук на Амур и Сахалин. Круг научных проблем, охваченных Шренком, был очень широк. Результаты его исследований опубликованы в четырехтомном труде «Путешествия и исследования в Амурском крае» (1859-1877).

В 1867-1869 гг. изучал Уссурийский край Пржевальский. Он первым отметил интересное и единственное в своем роде сочетание северных и южных форм фауны и флоры в уссурийской тайге, показал своеобразие природы края с его суровой зимой и влажным летом.

Крупнейший географ и ботаник (в 1936-1945 гг. президент Академии наук) В.Л.Комаров начал исследования природы Дальнего Востока в 1895 г. и сохранил интерес к этому краю до конца жизни. В своем трехтомном труде «Flora Manschuriae» (St.-P., 1901-1907) Комаров обосновал выделение особой «маньчжурской» флористической области. Ему принадлежат также классические работы «Флора полуострова Камчатка», т. 1-3 (1927-1930) и «Введение к флорам Китая и Монголии» вып. 1, 2 (СПб., 1908).

Живые картины природы и населения Дальнего Востока обрисовал в своих книгах известный путешественник В.К.Арсеньев. С 1902 по 1910 г. он изучал гидрографическую сеть хребта Сихотэ-Алинь, дал обстоятельную характеристику рельефа Приморья и Уссурийского края и блестяще описал их население. Книги Арсеньева «По Уссурийской тайге», «Дерсу Узала» и другие читаются с неослабевающим интересом.

Существенный вклад в изучение Сибири внесли А.Л.Чекановский, И.Д.Черский и Б.И.Дыбовский, сосланные в Сибирь после польского восстания 1863 г. Чекановский изучал геологию Иркутской губернии. Его отчет об этих исследованиях был отмечен малой золотой медалью Русского географического общества. Но главные заслуги Чекановского заключаются в изучении неизвестных до того территорий между реками Нижней Тунгуской и Леной. Он открыл там трапповое плато, описал р. Оленек и составил карту северо-западной части Якутской области. Геологу и географу Черскому принадлежит первая сводка теоретических взглядов на происхождение впадины оз. Байкал (он высказал и собственную гипотезу о ее происхождении). Черский пришел к выводу, что здесь расположена древнейшая часть Сибири, не затоплявшаяся морем с начала палеозоя. Этот вывод использовал Э. Зюсс для гипотезы о «древнем темени Азии». Глубокие мысли высказал Черский об эрозионном преобразовании рельефа, о выравнивании его, сглаживании резких форм. В 1891 г., уже будучи неизлечимо больным, Черский начал свое последнее большое путешествие в бассейн р. Колымы. По пути из Якутска в Верхнеколымск он открыл огромный горный хребет, состоящий из ряда цепей, с высотами до 1 тыс. м (впоследствии этот хребет был назван его именем). Летом 1892 г. во время путешествия Черский скончался, оставив законченный «Предварительный отчет об исследованиях в области рек Колымы, Индигирки и Яны». Б.И.Дыбовский со своим товарищем В.Годлевским исследовал и описал своеобразную фауну Байкала. Они же измерили глубину этого уникального водоема.

Немало ярких страниц в историю Сибири вписали первопроходцы, которые с первой половиныXVII века отправлялись на исследование неведомых земель, рискуя при этом своими жизнями. Такими первопроходцами, которым мы обязаны успехами в освоении Сибири были Василий Поярков и Ерофей Хабаров. Их жизнь и сделанные во время путешествий открытия заслуживают отдельного рассказа.К сожалению, из-за недостатка архивной информации, год и место рождения Василия Даниловича Пояркова нам не известны. Мы знаем только, что родом он был из северных районов Европейской части России и в Сибири оказался во второй половине 30-х годов 17 столетия. Человек он был умный и образованный, поэтому вскоре стал чиновником по особым поручениям при якутском воеводе Петре Головине. Именно по его указу в июле 1643 года Поярков во главе партии, состоящей из 132 казаков, «охочих людей» и промышленников (добытчиков пушного зверя) отправился на юго-восток Сибири, что бы исследовать загадочный в те времена край, называющийся Даурия. Фактически, это была разведывательная экспедиция с целью сбора сведений и подготовки присоединения этих земель к России.

Первый этап пути экспедиции Пояркова проходил на стругах по рекам Лена, Алдан и далее, к пределам Станового хребта. Здесь партия разделилась на две части. Первая, численностью 90 человек, отправилась к реке Зея, где и начинались даурские земли. В ожидании прихода оставшихся, Поярков производил разведку местности, интересуясь в особенности рудами и пушниной. Перезимовав и дождавшись подхода второй партии, весной 1644 года экспедиция отправилась дальше вдоль Зеи. Дойдя до Амура летом того же года, Поярков принял решение направиться к его устью. Плавание, в результате которого были получены новые сведения о землях вдоль Амура вплоть до Тихого океана, было нелегким. Несколько десятков человек погибло в ходе стычек с местными жителями и в результате несчастных случаев. Добравшись до устья поздней осенью, Поярков с оставшимися членами экспедиции остался на зимовку, а весной 1645 года на построенном судне вышел в Охотское море и направился к северу. Добравшись осенью до реки Ульи и перезимовав в ее устье, весной следующего года экспедиция направилась на запад, к Алдану. Выйдя к реке, Поярков через несколько недель дошел до Лены и 12 июня 1646 года вернулся в Якутск. Вместе с ним в живых к тому моменту осталось всего 20 человек. Но в результате этой экспедиции впервые были получены сведения об огромном пространстве, лежащем между Байкалом и Тихим океаном.

Дело Пояркова продолжил Ерофей Павлович Хабаров. Он родился примерно в 1603 году в Архангельской области, в семье казака. Первое известное путешествие в Сибирь совершил еще в 1625 году, когда на поморском коче ходил в сибирский город Мангазею. Затем последовали новые путешествия к Тобольску. Поселившись затем в сибирских землях, Хабаров несколько лет занимался земледелием, добычей соли и торговлей, ничем особенным не отличаясь от прочих русских промышленников, живших в те времена в этих краях.

Однако, в 1648 году он подал якутскому воеводе Дмитрию Францбекову прошение об организации экспедиции в Даурию. Это прошение было удовлетворено, и летом 1649 года Хабаров во главе отряда численностью 80 человек выступил из Якутска на юг. Первая экспедиция оказалась достаточно успешной. Подробно разведав территорию вплоть до Амура и вернувшись в следующем году назад, Хабаров оправился во второй поход уже во главе отряда 180 человек. С такими силами ему удалось закрепиться на Амуре и принять в российское подданство местных жителей. Дождавшись подхода нового отряда из 130 человек, в 1651 году Хабаров отправился вниз по течению, составляя подробные карты местности и принимая в состав России земли, лежащие вдоль Амура.

Поход продолжался почти два года, с остановками на зимовки. За это время произошел бунт части отряда, отказавшегося идти дальше. Он был подавлен, однако это затормозило продвижение дальше. Силы оставшейся с Хабаровым партии было недостаточно для удержания под контролем столь обширной территории. Поэтому ему на помощь был выслан отряд, направленный по специальному распоряжению царя Алексея Михайловича. В августе 1653 года произошла его встреча с экспедицией Хабарова. Однако, в результате интриг, последний вскоре был отстранен от руководства и обвинен в злоупотреблении властью. Будучи доставленным в Москву, он более года находился под следствием. Наконец, все обвинения с него были сняты, а сам Ерофей Хабаров назначен управлять только что образованной Усть-Кутской волостью. Сюда он направился в 1655 году и пребывал до самой смерти в 1671 году.

Известно, что в 1667 году Хабаров подавал новое прошение об организации экспедиции по Амуру к берегам Тихого океана, однако судьба этого прошения неизвестна.

Петр Алексеевич Кропоткин в литературных кругах больше известен как революционер-анархист, проповедовавший безгосударственное общество и отрицавший всякую форму власти. За пропаганду идей анархизма он более двух лет отсидел в Петропавловской крепости и 3 года в тюрьмах Франции.

Другая сторона его деятельности, в основном в ранние молодые годы, исследователя Сибири: Амурского края, Забайкалья, Иркутской области и Бурятии, географическо-геологическое изучение регио-нов, прилегающих к Байкалу с северной и южной сторон, известна незначительной части людей, которые по долгу своей деятельности были связаны с полевыми поисковыми и геологоразведочными работами, добычей золота, а также интересовались топонимикой своего края.

Мне хочется вместе с вами частично пройти тем жизненным маршрутом, которым прошел Петр Алексеевич Кропоткин, а после пройденного пути сделать свои выводы об этом необыкновенном человеке. Ради чего, с какой целью проходил князь, географ, геолог, первооткрыватель неизученными просторами Восточной Сибири?

На мой взгляд, наиболее достойные цели пребывания человека не Земле - познание неизвестных отдаленных территорий и огромное стремление принести тем самым пользу своему Отечеству. Именно они были главными для Петра Алексеевича Кропоткина (1842 - 1921). Он родился в Москве в семье генерала, потомка Рюриковичей, с отличием окончил Пажеский корпус, был камер-пажем Александра I. После окончания Пажеского корпуса в Петербурге (1862 г.) и присвоения ему офицерского звания был направлен по собственному желанию в Иркутск, глее был назначен адъютантом губернатора и в этой должности пребывал до ухода в отставку и возвращения в Петербург в 1867 году.

Огромная любовь к природе, её тщательному изучению у П.А. Кропоткина зародилась с детства, чему в немалой степени способствовал старший брат.

Особенно Петра Кропоткина интересовала природа восточных, в то время почти не освоенных районов России. Не имея соответствующего образования по ряду своих увлечений он, прибыв в Иркутск, всё свободное время посвятил изучению геологии, гидрологии, ботаники, много времени проводил в музеях и всячески стремился попасть в научную исследовательскую экспедицию. В 1862 - 1864 гг. он выезжает в Восточное Забайкалье в район Большого Хингана, с Амура поднимается вверх по Сунгари, а позже, в 1865 г. совершает поездку в Восточные Саяны. При посещении Большого Хингана и Восточных Саян он открывает существование молодого (четвертичного) вулканизма. В Саянах один из вулканов назван его именем.

Значительную известность П. А. Кропоткину принесли его исследования Северного Забайкалья. В 1866 г. несколько золотопромышленников, а именно: Ленское товарищество Баскина и Катышевцева, Прибрежно-Витимское - Базанова, Немчинова, Сибирякова и Трапезникова, снарядили при содействии отдела Русского Географического общества Витимо-Олёкминскую экспедицию во главе с П. А. Кропот-киным с целью отыскания скотопрогонного пути из района Читы на Олёкминские (Ленские) прииски. « Главная задача - отыскать путь, а удастся ли собрать научный материал или нет - это второстепенный вопрос», - писал Кропоткин в своём полевом дневнике. Научные задачи зоологического характера в экспедиции были поручены ещё более молодому, чем Кропоткин, исследователю, также не имеющему специального образования И. С. Полякову - сыну забайкальского казака с Аргуни, впоследствии ставшим профессором Петербургского университета. Описание маршрута и все другие наблюдения вел Кропоткин. Был в экспедиции и топограф.

Ранее предпринимались попытки исследовать намеченный скотопрогонный путь - с Читинской стороны выходили экспедиции в сторону Бодайбо, но в условиях труднопроходимой местности никто поставленной цели не достиг, все исследователи возвращались назад. Дальновидность и преимущества Петра Алексеевича Кропоткина заключалась в том, что он тщательно проанализировал все неудачные попытки предыдущих исследователей и решил начать свой маршрут со свежими силами и запасом продовольствия в обратном направлении, то есть начать выход экспедиции со стороны Бодайбо и двигаться в обжитые места - в Читу.

Для решения этой задачи Кропоткин из Иркутска выехал Якутским трактом до Качуга, далее сплавом по Лене до посёлка Крестовского, что ниже устья Витима, затем на лошадях в восточном направ-лении 250 верст до прииска Тихоно-Задонского (ныне п. Кропоткин) на ручье, впадающем в Жую, а она - в Чару. Указанный прииск был исходным пунктом скотопрогонного пути. Отряд экспедиции в составе 12 че-ловек и 52 закупленных якутских лошадей 3 июля 1866 г. вышел в намеченный путь.

«В устье речки Тсиниги переправились на левую сторону Витима и пошли к Муйской долине. 23 июля вышли на обширную равнину Муи. Роскошь ее поражала нас после сумрачных сцен горной страны.
При устье Муи жило несколько якутских и тунгусских семей. Мую покинули 31 июля и по долине Мудирикана, её правого притока, снова полезли в гору, далее спустились к вершине р.Бамбуйки и в районе зимовья Ую вышли к реке Ципе. Дальше путь пролегал вдоль правого притока реки Ципы Кудуру, через Ципинские горы, реку Талой к прииску Задорному в верхней части реки Усоя (приток Малого Амалата). Отсюда шли проторённой тропой до Читы.» В настоящее время в этом же примерно месте проло-жена автодорога Чита - Багдарин - Горячий ключ на Верхней Ципе. « В районе посёлка Багдарин на ручье Аунике, в то время, уже было 3 прииска - Серафимовский, Владимиро-Успенский и Бутуца. Промывка золота здесь продолжается и в наши дни. В Читу экспедиция прибыла 8 сентября. По предложенному пути удалось только дважды прогнать скот (гнал его Чистохин), третья попытка не удалась и в дальнейшем от этого варианта отказались.

В настоящее время по указанному маршруту, в северном направлении, проложена автодорога Таксимо-Бодайбо-Кропоткин, протяжённость этой дороги 365 км. В южном направлении от Таксимо в зимний период мы имеем возможность проехать на автомобилях повышенной проходимости до районного центра Баунтовского района посёлка Багдарино, а от Багдарино по грунтовой дороге на любом виде транспорта до Читы. Исходя из сказанного, сегодня мы спокойно можем преодолеть пройденный путь за четверо суток, а экспедиции потребовалось 68 дней упорного труда. По итогам экспедиции П. А. Кропоткин устанавливает, что пройденные им хребты имеют северо-восточное направление, а не меридиональное, как считалось ранее, даёт им названия (Делюн-Уранский, Северо-Муйский и Южно-Муйский) и межгорной котловине - Муйская. В целом он значительно расширяет познания в области орографии Азии. Опубли-кованный отчёт по результатам экспедиции составил 680 страниц, а всего, кстати, им опубликовано более 2000 работ на разных языках.

За указанные исследования П. А. Кропоткину Русским Географическим обществом была присуж-дена золотая медаль. Кроме этого, Кропоткин, как учёный, первый обосновал теорию материкового покровного оледенения северо-востока Сибири. Во всём этом сказались незаурядные способности его, как учёного, умеющего анализировать и обобщать наблюдаемые им природные явления и процессы. Он выступал за комплексные исследования, за связь их с социальными условиями жизни народа, указывал на возможность земледелия в малоосвоенных районах (например, в Муйской долине), отметив у бурят на зимниках огороженные и улучшенные луга, он дал им высокую оценку.Уже в те годы он отвергает невежественные рассуждения о неисчерпаемости природных ресурсов Сибири.

Хорошим дополнением к итогам экспедиции Кропоткина является отчёт И.С.Полякова. По маршруту от Иркутска до Читы он приводит перечень встреченных видов млекопитающих и птиц. « Вести наблюдения за дикими животными было сложно, - отмечает он, - из 5 десятков лошадей со звенящими колокольчиками часть падала от свалившихся вьюков, другая утопала в грязи, третьи шли в сторону, и всё это сопровождалось неистовым криком каюров. Всё живое шарахалось в сторону». По собранному гербарию им было описано два неизвестных науке вида растений. Иван Семёнович Поляков (1845 - 1887) уроженец станицы Ново-Цурухайтуевской на Аргуни. Неутомимый путешественник. Считалось даже, что именно его жизненные принципы учёного-подвижника, народного интеллигента, послужили И. С. Тургеневу при написании образа Базарова в произведении « Отцы и дети».

Вы ознакомились с информацией двадцатилетней давности. Сейчас вышла из печати новая книга под названием «Сто великих экспедиций». В эту сотню вошли практически все экспедиции, проведённые П. А. Кропоткиным, имеются весьма интересные данные, о которых мы раньше совершенно не знали. Давайте прочитаем!

Его ждала блестящая придворная или дипломатическая карьера, а он выбрал службу в Амурском казачьем войске и за пять лет проехал верхом и в повозке, проплыл на лодке и прошел пешком в общей сложности 70 тысяч км. В сущности это была одна экспедиция. Во время неё он стал первым иссле-дователем обширных регионов Восточной Сибири и Дальнего Востока, открыл группы недавно действовавших вулканов, чем опроверг господствовавшее мнение о непременной их связи с морскими побережьями; обнаружил закономерности в строении и расположении горных систем Восточной Сибири и следы великих оледенений в этих краях.

Он писал о своих впечатлениях: «Проезжая по бесконечным хлеборобным степям Тобольской губернии и с удивлением вглядываясь в окружающее, я задавал себе вопрос: отчего всем нам знакома только безотрадная Сибирь, с её дремучими тайгами, непроходимыми тундрами, дикою природой- мачехой….,а между тем всем нам так мало знакома та чудная Сибирь, эта благодатная страна, где природа-мать щедро вознаграждает их малейший труд, их малейшую заботливость?...Вот какою явилась мне эта страшная Сибирь: богатейшая страна с прекрасным незагнанным населением."

Сначала Пётр Кропоткин работал в Чите. Но ему не по нраву была такая жизнь. Когда пересе-ленцам на Амуре и войскам не стало хватать местных пищевых продуктов, Кропоткин охотно согласился сопровождать баржи с провизией, отправляемые из Сретенска по реке Шилке до Амура.

Характерный эпизод сплава. Когда в сумерках или в тумане с барж не видно было берега, солдат, сидящий у руля, говорил Кропоткину: Пристать пора…. Знать бы только, где селение…Петр Лексеич, будь так добр, полай маленько. И князь Кропоткин заливался лаем. Узнав откуда доносится ответный лай, кормчий поворачивал к берегу (Пётр Кропоткин научился виртуозно лаять, когда в Пажеском корпусе сидел за нарушения в карцере). Их караван попал в бурю, 44 баржи были разбиты и выброшены на берег. Сто тысяч пудов муки погибло в Амуре. Пришлось Кропоткину срочно отправляться к забайкальскому губернатору. Переселенцам на Амуре грозил голод. До конца навигации нужно было снарядить новые баржи.

На утлой лодчонке с гребцами Кропоткин плыл вверх по Амуру, когда их нагнал странный пароход, команда которого бегала по палубе, а кто-то прыгнул в воду. Кропоткин направил лодку к месту происшествия. В воде барахтался моряк средних лет, отбиваясь от спасателей: «Прочь, бесы окаянные!». С трудом его вытащили из воды и усмирили. Это был капитан корабля, у него началась белая горячка. «Меня просили принять командование пароходом, - вспоминал он, - и я согласился. Но скоро, к великому моему изумлению, я убедился, что мне делать почти нечего…, если не считать нескольких действительно ответственных минут…Всё обошлось как нельзя лучше». Команда знала свои обязанности хорошо. Благо-получно добрались до Хабаровска (Тогда его впервые осенила мысль о пользе анархии: каждый будет заниматься своим делом, лишь бы ему не мешали). Отдыхать было некогда. Дорог был каждый день: надвигались холода, заканчивалась навигация. Не успеют отправить новые баржи с провиантом - быть голоду на Амуре.

По горным тропам в сопровождении одного казака он двинулся вверх по долине Аргуни, сокращая путь. Только в полной темноте делали остановки. Продирались сквозь буреломы. На лошадях преодолевали горные реки. Спали у костра, закутавшись в шинели и одеяла. С рассветом седлали лошадей. Остановка. Выстрел в глухаря. Запеченная на углях птица, овёс лошадям и снова в путь. Совершенно измученный добрался он до посёлка Нары. Здесь встретил забайкальского губернатора. Начались сборы нового каравана барж. А Кропоткин поспешил далее, в Иркутск. Даже бывалых сибиряков удивила необычайная быстрота, с которой он преодолел огромное расстояние. Почти без просыпу он провалялся в постели больше недели, восстанавливая силы. И тут новое поручение: срочно выехать курьером в Петербург. Надо и там лично доложить о катастрофе. Ему поверят, и как очевидцу, и как безупречно честному человеку.

Наступила зима. Особенно опасны были переправы через могучие сибирские реки. Кропоткина это не остановило. Спал в пути. Пять тысяч вёрст преодолел за двадцать дней. В столице успел потанцевать на балу и через несколько дней опять в санях по зимнему тракту, навстречу солнечному восходу. Вернувшись в Иркутск, получил новое не менее трудное и опасное задание: под видом иркутского купца Петра Алексеева с товарищами обследовать северную часть Маньчжурии. Ни один европеец там не бывал, недавно посланный туда топограф Ваганов был убит. Разоблачить ряженного купца могли ещё на русской стороне, в казачьих станицах. Сюда уже дошёл слух о приезде важного начальника. В одной из чайных хозяйка спросила его: «Сказывали, какой -то князь Рапотский приехать должен из Иркутска. Ну да где ж им в такую погоду?». «Это верно, - степенно согласился Петр Алексеевич, - не для князя погода.»

Его сопровождали пятеро верховых казаков. Из всей группы только у одного бурята было огнестрельное ружьё. Он стрелял косуль. Они без особых трудностей перевалили горы Хингана. Кропот-кин стал первым европейцем, кому это удалось. Он писал:« Всякий путешественник легко представит себе мой восторг при виде этого географического открытия. Хинган доселе считали грозным горным хребтом». Китайский чиновник на границе Маньчжурии, когда Кропоткин показал ему своё красное удостоверение, взглянув на паспорт «купца Алексеева», сказал, что документ плохой и дальше путь закрыт. И тут Кропоткин проявил незаурядную смекалку: достал номер газеты «Московские ведомости» и, показав на государственный герб: «Вот мой настоящий паспорт!» Чиновник остолбенел. Отряд двинулся дальше.

Путешествие завершилось ещё одним географическим открытием: на западном склоне хребта Ильхури-Алинь он обнаружил вулканическую страну. Пётр Алексеевич доложил о результатах своих экспедиций на заседании Сибирского отделения Русского Географического общества. В Петербурге на общем собрании общества известный географ П. П. Семёнов (позже удостоенный добавления к своей фамилии Семёнов слова «Тянь-Шанский») назвал первую из этих экспедиций «замечательным географическим подвигом», а вторую ещё более важной для физической географии, чем Сунгарийская.

… Петербургская газета «Северная пчела» опубликовала заметку о водопадах на реке Оке, притоке Ангары, которые не уступают по размерам знаменитому Ниагарскому водопаду. Проверить это сообщение Русское Географическое общество поручило П. А. Кропоткину. Он прошёл по малоизученным районам Восточного Саяна 1300 км. Но водопады разочаровали: один высотой не более 20 метров, а другой и того меньше при небольшом водном потоке. Он продолжил маршрут. Наняв лошадей, отправился с казаком вверх по ущелью Джунбулак и обнаружил сравнительно недавно действовавший вулкан.

… В русских народных сказках Иван царевичу то и дело дают задания одно опаснее другого. Вот и князю Петру Кропоткину в конце концов предложили провести отчаянную экспедицию - по суше от Лен-ских золотых приисков до Читы. Никому ещё не удалось проложить этот путь через неведомые горы и долны. Сообщение велось по рекам, что многократно удлиняло расстояния. А по суше из Читы можно было бы гнать на прииски скот, перевозить грузы и почту. Золотые прииски расширялись; на них уже работали тысячи людей.

От Олёкминских приисков отряд Кропоткина отправился на юг, взяв провизии на три месяца. Про-водником согласился быть немолодой якут. «Он действительно выполнил этот удивительный подвиг, хотя в горах не было положительно никакой тропы», - писал Кропоткин, восхищаясь мужеством и сообра-зительностью местного жителя, для которого тайга - дом родной. Но разве не совершил подвиг молодой начальник отряда?

ын боярский Семен Ульянович Ремезов , картограф, историк и этнограф, по праву может считаться первым исследователем Зауралья. Разъезжая по поручению тобольских властей для сбора оброка по центральной части Западно-Сибирской равнины и некоторым другим районам восточного склона Урала, т. е. находясь, по его выражению, в «посылках», он создал схему изучения этих территорий, осуществленную позднее в расширенном виде при работе Академических отрядов Великой Северной экспедиции.

Сначала (с 1682 г. - первая «посылка») описание посещенных мест было для С. Ремезова делом второстепенным. Но с 1696 г., когда он в составе военного отряда провел полгода (апрель - сентябрь) в «безводной и малопроходной [труднопроходимой] каменной степи» за р. Ишимом, это занятие стало основным. Зимой 1696/97 г. с двумя помощниками он выполнил обследование бассейна Тобола (426 тыс. км²). Главную реку он нанес на чертеж от устья до вершины (1591 км), заснял ее крупные притоки (длиной от 600 до 1030 км) - Туру, Тавду, Исеть и ряд впадающих в них рек, включая Миасс и Пышму.

Картографическое изображение получили также р. Иртыш от впадения в Обь до устья р. Тары (около 1000 км) и три его притока, в том числе р. Ишим почти до истоков (длина 2450 км).

В 1701 г. Ремезов закончил составление «Чертежной книги Сибири» - сводки географических материалов XVII в., собранных многими русскими сведущими людьми, в том числе купцами и послами, непосредственно перед эпохой Петра I. «Чертежная книга» сыграла огромную роль не только в истории русской, но и всемирной картографии.

собое место в истории Русского государства и науки занимает эпоха Петра I - период преодоления экономической и культурной отсталости Руси. Царь отчетливо сознавал, что знание географии страны и сопредельных территорий обязательно для решения политических и экономических проблем. Одной из первоочередных мер он считал составление генеральных, т. е. общих карт. И выпускники созданных Петром Навигацкой школы и Морской академии начали первые инструментальные съемки России.По инициативе Петра I в России впервые стал применяться научно экспедиционный метод исследований.

Пионером съемочных работ в Сибири стал геодезист Петр Чичагов , закончивший в 1719 г. Морскую академию. Крупный (более 100 человек) военный отряд, возглавляемый капитаном Андреем Урезовым , от устья Иртыша на легких судах поднялся со съемкой до озера Зайсан (21 августа). По главной реке шли на веслах, бечевою или под парусом; на лодках на расстояние 100–150 км осмотрели 24 относительно крупных ее притока. У устья р. Убы, по А. Урезову, проходит западная граница Алтая - это соответствует и нашим представлениям. Затем отряд добрался до устья р. Каба (близ 86° в. д.) и 3 сентября вернулся к озеру, а 15 октября прибыл в Тобольск. Итогом работы П. Чичагова явилась первая карта р. Иртыша на протяжении более 2000 км и, следовательно, первая карта Западной Сибири, основанная на астрономических определениях.

В начале мая 1721 г. П. Чичагова вновь направили в Западную Сибирь для продолжения съемки бассейна р. Оби. Пока не установлено, имел ли он помощников и какова была численность его отряда. За три года - вплоть до 1724 г. - П. Чичагов описал течение главной реки приблизительно от 60° с. ш. до устья и ее притоки, в том числе справа Вах, Аган, Назым, Куноват, Полуй (на его карте - р. Обдорская), слева Васюган, Большой Юган и Большой Салым.

Из притоков Иртыша, не изученных в 1719 г., Ишим закартирован на 200 км от устья. Очень детально им обследована система Тобола. На юге Барабинской низменности П. Чичагов заснял множество озер и среди них Чаны (у 55° с. ш.) с солоноватой водой, а также многочисленные болота.

В 1727 г. он составил карту бассейна Оби, основанную на астрономических определениях 1302 пунктов; она включена в атлас И. К. Кирилова. Территория к северу от 62° с. ш., Дренируемая pp. Надымом, Пуром и Тазом, а также Обская и Тазовская губы изображены по расспросным данным - П. Чичагов в этих местах съемки не вел.

В 1725–1730 гг. он продолжил съемочные работы в бассейне верхней Оби, положив ее на карту на протяжении 1000 км. Таким образом общая длина заснятого им течения Оби составила 3000 км. Выше устья Чумыша, вытекающего из гор (Салаирский кряж), течение Оби, якобы берущей начало из Телецкого озера, нанесено, очевидно, по расспросам. В действительности из него вытекает р. Бия, правая составляющая Оби. Отсутствие на карте р. Катуни, левой составляющей, и колена Оби близ 52° с. ш. позволяет сделать вывод, что П. Чичагов не доходил до Телецкого озера. К югу от характерного колона Оби близ 54° с. ш. П. Чичагов показал Калмыцкую степь (Кулундинская степь и Приобское плато наших карт). Севернее р. Чумыша он закартировал многие правые притоки Оби, включая Иню, Томь, Чулым, Кеть и Тым.

В те же годы (1725–1730) П. Чичагов выполнил первую съемку бассейна Енисея: он заснял 2500 км течения главной реки от впадения р. Оя близ 53° с. ш. до устья. Верхний Енисей южнее 53° с. ш. (до 51°) он нанес но расспросным сведениям. Съемочные работы он продолжил на север и восток, впервые положив на карту 500 км побережья п-ова Таймыр до устья Пясины - ныне этот участок называется Берегом Петра Чичагова. Описью левых притоков Енисея, включая pp. Сым, Елогуй и Турухан, он завершил картографирование территории более 2 млн. км², составляющей часть Западно-Сибирской равнины, причем четко установил, что ее восточной границей служит Енисей, правобережье которого гористо. Правда, он ошибочно показал бифуркацию Таза и Елогуя - в действительности же истоки двух притоков этих рек находятся рядом.

П. Чичагов выполнил первые съемки Минусинской котловины, Восточного Саяна и Средне-Сибирского плоскогорья, нанеся на карту нижнее течение Абакана, левого притока Енисея, ряд его правых притоков, в том числе Ою, Тубу, Ману и Кан, а также Ангару (заснятую на 500 км выше устья) с Тасеевой и ее составляющими Чуной и Бирюсой. Более северные притоки были обследованы им лишь в низовьях - об этом красноречиво свидетельствует их конфигурация. У 68° с. ш. П. Чичагов верно показал Камень Норильский (плато Путорана), с которого берут начало pp. Пясина и Хатанга, а также ряд притоков Енисея; все они нанесены по расспросам. Карту бассейна Енисея, опирающуюся на 648 астрономических пунктов, П. Чичагов закончил в начале августа 1730 г. Она использовалась при составлении ряда генеральных карт России вплоть до 1745 г. (Атлас Российской империи). В 1735–1736 гг. П. Чичагов принимал участие в экспедиции И. К. Кирилова .

елое пятно в первой четверти XVIII в. представлял бассейн верхнего Енисея, считавшийся «спорными землями» между Россией и Китаем. Для составления карт этой горной страны, расположенной в самом центре Азии,Ныне это территория Тувинской АССР и Хубсугульского аймака МНР были направлены геодезисты Алексей Кушелев и Михаил Зиновьев , включенные в состав посольства в Китай русского дипломата Саввы Лукича Рагузинского-Владиславича. В 1727 г. геодезисты завершили съемочные работы: они положили на карту верхнее течение Енисея, образованного, по их данным, от слияния Бий-Хема (правая составляющая) и Ка-Хема (левая составляющая, названная ими «Шишкит»), впервые верно решив вопрос о его истоках.

Система Бий-Хема, прослеженного более чем на 400 км от истоков из озера,В действительности река берет начало в 30 км к северо-востоку с пика Топографов (3044 м) и проходит через озеро. изображена верно; засняты его крупные притоки Азас, протекающий через озеро Тот (Тоджа), и Хамсара. Истоки Ка-Хема правильно показаны западнее озера Косогол (Хубсугул), впервые довольно точно - с небольшим преувеличением - нанесенного на карту. Длина Ка-Хема до слияния с Бий-Хемом по их карте практически соответствует современным данным (563 км). В междуречье составляющих верхнего Енисея близ 52° с. ш. геодезисты проследили хребет, протягивающийся на 350 км в широтном направлении (хребет Академика Обручева). Из левых притоков верхнего Енисея они засняли Хемчик, Кантегир и Абакан, а из правых - Ою и Тубу. В результате работ А. Кушелева, М. Зиновьева и П. Чичагова на карту впервые был положен весь Енисей (около 4,1 тыс. км), от истоков до устья.

Рагузинский-Владиславич, готовивший договор с Китаем по русско-китайскому разграничению, направил в Забайкалье четырех геодезистов - Петра Скобельцына , Василия Шетилова , Ивана Свистунова и Дмитрия Баскакова (пока не установлено, какие части региона были засняты каждым из них). К 1727 г. они положили на карту среднюю и верхнюю Аргунь с притоками Газимур и Урюмкан, все течение Шилки и ее составляющих Онона и Ингоды. Из притоков Ингоды обследованы pp. Чита и Нерча. Таким образом геодезисты изучили, правда далеко не полностью, системы обеих составляющих Амура. Они засняли также бессточное озеро Тарей (Зун-Торей, у 50° с. ш. и 116° в. д.) с впадающей в него р. Улдзой. В 160 верстах к юго-западу от Тарея они нанесли озеро Далайнор и протекающую через него Керулен с притоком Хайлар.Очевидно, в период съемки водоносность Керулена была повышенной, благодаря чему и возник сток в Аргунь. Такие случаи отмечаются и в наше время. В верховьях, расположенных на территории КНР, Аргунь называется Хайлар; в дождливые годы река имеет связь с Далайнором, площадь которого в XX в. значительно увеличилась - почти до 1100 км². Из рек системы Селенги заснят Хилок (укороченный почти в два раза) с притоком Уда.

з «скасок» первых русских землепроходцев и данных археологических исследований XX в. можно заключить, что в середине XVII в. на территории Приамурья не существовало развитой земледельческо-скотоводческой оседлой культуры. Заселенность края была очень слабой: русские зверопромышленники и купцы, казаки и бродяги - одни в поисках пушнины, другие - свободы и покоя - направлялись туда на короткое или более длительное время, а единицы поселялись навсегда. Московские власти, обеспокоенные возможностью вторжения маньчжур, такие темпы заселения справедливо считали совершенно недостаточными. Для выявления новых «пашенных мест» и ускорения хозяйственного освоения края Москва направила в Нерчинск грамоту с указанием обследовать и детально описать долину Зеи и ее притока Селемджи.

Работа эта была поручена казачьему десятнику Игнатию Михайловичу Милованову , с 50-х гг. служившему в Забайкалье. Он отправился из Нерчинска в апреле 1681 г., осмотрел западную окраину Зейско-Буреинской равнины с лесостепными ландшафтами и рекомендовал эту целину, ныне иногда называемую «амурские прерии», под пашню. «А от Зеи и от Амура за лугами ниже Тома-реки [Томь] елани [целина] сильные, большие...».

И. Милованов обследовал также южную часть Амурско-Зейского плато, поросшего лиственничными и сосновыми лесами, березняком и кустарниковым дубом: «...а по Зее и Селинбе [Селемдже]... лесу много, по воде плавить [сплавлять] можно». В начале 1682 г. он закончил опись «Зейской землицы», составил ее чертеж и укрепил построенные ранее русскими остроги. У впадения Зеи в Амур - на Зейской стрелке - он выбрал место для закладки города. Однако лишь в 1856 г. здесь возник военный пост, ставший через два года городом Благовещенском - по заключении Айгуньского договора, послужившего толчком к массовому движению русских переселенцев в Приамурье.

Даниил Готлиб Мессершмидт , доктор медицины, уроженец города Данцига (Гданьска), в 1716 г. был приглашен в Россию Петром I для изучения «всех трех царств естества» Сибири. В 1720 г. он выехал в первую правительственную научную экспедицию «для изыскания всяких раритетов и аптекарских вещей: трав, цветов, корней и семян».

В марте 1721 г. из Тобольска он проехал на санях вверх по Иртышу до устья Тары и отметил, что вся пройденная местность - «сплошная равнина, покрытая лесом».Цитаты здесь и далее из работы Д. Мессершмидта «Научное путешествие по Сибири. 1720–1727». Части I–III и V, изданные в Берлине в 1962–1977 гг. на нем. яз. Он верно указал, что город Тара лежит на возвышенности - действительно, здесь находится несколько приподнятый северо-западный край Барабинской степи. Д. Мессершмидт пересек ее примерно по 56° с. ш. и, переправившись через Обь, добрался до Томска. Он охарактеризовал Барабу как большую равнину с маленькими озерами и болотами; близ Оби появились «небольшие холмы, которых ни в середине, ни в начале Барабы найти нельзя».

В июле на трех каюках Д. Мессершмидт поднялся по Томи, проследив почти все ее течение, причем в одном из береговых обнажений нашел скелет мамонта. Через Кузнецкий Алатау и северную часть Абаканского хребта на лошадях он достиг р. Абакана (сентябрь 1721 г.) и проехал в Красноярск (начало 1722 г.).

Итогом работ 1722 г. было первое исследование Кузнецкого Алатау и Минусинской котловины. Д. Мессершмидт описал ее как чистую степь, к югу и юго-западу холмистую, участками гористую, с большим количеством мелких озер, курганов и могильников. Он обнаружил там письменность хакасов VII–XVIII вв. и первый выполнил археологические раскопки ряда курганов края.

Летом 1723 г. Д. Мессершмидт сплыл по Енисею до Туруханска и поднялся по Нижней Тунгуске до ее верховьев (близ 58° с. ш.). Он описал пороги, быстрины (шиверы), отметил устья 56 притоков, определил географическую широту 40 пунктов и охарактеризовал берега реки на протяжении более 2700 км, выделив три участка.

На широтном отрезке до устья р. Илимпеи Нижняя Тунгуска течет среди скал, покрытых лесом (южное окончание плато Сыверма). На меридиональном отрезке (примерно до 60° с. ш.) оба берега сначала становятся плоскохолмистыми, а затем очень ровными - восточный край Центрально-тунгусского плато. В этом районе (близ 60°30" с. ш.) Д. Мессершмидт обнаружил пласты каменного угля. За 60° с. ш. и далее к югу местность вновь приобрела гористый характер - северное окончание Ангарского кряжа. Итак, маршрут по Нижней Тунгуске прошел по центральной части Среднесибирского плоскогорья, и, следовательно, Д. Мессершмидт стал его первым научным исследователем.

16 сентября Д. Мессершмидт пересел на подводы и через четыре дня достиг р. Лены у 108° в. д. Оттуда он поднялся на лодках к ее верховьям, ведя съемку, и зимним путем прибыл в Иркутск. Д. Мессершмидт убедился, что течение верхней Лены, показанное на карте Н. Витсена, совершенно не соответствует действительности. На левобережье реки он отметил наличие Березового хребта (представление об этой самой южной, как долгое время считалось, возвышенности Среднесибирского плоскогорья, играющей роль водораздела Ангары и Лены, просуществовало до 30-х гг. XX в.).

В марте 1724 г. Д. Мессершмидт по санному пути проехал берегом Байкала к устью Селенги. Он отметил, что река проходит через Байкальские горы (стык хребтов Хамар-Дабан и Улан-Бургасы), и до начала мая провел в Удинске (Улан-Удэ). Затем он пересек Забайкалье до Нерчинска примерно по 52° с. ш. со стоянками у небольших озер или в острогах. По пути он осмотрел рудники и источники, описал несколько видов животных, в том числе степного барана, а в берегах Ингоды первый в Сибири обнаружил раков, не известных жителям края.

Из Нерчинска в середине августа он направился на юго-восток к озеру Далайнор (Хулунчи) «по совершенно ровной степи, в которой... до самого горизонта не видно ни холмика, ни дерева, ни кустика». Он правильно отметил, что озеро вытянуто на юго-запад; берега его «повсюду... очень плоские и... болотистые... дно илистое, вода белая и содержит много извести...». У Далайнора переводчики и проводники сбежали от Мессершмидта; он заблудился, пришлось и поголодать. Определившись, он двинулся на северо-запад по голой холмистой степи, но был задержан монгольским отрядом. Через две недели его отпустили и по pp. Онону и Ингоде он достиг Читы, а в апреле 1725 г. вернулся в Иркутск.

Маршрут из Иркутска в Енисейск занял около трех недель: во время плавания по Ангаре Д. Мессершмидт заснял всю реку, определив длину ее в 2029 верст, т. е. завысил почти на четверть: истинная - 1779 км. Он описал все ее пороги, сравнительно легко им преодоленные (кроме Падуна), - вода в Ангаре в тот год была высокая.

В середине августа Д. Мессершмидт из Енисейска добрался до р. Кети и сплыл по ней до Оби. Спуск по Оби он использовал для съемки, фиксируя многочисленные излучины реки. В начале октября он достиг Сургута; наступившие морозы и ледостав вынудили его дожидаться целый месяц под открытым небом санной дороги. В ноябре по Оби он прибыл в Самаров (Ханты-Мансийск) на Иртыше близ его устья. По поручению Д. Мессершмидта пленный шведский офицер Филипп Юхан Табберт (Страленберг) выполнил опись Оби между устьями Томи и Кети, и таким образом длина заснятого ими течения реки составила более 1300 км. Ф. Табберт принимал участие в археологических раскопках в Минусинской котловине и заснял Енисей на отрезке Красноярск - Енисейск. Но главная его работа - составление карты Сибири, основанной главным образом на расспросных данных.

В марте 1727 г. Д. Мессершмидт вернулся в Петербург, закончив семилетнее путешествие, положившее начало планомерному изучению Сибири, он проявил исключительное трудолюбие: путешествуя большей частью один, он собрал крупные ботанико-зоологические, минералогические, этнографические и археологические коллекции (большая их часть погибла во время пожара в здании Академии наук в 1747 г.). В Сибири он первый обнаружил вечную мерзлоту - очень крупное географическое открытие. По данным своих съемок, он установил, что изображения Оби, Ангары, Нижней Тунгуски на прежних картах были далеки от действительности. Результатом путешествия было десятитомное «Обозрение Сибири, или Три таблицы простых царств природы» - латинская рукопись, которая хранится в Академии наук. Хотя это «Обозрение...» не переводилось и не издавалось на русском языке, оно использовалось многими русскими исследователями Сибири разных специальностей.

огда Петр I узнал, что «морской ход» между Охотском и Камчаткой налажен , он решил организовать экспедицию для поисков «соседнего» с полуостровом побережья Северной Америки. Ошибочное представление царя об их близости, очевидно, можно объяснить тем, что он познакомился с картой М. Фриза, открывшего «Землю Компании» (о. Уруп Курильской гряды), принятую им за западный выступ Северо-Американского континента.

В 1719 г. Петр I приказал, чтобы геодезисты Иван Михайлович Евреинов и Федор Федорович Лужин , обучавшиеся в Морской академии, досрочно сдали экзамены за полный курс обучения, и послал их во главе отряда из 20 человек на Дальний Восток с секретным заданием «...до Камчатки и далее, куда вам указано, и описать тамошние места, где сошлася ли Америка с Азией...». Пересекая Сибирь по маршруту длиной около 6 тыс. км, геодезисты выполнили измерения расстояний и определили координаты 33 пунктов.

В Охотске летом 1720 г. к ним присоединился кормщик Кондратий Мошков . В сентябре 1720 г. они на лодии перешли к Камчатке в устье Ичи, а оттуда на юг, к р. Колпаковой, где перезимовали. В мае–июне 1721 г. из Большерецка они плавали на юго-запад и впервые достигли центральной группы Курильских о-вов до Симушира включительно. И. Евреинов и Ф. Лужин нанесли на карту 14 островов, но непрерывного побережья континента не обнаружили. Продолжать работу на север, а также «ост и вест», как того требовала инструкция Петра I, они не смогли: их судно сильно повредила буря. Поэтому они вынуждены были вернуться в Сибирь. Оттуда И. Евреинов отправился в Казань, где в конце 1722 г. представил Петру I отчет и карту Сибири, Камчатки и Курильских о-вов. Это была вторая карта Сибири, базирующаяся на точных - по тому времени - измерениях.

очти перед самой смертью, в конце 1724 г., Петр I вспомнил «...то, о чем мыслил давно и что другие дела предпринять мешали, то есть о дороге через Ледовитое море в Китай и Индию... Не будем ли мы в исследованиях такого пути счастливее голландцев и англичан?...». Подчеркнем - именно «исследованиях», а не «отыскании», т. е. открытии: на географических чертежах начала XVIII в. Чукотка показывалась как полуостров. Следовательно, Пётр I и его советники знали о существовании пролива между Азией и Америкой. Немедленно он составил приказ об экспедиции, начальником которой был назначен капитан 1-го ранга, позднее - капитан-командор, Витус Йонссен (он же Иван Иванович) Беринг , выходец из Дании, сорока четырех лет, уже двадцать один год состоявший на русской службе. По секретной инструкции, написанной самим Петром I, Беринг Должен был «...на Камчатке или в другом... месте сделать один или два бота с палубами»; на этих ботах плыть «возле земли, которая идет на норд [север]... искать, где оная сошлась с Америкой... и самим побывать на берегу... и, поставя на карту, приезжать сюда».

Какую землю, простирающуюся на север, имел в виду Петр I? По Б. П. Полевому, в распоряжении царя была карта «Камчадалии», составленная в 1722 г. нюрнбергским картографом И. Б. Гоманом (правильнее Хоманом ). На ней близ побережья Камчатки нанесен большой массив суши, протягивающийся в северо-западном направлении. Об этой мифической «Земле Жуана-да-Гамы» и писал Петр I.

Первая Камчатская экспедиция вначале насчитывала 34 человека.Количество участников, включая солдат, мастеровых и работных людей, достигало временами почти 400 человек. Из Петербурга, отправившись в дорогу 24 января 1725 г., - через Сибирь - они два года шли до Охотска на лошадях, пешком, на судах но рекам. Последнюю часть пути (более 500 км) - от устья Юдомы до Охотска - наиболее громоздкие вещи везли на нартах, запряженных людьми. Морозы были жестокие, запасы провизии истощались. Команда мерзла, голодала; люди ели падаль, грызли кожаные вещи. 15 человек умерли в пути, многие дезертировали.

Биографический указатель

Беринг, Витус Йохансен

Русский мореплаватель голландского происхождения, капитан-командор, исследователь северо-восточного побережья Азии, Камчатки, морей и земель северной части Тихого ок., северо-западных берегов Америки, руководитель 1-й (1725–1730 гг.) и 2-й (1733–1743 гг.) Камчатских экспедиций.

В Охотск передовой отряд во главе с В. Берингом прибыл 1 октября 1726 г. Лишь 6 января 1727 г. туда добралась последняя группа лейтенанта Мартына Петровича Шпанберга , выходца из Дании; она пострадала больше других. В Охотске экспедиции разместиться было негде - пришлось строить избы и сараи, чтобы дотянуть до конца зимы.

Во время многотысячеверстного пути через пространства России лейтенант Алексей Ильич Чириков определил 28 астрономических пунктов, что позволило впервые выявить истинную широтную протяженность Сибири, а следовательно, и северной части Евразии.

В начале сентября 1727 г. на двух небольших судах экспедиция перешла в Большерецк. Оттуда значительную часть груза до начала зимы переправили в Нижнеколымск на ботах (лодках) по pp. Быстрой и Камчатке, а зимой остальное перебросили на собачьих упряжках. Собак отнимали у камчадалов, и многие из них были разорены и обречены на голод.

В Нижнекамчатске к лету 1728 г. закончили постройку бота «Св. Гавриил», на котором 14 июля экспедиция вышла в море. Вместо того, чтобы пройти от Камчатки на юг (это направление в инструкции стояло первым) или на восток, В. Беринг направил судно на север вдоль побережья полуострова (неверно - он сам вскоре признал это - поняв мысль Петра), а затем на северо-восток вдоль материка. В результате заснято более 600 км северной половины восточного берега полуострова, выявлены п-ова Камчатский и Озерной, а также Карагинский залив с одноименным островом (на карте экспедиции эти объекты не названы, а их очертания сильно искажены). Моряки положили на карту также 2500 км береговой линии Северо-Восточной Азии. Вдоль большей части побережья они отметили высокие горы, и летом покрытые снегом, подступающие во многих местах прямо к морю и возвышающиеся над ним подобно стене.

У южного берега Чукотского п-ова 31 июля - 10 августа они открыли залив Креста (вторично - после К. Иванова), бухту Провидения и о. Св. Лаврентии. В. Беринг не стал высаживаться на острове и не подошел к чукотскому побережью, а двинулся к северо-востоку.

Погода стояла ветреная и туманная. Землю на западе моряки усмотрели лишь днем 12 августа. Вечером следующего дня, когда судно находилось у 65°30" с. ш., т. е. южнее широты мыса Дежнева (66°05"), В. Беринг, не видя ни американского берега, ни поворота на запад чукотского, вызвал к себе в каюту А. Чирикова и М. Шпанберга. Он приказал им письменно изложить свое мнение о том, можно ли считать доказанным наличие пролива между Азией и Америкой, следует ли двигаться далее к северу и как далеко.

А. Чириков считал, что нельзя достоверно знать, разделяются ли морем Азия от Америки, если не дойти до устья Колымы или до льдов «...что в Северном море всегда ходят». Он советовал идти «подле земли... до мест, показанных в указе» Петра I.Л. Чириков имел в виду ту часть инструкции, где предписывалось пройти до владений европейских государств. Если же берег будет простираться к северу или начнутся противные ветры, то 25 августа искать место лучше всего «против Чукотского Носу, на земле... [где] имеется лес». Иными словами, Чириков советовал двигаться непременно вдоль побережья, если не помешают льды или оно не повернет к западу, а место для зимовки подыскать на американском берегу, т. е. на Аляске, где, по показаниям чукчей, есть лес и, следовательно, можно заготовить дрова на зиму.

М. Шпанберг предложил из-за позднего времени идти на север до 16 августа, а затем повернуть обратно и зимовать на Камчатке. Беринг решил двигаться далее к северу. Днем 14 августа, когда ненадолго прояснилось, моряки усмотрели на юге землю, очевидно, о. Ратманова, а чуть позже почти на западе - высокие горы (скорее всего мыс Дежнева). 16 августа экспедиция достигла широты 67°18", а по расчетам А. А. Сопоцко , - 67°24" с. ш. Иными словами, моряки прошли пролив и находились уже в Чукотском море. В Беринговом проливе и (ранее) в Анадырском заливе они выполнили первые измерения глубин - всего 26 промеров. Затем Беринг повернул назад, проявив разумную предусмотрительность. Он официально мотивировал свое решение тем, что сделано все, полагающееся по инструкции, берег далее к северу не простирается, а «к Чукотскому, или Восточному, углу [мысу] земли никакой не подошло». Обратный путь отнял только две недели; по дороге экспедиция открыла в проливе один из островов Диомида.

Еще одну зиму провел Беринг в Нижнекамчатске. Летом 1729 г. он сделал слабую попытку достичь американского берега, но 8 июня, через три дня после выхода в море, пройдя в общем на восток чуть больше 200 км, из-за сильного ветра и тумана приказал вернуться. Вскоре, правда, установилась ясная погода, но капитан-командор не изменил своего решения, обогнул с юга Камчатку и 24 июля прибыл в Охотск.Летом 1977 г. по маршрутам В. Беринга прошли яхты «Родина» и «Россия». Во время этого плавания экспедиция описала южную половину восточного и небольшую часть западного берега полуострова на протяжении более 1000 км между устьями Камчатки и Большой, выявив Камчатский залив и Авачинскую губу. С учетом работ 1728 г. съемка впервые охватила свыше 3,5 тыс. км западного побережья моря, позднее названного Беринговым.

Через семь месяцев Беринг прибыл в Петербург после пятилетнего отсутствия. Он не разрешил основной задачи, но все же завершил открытие северо-восточного побережья Азии. Итоговую карту плавания он составил вместе с А. Чириковым и мичманом Петром Авраамовичем Чаплиным . Эта карта, высоко оцененная таким специалистом, как Д. Кук, значительно превосходила своих предшественниц по точности и достоверности изображения побережья в тех случаях, когда судно двигалось близ берега. Конечно, карта имела ряд погрешностей. Камчатка, например, сильно укорочена, очень мал Анадырский залив, неверны очертания Чукотского п-ова. Она «не просто оказала влияние на европейскую картографию, а стала прочной основой изображения северо-востока Азии на всех... западноевропейских картах» (Е. Г. Кушнарев).

Судовой журнал, который вели А. Чириков и П. Чаплин («Юрнал бытности в Камчатской экспедиции»), представляет собой важный первоисточник по истории первой в России морской научной экспедиции.

о решению Сената для «призыва в подданство» коряков и чукчей, обследования и присоединения к русским владениям новых земель в Тихом океане в июне 1727 г. из Петербурга направилась экспедиция, возглавляемая якутским казачьим головой (полковником) Афанасием Федотовичем Шестаковым . В Тобольске к нему примкнули геодезист Михаил Спиридонович Гвоздев , подштурман Иван Федоров и капитан Дмитрий Иванович Павлуцкий с отрядом в 400 казаков. Экспедиция прибыла в Охотский острог в 1729 г. Оттуда осенью того же года Шестаков морем перешел в Тауйскую губу и во главе крупной партии (более 100 человек, включая лишь 18 служивых) в конце ноября выступил на северо-восток. Он двигался по южным склонам Колымского нагорья, собирая ясак с еще не попавших под «царскую руку» коряков, и по старой «традиции» брал аманатов. В пути он узнал, что незадолго до прихода русских на жителей, теперь уже подданных русского государя, напали «немирные» чукчи. Шестаков поспешил в погоню и недалеко от устья Пенжины погиб в бою 14 мая 1730 г. По неизведанным местам он прошел более 1000 км.

Участник Великой Северной экспедиции переводчик Яков Иванович Линденау в 1742 г. составил карту Северо-Востока Азии и Камчатки. На пой но материалам А. Шестакова, ясачного сборщика А. Пежемского, работавшего но поручению Я. Линденау, и собственным данным между Охотским острогом и вершиной Пенжинской губы, т. е. на протяжении более 2000 км он нанес п-ов Тайгонос, и около 30 коротких рек, впадающих в Охотское море, а также в р. Пенжину. Отчетливо показан водораздел между ними и бассейном Колымы - Колымское нагорье и горы к юго-западу, расположенные в верховьях Колымы.

Преемником А. Шестакова стал Д. Павлуцкий, совершивший в 1731–1746 гг. во главе военного отряда три похода но Чукотскому нагорью и побережью Северного Ледовитого и Тихого океанов. Первый поход (март–октябрь 1731 г.): из Нижнеколымска через верховья притоков Большого Анюя и Анадыря Д. Павлуцкий прибыл в Анадырский острог. Его отряд численностью 435 человек, включая 215 служивых, прошел оттуда на северо-восток к устью Белой, левому притоку Анадыря. По ее долине Павлуцкий поднялся к истокам (двигались очень медленно - не более 10 км в день) и, перевалив в бассейн порожистой Амгуэмы, в начале мая вышел к побережью Чукотского моря близ 178° з. д. Он планировал обойти весь Чукотский п-ов и повернул на восток вдоль берега. Вскоре он обнаружил небольшую бухту, которую пришлось обходить почему-то ночью, а затем другую, значительно крупнее, с обрывистыми берегами (Колючинская губа) - ее пересекли по льду.

Маршрут по побережью продолжался до начала июня, возможно, до окрестностей мыса Дежнева. К этому времени относится и первое столкновение с крупным отрядом чукчей, проигравших бой и понесших большие потери.

Д. Павлуцкий оставил морской берег и в течение трех недель шел на юго-запад по безлюдной и безлесной гористой местности. 30 июня неожиданно появился новый, более крупный отряд чукчей. В завязавшемся сражении, потеряв многих воинов, чукчи отступили. От пленных Д. Павлуцкий узнал о местонахождении очень большого стада оленей и захватил до 40 тыс. голов. Без «приключений» он добрался к Анадырскому заливу примерно у 175° з. д. и повернул на запад. Близ гористого мыса в середине июля на русских вновь напали чукчи и снова потерпели поражение.

Отряд Д. Павлуцкого обогнул залив Креста и по северной окраине Анадырской низменности вернулся в Анадырский острог 21 октября, выполнив первое обследование внутренних районов Чукотского п-ова (площадь около 80 тыс. км²). По возвращении капитан направил тобольскому начальству рапорт, в котором дал весьма нелестную характеристику осмотренной территории: «Чухотия [Чукотский п-ов]... пустая земля; нет ни лесов, ни других угодий, рыбных и звериных промыслов никаких, а довольно [много] каменных гор [Чукотское нагорье] и шерлобов [скал, утесов] да воды, а больше... ничего не имеется...».Цитаты по статье А. Сгибнева «Экспедиция Шестакова» (Морской сборник, г. 100. .№ 2, февраль. Сбп., 1869). Очень уважительно он отозвался о своем противнике: «Чукчи народ сильный, рослый, смелый... крепкого сложения, рассудительный, справедливый, воинственный, любящий свободу и не терпящий обмана, мстительный, а во время войны, будучи в опасном положении, себя убивают».

После длительного перерыва, летом 1744 г., Д. Павлуцкий совершил второй поход по Чукотке для усмирения чукчей: из Анадырского острога во главе отряда он проследовал через вершину залива Креста на восток - к Мечигменскому заливу, а затем «вокруг» Чукотского п-ова, т. е. по побережью, к Колючинской губе. Домой вернулись старым (1731) путем. Во время походов 1731 и 1744 гг. его отряд впервые выполнил четырехкратное пересечение Чукотского нагорья.

В 1746 г. Д. Павлуцкий совершил третий поход: он поднялся к истокам Анадыря, перевалил горы (Илирнейский кряж наших карт) и по одной из речек вышел к Чаунской губе. По ее восточному берегу отряд проследовал к Шелагскому мысу: оттуда удалось усмотреть остров (Айон), лежащий у входа в губу. По побережью океана Д. Павлуцкий прошел на восток на некоторое расстояние и повернул назад.

Во всех трех походах принимал участие подпрапорщик Тимофей Перевалов , выполнивший с некоторыми перерывами съемку побережья Чукотского п-ова, берегов Чукотского и Восточно-Сибирского морей на протяжении более 1500 км. Он впервые положил на карту Мечигменский залив (губа Теняха), Колючинскую губу (Анахыя), несколько небольших лагун и Чаунскую губу с о. Айон. Существует, правда, мнение, что губа Теняха - это менее крупный залив Лаврентия, расположенный чуть севернее.

На составленном Т. Переваловым чертеже отчетливо вырисовывается гористый полуостров, заканчивающийся Шелагским мысом Он заполнил горами внутренние районы Чукотки (Чукотское нагорье) и показал р. Анадырь с несколькими левыми притоками, а также много коротких рек бассейнов Тихого и Северного Ледовитого океанов - из наиболее крупных отметим pp. Амгуэму и Паляваам.

Гвоздев и Федоров - первооткрыватели Северо-Западной Америки

Е

ще в 1730 г. Д. Павлуцкий послал из Охотска два судна обложить ясаком жителей «Большой Земли», расположенной, как предполагали, к востоку от устья Анадыря. Одно судно разбилось у берегов Камчатки. После двух зимовок на полуострове (в Большерецке и Нижнекамчатске) экспедиция на уцелевшем боте «Св. Гавриил» (на нем в 1728 г плавал В. Беринг) 23 июля 1732 г. отправилась на обследование «Большой Земли». Руководил походом геодезист М. Гвоздев,Долгое время считалось, что И. Федоров и М. Гвоздев имели на борту равные нрава. Это как будто подтверждали и факты - рапорты самого М. Гвоздева. Но в 1980 г. Л. А. Гольденберг обнаружил ордер Д. Павлуцкого от 11 февраля 1732 г., по которому единоличным руководителем плавания назначался М. Гвоздев. штурманом был тяжело больной цингой И. Федоров, перенесенный на корабль «против воли». На борту бота находились 39 человек, в том числе мореход К. Мошков, участник плавания И. Евреинова и Ф. Лужина.

15 августа бот вошел в Берингов пролив. Гвоздев высаживался на азиатском берегу пролива и на о-вах Диомида, завершив их открытие. 21 августа «Св. Гавриил» с попутным ветром подошел к «Большой Земле» -мысу Принца Уэльского, северо-западной оконечности Америки. На побережье моряки видели жилые юрты. О дальнейшем маршруте экспедиции имеются разноречивые сведения.Лагбух, т. о. журнал плавания, и рапорты М. Гвоздева, поданные Д. Павлуцкому по возвращении, не сохранились. Ряд исследователей, ссылаясь на более поздний - от 1 сентября 1743 г.- рапорт М. Гвоздева (И. Федоров умер в феврале 1733 г.), полагают, что 22 августа 1732 г., взяв курс строго на юг от мыса Принца Уэльского, на обратном пути у 65° с. ш. и 168° з. д. «Св. Гавриил» обнаружил маленький клочок суши - о. Кинг (название дано впоследствии Д. Куком), но из-за сильного волнения пристать к берегу не удалось. На Камчатку бот прибыл 28 сентября 1732 г.

Однако показания участника плавания казака Ивана Скурихина, записанные, правда, спустя 10 лет после завершения экспедиции, находятся в явном противоречии с вышеприведенной версией. По И. Скурихину, от мыса Принца Уэльского «Св. Гавриил» двигался «подле ту землю [вдоль берега] в левую сторону [на юго-восток]... дней пять, однако ж конца той земли и усмотреть [мы] не могли...». Он сообщил также о лесистых берегах новооткрытой страны - «лес на той земле великой: лиственничник, ельник и топольник, и оленей много» - побережье Берингова пролива безлесно, деревья растут по берегам залива Нортон. Таким образом напрашивается вывод: экспедиция обогнула с юго-запада п-ов Сьюард и вошла в залив Нортон, а уже оттуда двинулась на Камчатку.

Итак, завершили открытие пролива между Азией и Америкой, начатое Поповым и Дежневым, не В. Беринг, чьим именем назван этот пролив, а Гвоздев и Федоров: они осмотрели оба берега пролива, острова, расположенные в нем, и собрали все материалы нужные для того, чтобы положить пролив на карту.

Веб-дизайн © Андрей Ансимов, 2008 - 2014 год