Значение сулейман стальский в литературной энциклопедии. Значение сулейман стальский в литературной энциклопедии Притча о том, как Сулейман сочинил стихотворение на крыше сакли

Р. Фатуев

Сулейман Стальский (1868-1937) - замечательный народный поэт Дагестана. По национальности лезгин. Р. в ауле Ашага-Сталь (отсюда Стальский, по-лезгински Stal Sulejman), Касумкентского района, ДАССР, в бедной крестьянской семье. Рано лишившись родителей, С. с 13 лет работал по найму: батраком у помещиков, рабочим на бакинских нефтяных промыслах, землекопом на строительстве моста через Аму-Дарью. Впервые выступил в 1905-1909, вызвав на соревнование народных бродячих певцов (ашугов). С. стихи свои слагал устно.

Из дореволюционных произведений С. наиболее известны: «Муллы», «Судьи», «Старшине». В этих произведениях С. выступал как разоблачитель горской знати и ставленников русского самодержавия - царских чиновников. Органически связанный с лезгинской беднотой, С. являлся выразителем ее дум и настроений, ее ревностным защитником. В период жесточайшего колониального угнетения горского крестьянства, эксплоатации его местными феодалами и мусульманским духовенством песни С. сыграли большую революционную роль, - они будили сознание трудящихся масс, призывали к борьбе с властью помещиков.

Великую Октябрьскую социалистическую революцию С. принял как желанное осуществление своей мечты, - он приветствовал ее новыми, радостными стихами. Особенно широкую популярность приобрели его стихи-песни: «Погибни, старый мир», «Рабочий», «Двадцать первое января», «После смерти Ленина».

На первом съезде писателей Дагестана С. был избран делегатом на Всесоюзный съезд советских писателей. На этом съезде А. М. Горький назвал Стальского Гомером XX в. С этого времени (1934) творческая активность С. еще более повысилась. Он создал ряд новых произведений на самые разнообразные темы: о социалистической перестройке лезгинского аула, о новых формах труда, о великих победах, достижениях на фронте социалистического строительства, о любви к родине, о Красной армии, о партии большевиков, о Сталинской Конституции. Особенно замечательны: цикл песен С. о величайшем вожде пролетарской революции - товарище Сталине, песни о Кирове, Серго Орджоникидзе, о советской героике. Отличительная черта этих произведений - глубокая искренность, эмоциональная насыщенность. Его песни приобретают огромное организующее политическое значение. С. создал также ряд крупных произведений. Первое из них - поэма «Дагестан». Поэма охватывает три периода истории Дагестана: годы борьбы дагестанских горцев с русским самодержавием за свою независимость, годы колониального угнетения и, наконец, период гражданской войны и социалистического расцвета ДАССР. Поэма С. была создана к 15-летию советизации Дагестана. Второе крупное его произведение - «Поэма о Серго Орджоникидзе, любимом сподвижнике и друге великого Сталина». Эта поэма построена как сказание о герое-богатыре. Ритмическое строение поэмы, с умелым использованием рефрена, приближает ее к лучшим образцам старинных горских эпических песен. Рефрен в поэме использован не только как внешний прием, но и как смысловое завершение каждой строфы. Поэма богата метафорами, сравнениями и образами. Она была создана к 50-летнему юбилею Серго Орджоникидзе. Третья поэма - «Думы о родине», являющая образец подлинного советского патриотизма, посвящена 20-летию Октября; она содержит более пятисот стихотворных строк.

С. обогатил поэтический словарь лезгинской поэзии, его поэтические выражения вошли в разговорный язык лезгин, сделались народными поговорками. Излюбленная форма стиха у С. - обычные ашугские рубаи: три строки рифмованные, одна свободная (в различных комбинациях).

До революции С. гневно бичевал угнетателей народа, он был поэтом народного горя. Великий Октябрь сделал его поэтом народной радости. До последних дней своей жизни поэт зорко следил за событиями нашей действительности, за нашими достижениями и незамедлительно откликался на них подлинно-народными вдохновенно-чуткими песнями. Еще за несколько дней до смерти С. написал стихотворение, посвященное выборам в Верховный Совет. В нем он призывал трудящихся Дагестана подавать свои голоса за вождя народов - товарища Сталина.

С. был выставлен кандидатом в депутаты в Верховный Совет трудящимися Касумкентского и Дербентского районов Дагестана. Поэзия для С. не являлась профессией - он был членом Ашага-Стальского колхоза им. тов. Кирова до самой своей смерти и занимался сельским хозяйством. В 1934 ЦИК ДАССР присвоил С. звание народного поэта Дагестана. На X Вседагестанском съезде Советов он был избран в члены ДагЦИКа. В 1936 ЦИК СССР наградил С. орденом Ленина. Стихи С. переведены на многие языки народов Советского Союза. Переводы на русский язык печатались гл. обр. в «Правде» и «Известиях». Ряд стихотворений С. переложен на музыку.

Список литературы

I. На лезгинск. яз.: Лезгинские поэты, Центр. изд. народов СССР, М., 1927

Сборн. лезгинской литературы, Махач-Кала, 1934

Избр. стихи, Махач-Кала, 1934. Пер. на русск. яз.: Дагестанская антология, М. - Л., 1934

Стихи и песни, М., 1936

Шаири, Пятигорск, 1936

Поэма о Серго Орджоникидзе, Пятигорск, 1936

Рассказ о себе, «Правда», 1936, 20/IV, № 110

Сыну (отрывок из посмертной поэмы о Сталине), «Правда», 1937, 5/XII, № 334

Избранные песни и стихи, перевод с лезгинского под редакцией Эффенди Капиева, вступ. очерк П. Павленко, изд. «Советский писатель», (М.), 1938.

II. Эффенди Капиев, Дагестанская антология, М. - Л., 1934

Его же, Сулейман Стальский, предисловие к кн. «Стихи и песни Стальского», М., 1936

Его же, У Сулеймана Стальского, «Комсомольская правда», 1937, 20/IV, № 90

Фатуев Р., Певцы страны гор, «Литературная газета», 1934, № 26

Его же, Великий ашуг, «Литературная газета», 1936, 15/Х, № 58

Его же, Сулейман Стальский, «Литературная газета», 1936, 5/II, № 7

Его же, Поэма о Серго Орджоникидзе, «Литературная газета», 1936, 15/XI, № 64

Его же, Литература народов Дагестана, «Литературный критик», М., 1936, № 11

Луговской Вл., Сулейман Стальский, «Литературный критик», М., 1936, № 12

Его же, Сулейман Стальский, «Литературная газета», 1937, 30/IX, № 53

Трегуб С., Гомер XX века, «Комсомольская правда», М., 1936, 27/VII, № 172

Наш Сулейман, передовая статья «Дагестанской правды», Махач-Кала, 1936, № 92.

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://feb-web.ru

Рассказ о себе

Мать была беременна мной, когда отец ни с того ни с сего выгнал ее и женился на другой. Я родился у дяди, в хлеву. Оскорбленные поступком отца, мои родственники выместили это на мне: не дав мне даже испробовать материнского молока, они завернули меня в драную рогожу и подкинули к отцовским воротам. Так с обиды и началась моя жизнь.
Соседка, у которой в ту пору родился мертвый ребенок, из жалости кормила меня грудью, обзывая щенком. До семи лет я оставался у нее. Потом отец однажды увидел: взрослый мальчик в соседском дворе. «Ба, да это же мой сын!» - и взял в свою саклю.
Сакля была полна детей, нелюдимая мачеха прятала от меня кукурузные лепешки, я рос, как и родился, в хлеву, рядом с буйволом. Не помню ничего об этой поре, кроме навозного запаха. Потом заболел отец, сошел с ума. Целыми днями он собирал по улицам камни и прятал от людей, называя это богатством... Внезапно поседел, глаза пожелтели. Умер отец, оставив на руках у матери шестерых детей и разбросанные по двору кучи речного булыжника...
Не могу назвать ни одной точной даты. То были не такие времена. По всей округе у нас только два человека знали грамоту, да и то начальник почты и старшина. Я был, вероятно, тринадцатилетним мальчиком, когда ушел из своего аула. В Дербенте меня «призрел» богатый человек. Я ухаживал за его трехверстными виноградниками, сторожил конюшни, рубил дрова, чистил двор. Четыре года батрачил я у этого человека, ни зимы, ни лета не замечая. А когда уволился, оказалось, что снова некуда себя деть, и карманы мои по-прежнему пусты.
Тогда я вернулся в свой аул. Но в Ашага-Стале всегда батраков было больше, чем надо, и долгое время мне пришлось перебиваться поденной работой у соседей. Я был молод. Это очень унизительно, друзья, просить поденной работы у соседей. Люди рассказывали, будто неподалеку, в Гандже, англичане арендуют у царя землю, где добывают какие-то корни. Там нужны рабочие. И вот вместе с другими я вскоре уехал в Ганджу.
Два года работал я на плантациях, жил впроголодь, болел малярией и, наконец, не выдержав, сбежал. Это была настоящая ловушка. Я не только ничего не накопил, но еще задолжал в харчевне, где кормили нас коровьими кишками. Из Ганджи - я и сам не помню как - добрался до Самарканда. Там я устроился чернорабочим в депо и работал несколько лет подряд. Затем около года работал на постройке железной дороги и больше года на постройке моста через Сыр-Дарью.
Очень много видел и узнал я в те годы. Я узнал, что везде и всюду было одинаково трудно рабочему человеку, что уйти от самого себя невозможно, что бедные люди и на Сыр-Дарье и в Ашага-Стале одинаково несчастны. Тогда потянуло домой... Но денег оставалось мало.
Я застрял в Баку и с трудом устроился на нефтяных промыслах. Проработал там около двух лет. Жил я очень скромно. И когда с грехом пополам накопилась у меня некоторая сумма денег, оказалось, я уже тридцатилетний мужчина, у меня борода, и я уже старею. Надо обзаводиться семьей. Это было очень трудное дело. Но мне повезло впервые в жизни. В ауле я нашел круглую сироту - дочь бедняка-объездчика. Нас повенчали, и я навсегда поселился в ауле.
Своими руками, вместе с женой, мы построили маленькую саклю. Недоедали, недосыпали, завели огород. Огород охраняла жена, а я в это время жал у людей пшеницу.
Однажды я возвращался домой к обеду. На одной из улиц я заметил, что собралось множество народу, и удивился: «Что же случилось?» Посреди улицы сидели бродячие ашуги (народные певцы) с бубнами в руках и пели песни о соловье, тоскующем по солнцу. Ашугам бросали в подол серебро и медь. Постоял я с народом, послушал: «Черт возьми, ведь это же все давно лежит у меня на душе! Постойте-ка, постойте!»
- Ведь это мои слова! - крикнул я.
- Куда тебе, убогий! - ответили мне.- Ты на себя посмотри, разве эти слова подходят к твоему носу, соловей ты!..
Домой я вернулся пристыженный.
«О соловье может всякий спеть»,- сказал я дома жене и, взяв в руки вместо бубна папаху, впервые в жизни начал слагать стихи.
...Влюблен без памяти в цветы,
Не замечаешь разве ты
Страданья, муки нищеты,
И плач, и стоны, соловей!..
Это - строчки из первой моей песни, которую я сложил к концу того же дня. Я прочел ее друзьям, но друзья не поверили:
- В таком случае сложи-ка песню о старшине.
Мои друзья в большинстве были безземельные отходники. Они годами пропадали на нефтяных промыслах в Баку и лишь изредка приезжали на лето в аул. Они были почти настоящие рабочие.
- Мир,- говорили они, - это весы, умышленно сбитые с толку. Ты смотри, Сулейман, не ошибись. На этих весах и днем и ночью обвешивают нашего брата на кусок хлеба, на аршин бязи, а иногда и на целую жизнь. Будь смелее, проверяй все гири...
Песни свои я привык слагать в поле, во время работы. Возвращаясь под вечер в аул, я часто присоединялся к друзьям и по дороге повторял то, что сочинялось за день. Я даже не заметил, как мои песни стали распеваться в ауле. Мое новое дело оказалось трудным и очень неспокойным.
Как-то, во время отдыха у родника, я спел песню о царских судьях. Услышавший мою песню мулла ткнул меня палкой в грудь и стал кричать:
- Где это слыхано, чтобы голодранцы учили царских судей? Ты! Паршивый хвост! Твое дело плестись сзади, а думать за тебя, слава богу, поручено голове.
Это обожгло меня.
- Разве на хвосте растут такие руки? - вскричал я, схватив муллу и приподняв его над родником. Мои товарищи рассмеялись... Мулла побелел и умчался в аул. За мной явился старшина. Меня забрали в канцелярию, допрашивали и пытались посадить в тюрьму. Но пришли друзья. Они поклялись на коране, что Сулейман не со зла показывал силу своих рук. Меня отпустили, строго-настрого предупредив, чтобы никогда больше не слагал я «грязных» песен...
Но поэт молчать не может. Скрыть от мира, сохранить для себя свое сердце ему не удастся.
Однажды ко мне пришли только что вернувшиеся из Баку мои старые приятели. Они рассказали мне печальную историю. На нефтяных промыслах была забастовка рабочих, но она кончилась неудачно, и моих друзей уволили как зачинщиков. О забастовке я сложил песню.
Так от случая к случаю я слагал песни, подобно тому, как горячую обжигающую пищу глотают осторожно по маленькому кусочку...
Прошло лет пять. И вот слышу я однажды весной, что царя свергли, что все теперь равны, что пришла свобода. Прошли месяцы, оглядываюсь кругом,- все прежнее. «Какая же это свобода,- думаю я.- В судах по-прежнему сидят те же судьи, богатеи аула по-прежнему властвуют над нами!» А потом закружилось время. То англичане, то деникинцы, то бичераховцы,- кто их звал?
В ту пору я еще не знал о большевиках. Я думал много. Мимо моей сакли проезжали люди и спрашивали моего совета. Но я не всегда торопился с ответом. Я знал - язык не нога: споткнувшись языком, часто остаешься лежать на земле, не в силах подняться.
Однажды в Касум-Кент пришли интервенты и повесили трех моих односельчан. За что? Оказывается, они были большевиками и шли из Баку к нам на помощь.
«Ого,- подумал я,- земля наша, горы наши, а люди, которых убивают, ведь тоже наши... Что ж это такое? Значит, большевики - это мы сами, а чужие люди тут хозяйничают».
В тот же день на улице встретился мне мой бывший хозяин.
- Сулейман,- сказал он,- почему ты не сложил песню в честь Казим-бея или бережешь ее для большевиков?
Я промолчал.
- Этот мир - колесо,- прибавил хозяин,- все время вертится...
- Неправильно вертится,- оборвал я его.
- Постой, постой, уж не просится ли твоя шея на крючок!
- Нет,- ответил я.- Крючок любит сало, а шея моя сплошь из мозолей!
В тот день в моей крови одна капля заговорила по-большевистски. Я не стал мешать ей, я дал ей волю. Ее голос стал родным.

Держа за спиной посох, неторопливым, спокойным шагом он идет по тропе. Осень. Уже отцветшие и тяжелые подсолнухи безмолвно стоят в стороне. Длинные плети тыкв и огурцов путаются в ногах. Они заползают на соседний стог, переваливают через ветхие бревна и тянутся к крыше навеса, под которым стоит, сверкая фарами, новенький «М-1».
- Доброе утро, Сулейман-холо,- машет папахой проезжий всадник.- Как ваше здоровье?
- Хорошо,- говорит Сулейман,- неплохо. А ты не знаешь, как там обмолот?
Всадник сообщает, что обмолот, вероятно, кончится к вечеру и что бригада сына Сулеймана - Багаутдина по-прежнему впереди.
- Спасибо,- говорит Сулейман,- это хорошая весть, я доволен.
Он задумывается. Им начинает овладевать беспокойство. Он идет в сад и вдруг, вернувшись с полпути, садится на край бревна. Потом идет к навесу, отшвыривает ногой валяющийся вблизи машины бараний череп и, не выдержав, кличет сына.
- Мусаиб,- зовет он негромко,- ва, Мусаиб! Позвони-ка шоферу. Скажи: Сулейман хочет ехать в Ахтынский район. Можно ли, мол? - И так как доктора запрещают ему поездки, то он, как бы оправдываясь сам перед собой, шепчет: - Доктор-моктор, кому какое дело. Вот еще!..
Спустя полчаса он уже сидит в машине, направляясь в дальний колхоз своего имени.
Дорога лежит сквозь сады. В конце аула Сулейман вдруг трогает рукой за плечо шофера и шикает.
- Останови-ка машину,- говорит он,- опять этот проклятый буйвол забрался в колхозный сад! Надо его выгнать.
Проселочная дорога переходит в широкое шоссе. Машина стремительно несется в горы. Рабочие на мосту приветствуют поэта, поднимая руки. Пионерский отряд, вышедший в поле на прогулку, салютует его машине, выстроившись в шеренгу. Женщины у родников машут своими платками и восторженно кричат: «Сталь-Сулейман!» Чабаны на горах подбрасывают вверх свои папахи и наперерез бегут ему навстречу.
Известность этого человека и любовь к нему неслыханны, необычайны.
Узнав от прохожих, что в колхозе имени Стальского к обмолоту приступили только вчера, Сулейман торопит шофера.
- Надо мне было не слушаться этих докторов,- говорит он мрачно.- Колхоз выполняет задание правительства позже всех? Стыд и позор на мою голову!
На окраине аула, окруженные высокими скирдами, работают молотилки. Желтая метель соломы бушует над ними, и Сулейман, заразившись кипучим духом молотьбы, внезапно снимает папаху.
- Кумагула! - кричит он, поравнявшись с народом.- Да спорится работа!
- Ура, Сулейман! - приветствуют его колхозники, стараясь перекричать молотилку.
Он поочередно подходит ко всем и, называя каждого по имени, с достоинством пожимает им руки.
- Я недоволен,- говорит он, качая головой,- после поговорим.
Отойдя в сторону, он о чем-то расспрашивает председателя колхоза. Они садятся на подножку машины и долго беседуют здесь о недостатках работы. Сулейман улыбается и нарочито медленно, по-хозяйски, разглядывает на ладони зернышки пшеницы.
- Машалла,- бормочет он,- с каждым годом крупнее.
Молотилка умолкает. Колхозники бросают работу на обеденный перерыв и собираются все около машины. Председатель встает, очевидно, имея в виду открыть собрание, но тут Сулейман опережает его характерным движением руки:
- Собрания не нужно. Я приехал к вам на полчаса. Ашагастальцы уже кончили обмолот, а вы только начали. Вот моя забота, товарищи!
На днях закончим! - гудит собрание.
- Друзья,- говорит Сулейман, выпрямившись и очень спокойно,- об одном прошу: сделайте так, чтобы мне не пришлось на старости лет краснеть.
- Сулейман-холо,- говорит старый инспектор по качеству,- ты даже не беспокойся. Мой сын Амирхан и все бригадиры дали слово в течение пяти дней закончить обмолот.
Подождав, пока снова заработают молотилки, Сулейман садится в машину. Он едет обратно, немного усталый, но спокойный и умиротворенный.
Дома он застает гостей. Приехавший из Москвы журналист и молодой дагестанский писатель хотят побеседовать с ним.
Сулейман приглашает гостей в сад. Здесь, под огромными вековыми орешниками, сидя на ковре и отдыхая после утомительной дороги, он беседует с ними, удивляя их тактом и мудростью человека, в котором соединяются и непосредственность неграмотного крестьянина, и талант большого поэта, и логика философа.
- Я - поэт советский, а не лезгинский,- говорит он,- я пою о комсомоле, но ведь комсомол не только в Лезгистане. Я пою о Красной Армии, а Красная Армия и в Москве и в Самарканде одинакова, и в горах и на равнине одинакова. Родина у нас одна.
- Раньше я был ничем. Смотрите - вон моя старая сакля. Весь аул наверху, и только одна моя сакля внизу, под горой, точно собачье убежище под ступеньками. А теперь? Как же это так получилось, что теперь я выше всех в ауле? Я подобен зарытому в землю, заржавленному оружию, которое коммунистическая партия и советская власть раскопали, придали блеск и остро отточили. Я знаю теперь цену этой жизни. Я знаю, что хорошо, что плохо, где враг, где друг. И таких, как я, миллионы на нашей родине... Ты пойди попробуй, что они тебе скажут.
- Советская власть досталась нам нелегко,- скажут они тебе.- Ленин и Сталин добывали ее для нас, как огонь, перебрасывая с ладони на ладонь. Разве есть хоть один человек среди трудящихся во всем мире, который бы не дорожил ею, как своим сердцем, который бы позволил шутить с нею кому бы то ни было? Пускай трепещут подлые враги в своих гнездах. Наша власть могуча, но мы не оставим ни одной змеиной норы на нашей плодородной земле.
Так говорит Сулейман, глядя прямо в глаза своим собеседникам и прислушиваясь к своему голосу. Вокруг него обширные колхозные сады. Они неугомонны. Они поют, как орган,- от множества птиц и цикад, и Сулейман, поднимая указательный палец, обращает внимание гостей на эту вечно молодую, всепобеждающую и бессмертную музыку природы...

В 1937 году 23 ноября в родном ауле Ашага-Сталь, у самого преддверья Кюринских гор в Южном Дагестане, скончался в шестидесятивосьмилетнем возрасте Сулейман Стальский. Его замечательные песни А. М. Горький назвал «жемчужинами поэзии», а их автора - «Гомером XX века».
26 ноября в столице Дагестана - в Махачкале - на большой площади близ моря состоялись похороны поэта.
Джамбул, узнав о смерти народного поэта Дагестана, сказал: «Сулейман умер, но песням его смерть не страшна. Они бессмертны, как народ, в глубине которого рождались».

Биография

Сулейман Гасанбеков родился 18 мая 1869 года в Дагестанском ауле Ашага-Стал, его родители были лезгинами, живущими бедно. Рождение будущего поэта было необычным: поссорившись накануне родов, отец Сулеймана выгнал беременную жену из дома, и женщине пришлось рожать в хлеву. Едва живую после родов мать даже не подпустили к младенцу: малыша вскормила соседка, а несчастной женщине пришлось уйти из дома. В скором времени она умерла у каких-то селян, приютивших ее, так ни разу и не увидев сына.

Видимо, обида на мать мальчика у отца была очень крепкой, так как он продолжил вымещать ее на сыне. С четырех лет Сулейман был загружен домашней работой, а когда отец женился во второй раз, и вовсе стал кем-то вроде прислуги, "мальчиком на побегушках".

В одиннадцать лет Сулейман стал сиротой. С 13 лет он был вынужден стать наемным рабочим, батрачил в Дербенте, Самарканде, Гяндже и Баку. Поэт нередко вспоминал, что вся молодость прошла у него в работе, но однажды он очнулся и понял, что ему уже тридцать лет. Вскоре Сулейман женился, его избранницей стала дочь объездчика из соседнего аула Орта-Стал.

Первое творчество

Все это время, занятый работой и устройством своей жизни, Сулейман Гасанбеков даже и не помышлял о поэзии. Но однажды в аул, где он жил с женой, пришел лезгинский поэт-ашуг. Ашуги - это кавказский вариант менестреля или трубадура, то есть, бродячие певцы, аккомпанирующие себе на каких-то несложных инструментах и исполняющие народные песни.

Для Сулеймана выступление ашуга стало настоящим откровением: он вдруг понял, что и сам может так выражать свои мысли. В тот же вечер он сочинил свои первые стихи на азербайджанском языке, впоследствии рассказывая их и на дагестанском, и на лезгинском языках. Начинающий поэт плохо владел письмом, а потому сочиненные стихи и песни собирал в памяти, пересказывая их друзьям и соседям.

Первыми настоящими стихами Сулеймана Стальского считается "Соловей", сочиненный в 1900 году.

На яблоне, в листве густой,
Поет бессменный соловей,
О вдохновенный соловей!
Поешь от мира отрешась,
Беспечен, счастлив ты сейчас.
Ах, дела нет тебе до нас,
Благословенный соловей!
Ты презирать людей готов
Звеня в саду на сто ладов.
Но, трус, бежишь от холодов.
Стыдись надменный соловей!
Постой куда ты?
Страхи брось!
Поведай, как тебе жилось.
Быть может голодать пришлось?
Будь откровенным соловей.
Но в эту зиму ты не дорог,
Был зимний день к тебе не строг.
Все краски ты свои сберег,
Мой несравненный соловей.
Вот взвился ястреб... Скройся прочь
В густую тень, в лесную ночь!
Могу ли я тебе помочь,
Мой дерзновенный соловей?
Конца не знаешь звону ты,
Не знаешь угомону ты,
Подобен граммофону ты,
Краса вселенной соловей!
Беспечность резвую забудь!
Гнездо найди! Со мной побудь!
И звуки Сулейману в грудь
Вливай, бесценный соловей!

Вскоре творчество начинающего поэта разошлось по всему Дагестану, стихи передавались из уст в уста. В это же время к Сулейману пришел и его псевдоним: не зная фамилии, люди называли его по месту рождения: сначала Ашага-стальским, а потом и просто Стальским.

С 1909 года в биографии Сулеймана Стальского упоминается о его соревнованиях со знаменитыми ашугами, в которых он ни разу не ударил лицом в грязь.

После революции на талантливого дагестанского поэта, воспевающего свободу и высмеивающего рабство и богачей, обратили серьезное внимание. Вся радость простого народа по поводу смены власти выражалась в простых и искренних стихах Сулеймана Стальского. Важным для поэта было выступление на Всесоюзном животноводческом съезде: сам Иосиф Сталин слушал его стихи из президиума. Переводы стихов с лезгинского языка на русский стали появляться в разных газетах, чаще всего в "Правде" и "Известиях".

Уже в 1927 году в Москве был напечатан "Сборник лезгинских поэтов". В него вошли стихи Сулеймана Стальского. Его творчество высоко ценилось русскоязычными поэтами того времени за неподдельную искренность и кавказское умение играть словами.

В 1934 году от Дагестана Сулейман Стальский был выбран делегатом на первый всесоюзный съезд писателей. Максим Горький, высоко оценивший творчество Стальского, назвал его "Гомером 20-го века". Горький и Стальский на фото ниже.

Признание и награды

С 1917 по 1936 год поэтическая биография Сулеймана Стальского включает множество стихов и поэм, посвященных Сталину, Орджоникидзе, Дагестану, Красной Армии, жизни в СССР, большевикам. Так как и в это время все свои произведения Стальский держал исключительно в памяти, записью его стихов занялся известный в то время лезгинский лингвист Гаджибек Гаджибеков. По несколько часов, а иногда и по несколько дней, Гаджибеков записывал стихотворения, которые диктовал ему Сулейман Стальский, умевший держать в голове тысячи сочиненных в разное время строк. В 1936 году в своей статье, посвященной Стальскому, Гаджибеков высказался против именования Сулеймана ашугом. Сам Сулейман Стальский так же протестовал против звания ашуга, называя себя самостоятельным поэтом и автором.

В 1934 году Стальского объявили Народным поэтом Дагестана, а в 1936 поэт был награжден орденом Ленина.

Память

Сулейман Стальский скончался 23 ноября 1937 года в Махачкале (Дагестан). В память о народном поэте в год смерти дагестанское село Самуркент было переименовано в Стальское, название сохранено и по сей день. в 1969 году Касументский район Дагестана был переименован в Сулейман-Стальский район - это событие было приурочено к столетию со дня рождения поэта, в этом же году была выпущена памятная марка с портретом Стальского. Помимо этого, именем поэта названы улицы в Дагестане, Ростове-на-Дону, Омске, Новороссийске, Стальскими являются республиканская премия в области литературы и Государственный Лезгинский музыкальный театр. В Махачкале установлен памятный бюст Стальского.

Так рождается песня

В 1957 году Бакинской киностудией был снят художественный фильм, экранизирующий биографию Сулеймана Стальского, под названием "Так рождается песня". Кино было снято на азербайджанском языке, режиссерами выступили и Рза Тахмасиб. В основу сюжета легли прижизненные рассказы и воспоминания самого Сулеймана, рассказы его семьи и друзей, а также "Притчи о Стальском" - небольшие дагестанские поучительно-смешные рассказы, главным героем которых был поэт. Такие притчи стали частью дагестанского фольклора с 1930-х годов и до военного времени. Роль Сулеймана Стальского исполнил актер Константин Сланов. Кадр из фильма на фото ниже.

Примечательно, что фильм вышел в цвете, хотя для Азербайджанского кинематографа того времени это было большой редкостью.

Популярные статьи сайта из раздела «Сны и магия»

Когда снятся вещие сны?

Биография

Первое творчество

Признание и награды

Память

Так рождается песня