Нашествие монгольских орд и последовавшее за ним господство, растянувшееся почти на два с половиной столетия, стали для средневековой Руси страшным потрясением. Монгольская конница сметала все на своем пути, а если какой-либо город пытался оказать сопротивление, его население безжалостно вырезали, оставляя на месте домов одни пепелища. С 1258-го по 1476 год Русь была обязана платить монгольским владыкам дань и предоставлять рекрутов для монгольских армий. Русские князья, которым монголы со временем доверили непосредственное управление их землями и сбор дани, могли приступать к исполнению своих обязанностей только после получения официального разрешения от монгольских владык. Начиная с XVII века для обозначения этого исторического периода в русском языке стало использоваться словосочетание “татаро-монгольское иго”.

Разрушительность этого нашествия не вызывает ни малейших сомнений, но вопрос о том, как именно оно повлияло на историческую судьбу России, по-прежнему остается открытым. По данному вопросу противостоят друг другу два крайних мнения, между которыми находится целый спектр промежуточных позиций. Сторонники первой точки зрения вообще отрицают сколько-нибудь значимые исторические последствия монгольского завоевания и господства. В их ряду, например, Сергей Платонов (1860–1933), который провозглашал иго лишь случайным эпизодом национальной истории и сводил его влияние к минимуму. По его словам, “мы можем рассматривать жизнь русского общества в XIII веке, не обращая внимания на факт татарского ига”. Последователи другой точки зрения, в частности, теоретик евразийства Петр Савицкий (1895–1968), напротив, утверждали, что “без “татарщины” не было бы России”. Между этими крайностями можно найти множество промежуточных позиций, защитники которых приписывали монголам большую или меньшую степень влияния, начиная с тезисов об ограниченном воздействии исключительно на организацию армии и дипломатическую практику и заканчивая признанием исключительной важности в предопределении, среди прочего, политического устройства страны.

Этот спор имеет ключевое значение для русского самосознания. Ведь если монголы вовсе не оказали на Русь никакого влияния или если подобное влияние было ничтожным, то нынешнюю Россию можно рассматривать в качестве европейской державы, которая, несмотря на все свои национальные особенности, все-таки принадлежит к Западу. Кроме того, из такого положения вещей следует вывод о том, что русская привязанность к автократии сложилась под влиянием каких-то генетических факторов и как таковая не подвержена изменениям. Но если Россия сформировалось непосредственно под монгольским влиянием, то это государство оказывается частью Азии или “евразийской” державой, инстинктивно отторгающей ценности западного мира. Как будет показано ниже, противоборствующие школы спорили не только о значении монгольского нашествия на Русь, но и о том, откуда берет начало русская культура.

Таким образом, цель данной работы – исследование упомянутых крайних позиций, а также анализ аргументов, используемых их сторонниками.

Спор зародился в начале XIX века, когда была опубликована первая систематизированная история России, вышедшая из-под пера Николая Карамзина (1766–1826). Карамзин, который был официальным историком русского самодержавия и ярым консерватором, назвал свой труд “История государства Российского” (1816–1829), подчеркнув тем самым политическую подоплеку своей работы.

Впервые татарская проблема была обозначена Карамзиным в “Записке о древней и новой России”, подготовленной для императора Александра I в 1811 году. Русские князья, утверждал историк, получавшие от монголов “ярлыки” на властвование, были гораздо более жестокими правителями, чем князья домонгольского периода, а народ под их управлением заботился только о сохранении жизни и имущества, но не о реализации своих гражданских прав. Одним из монгольских нововведений стало применение смертной казни к изменникам. Пользуясь сложившейся ситуацией, московские князья постепенно утвердили автократическую форму правления, и это стало благом для нации: “Самодержавие основало и воскресило Россию: с переменою Государственного Устава ее она гибла и должна была погибнуть…”.

Карамзин продолжил исследование темы в четвертой главе пятого тома “Истории…”, публикация которой началась в 1816 году. По его мнению, Россия отстала от Европы не только из-за монголов (которых он почему-то называл “моголами”), хотя они и сыграли здесь свою негативную роль. Историк полагал, что отставание началось еще в период княжеских междоусобиц Киевской Руси, а при монголах продолжилось: “В сие же время Россия, терзаемая моголами, напрягала силы свои единственно для того, чтобы не исчезнуть: нам было не до просвещения!”. Под властью монголов русские утратили гражданские добродетели; для того, чтобы выжить, они не гнушались обмана, сребролюбия, жестокости: “Может быть, самый нынешний характер Россиян еще являет пятна, возложенные на него варварством моголов”, – писал Карамзин. Если в них тогда и сохранились какие-то моральные ценности, то произошло это исключительно благодаря православию.

В политическом плане, согласно Карамзину, монгольское иго привело к полному исчезновению свободомыслия: “Князья, смиренно пресмыкаясь в Орде, возвращались оттуда грозными властителями”. Боярская аристократия утратила власть и влияние. “Одним словом, рождалось самодержавие”. Все эти изменения тяжким бременем ложились на население, но в долгосрочной перспективе их эффект оказался позитивным. Они привели к окончанию междоусобиц, разрушивших Киевское государство, и помогли России снова встать на ноги, когда империя монголов пала.

Но выигрыш Россия не ограничился только этим. При монголах процветали православие и торговля. Карамзин также одним из первых обратил внимание на то, насколько широко монголы обогатили русский язык.

Под явным влиянием Карамзина молодой русский ученый Александр Рихтер (1794–1826) опубликовал в 1822 году первую научную работу, посвященную исключительно монгольскому влиянию на Русь, – “Исследования о влиянии монголо-татар на Россию”. К сожалению, ни в одной из американских библиотек этой книги нет, и представление о ее содержании мне пришлось составить, опираясь на статью того же автора, которая была опубликована в июне 1825 года в журнале “Отечественные записки”.

Рихтер обращает внимание на заимствование русскими монгольского дипломатического этикета, а также на такие доказательства влияния, как изоляция женщин и их одежда, распространение постоялых дворов и трактиров, пищевые предпочтения (чай и хлеб), способы ведения войны, практика наказаний (битье кнутом), использование внесудебных решений, введение денег и системы мер, способы обработки серебра и стали, многочисленные языковые новации.

“При господстве монголов и татар почти переродились русские в азиатцев, и хотя ненавидели своих притеснителей, однако же во всем им подражали и вступали с ними в родство, когда они обращались в христианство”.

Книга Рихтера подтолкнула общественную дискуссию, которая в 1826 году подвигла Императорскую академию наук объявить конкурс на лучшую работу о том, “какие последствия произвело господство монголов в России и именно какое имело оно влияние на политические связи государства, на образ правления и на внутреннее управление онаго, равно как и на просвещенье и образование народа”. Интересно, что на этот конкурс поступила единственная заявка от некоего немецкого ученого, чью рукопись в итоге посчитали недостойной награды.

Состязание продолжили в 1832 году по инициативе обрусевшего немецкого востоковеда Христиана-Мартина фон Френа (1782–1851). На этот раз тематику расширили таким образом, чтобы охватить всю историю Золотой Орды – в перспективе того влияния, которое “монгольское владычество имело на постановления и народный быт России”. И снова поступила лишь одна заявка на участие. Ее автором стал знаменитый австрийский востоковед Йозеф фон Хаммер-Пургшталь (1774–1856). Жюри, состоявшее из трех членов Академии под председательством Френа, отказалось принять работу к рассмотрению, назвав ее “поверхностной”. Автор же опубликовал ее по собственной инициативе в 1840 году. В этом издании он кратко освещает предысторию своего исследования и приводит отзывы членов русского академического жюри.

В 1832 году Михаил Гастев опубликовал книгу, в которой обвинил монголов в том, что они затормозили развитие России. Их влияние на государство провозглашалось сугубо негативным, и даже становление самодержавия исключалось из числа их заслуг. Данная работа стала одной из первых в длинной череде исторических трудов, авторы которых настаивали на том, что монгольское вторжение не принесло России ничего хорошего.

В 1851 году увидел свет первый из двадцати девяти томов истории России, написанной Сергеем Соловьевым (1820–1879), профессором Московского университета и лидером так называемой “государственной” исторической школы. Убежденный западник и поклонник Петра I, Соловьев вообще отказался от использования понятия “монгольский период”, заменив его термином “удельный период”. Для него монгольское правление было всего лишь случайным эпизодом в русской истории, не имевшим значительных последствий для дальнейшей эволюции страны. Взгляды Соловьева оказали непосредственное воздействие на его ученика Василия Ключевского (1841–1911), который также отрицал значение монгольского нашествия для России.

Существенный вклад в развитие этой дискуссии в 1868 году внес историк права Александр Градовский (1841–1889). По его мнению, именно от монгольских ханов московские князья переняли отношение к государству как к своей личной собственности. В домонгольской Руси, утверждал Градовский, князь был лишь суверенным правителем, но не собственником государства:

“Частная собственность князя существовала наряду с частной собственностью бояр и нисколько не стесняла последней. Только в монгольский период появляется понятие о князе не только как о государе, но и как о владельце всей земли. Великие князья постепенно становились к своим подданным в такое отношение, в каком монгольские ханы стояли по отношению к ним самим. “По началам монгольского государственного права, – говорит Неволин, – вся вообще земля, находившаяся в пределах владычества хана, была его собственностью; подданные хана могли быть только простыми владельцами земли”. Во всех областях России, кроме Новгорода и Западной Руси, эти начала должны были отразиться и на началах русского права. Князья, как правители своих областей, как представители хана, естественно, пользовались в своих уделах теми же правами, как он во всем своем государстве. С падением монгольского владычества князья явились наследниками ханской власти, а следовательно, и тех прав, которые с нею соединялись”.

Замечания Градовского стали самым ранним в исторической литературе упоминанием о слиянии политической власти и собственности в Московском царстве. Позже, под влиянием Макса Вебера, такая конвергенция будет названа “патримониализмом”.

Идеи Градовского были восприняты украинским историком Николаем Костомаровым (1817–1885) в работе “Начало единодержавия в Древней Руси”, опубликованной в 1872 году. Костомаров не был приверженцем “государственной” школы, подчеркивая особую роль народа в историческом процессе и противопоставляя народ и власть. Он родился на Украине, а в 1859 году переехал в Петербург, где некоторое время был профессором русской истории в университете. В своих трудах Костомаров подчеркивал различие между демократическим устройством Киевской Руси и автократией Московии.

Согласно этому ученому, древние славяне были свободолюбивым народом, жившим небольшими общинами и не знавшим самодержавного правления. Но после монгольского завоевания ситуация изменилась. Ханы были не только абсолютными властителями, но и собственниками своих подданных, к которым они относились как к рабам. Если в домонгольский период русские князья разграничивали государственную власть и владение, то при монголах княжества стали вотчинами, то есть собственностью.

“Теперь земля перестала быть самостоятельною единицею; […] она спустилась до значения вещественной принадлежности. […] Исчезло чувство свободы, честь, сознание личного достоинства; раболепство перед высшими, деспотизм над низшими стали качествами русской души”.

Эти выводы не были учтены в эклектической по духу “Русской истории” петербургского профессора Константина Бестужева-Рюмина (1829–1897), впервые опубликованной в 1872 году. Он придерживался того мнения, что и Карамзин, и Соловьев чересчур резки в своих суждениях, а влияния, оказанного монголами на организацию армии, финансовую систему и порчу нравов, нельзя отрицать. При этом, однако, он не считал, что русские переняли от монголов телесные наказания, поскольку они были известны и в Византии, и особенно не соглашался с тем, что царская власть на Руси представляла собой подобие власти монгольского хана.

Возможно, наиболее резкой позиции по вопросу о монгольском влиянии придерживался Федор Леонтович (1833–1911), профессор права сначала Одесского, а затем Варшавского университетов. Его специализацией было естественное право у калмыков, а также у кавказских горцев. В 1879 году он опубликовал исследование, посвященное видному калмыцкому правовому документу, в конце которого предложил свой взгляд касательно влияния монголов на Русь. Признавая определенную степень преемственности между Киевской Русью и Московией, Леонтович все же считал, что монголы “сломали” прежнюю Русь. По его мнению, русские переняли от монголов институт приказов, закрепощение крестьян, практику местничества, разнообразные военные и фискальные порядки, а также уголовное право с присущими ему пытками и казнями. Что самое важное, монголы предопределили абсолютный характер московской монархии:

“Монголы ввели в сознание своих данников – русских – идею о правах своего вождя (хана) как верховного собственника (вотчинника) всей занятой ими земли. Возникшее отсюда обезземеление (в юридическом смысле) населения , сосредоточение поземельных прав в немногих руках, стоит в неразрывной связи с укреплением служилых и тяглых людей, удержавших в своих руках “владение” землею лишь под условием исправного отправления службы и повинностей. Затем, после свержения ига […] князья могли перенести на себя верховную власть хана; почему вся земля стала считаться собственностью князей”.

Востоковед Николай Веселовский (1848–1918) в деталях изучил практику русско-монгольских дипломатических сношений и пришел к следующему выводу:

“…Посольский церемониал в московский период русской истории носил в полном, можно сказать, объеме татарский, или вернее – азиатский, характер; отступления у нас были незначительными и вызывались главным образом религиозными воззрениями”.

Как же, по мнению сторонников подобных взглядов, монголы обеспечивали свое влияние, учитывая то, что они управляли Русью опосредованно, перепоручив эту задачу русским князьям? Для этой цели использовались два средства. Первым стал нескончаемый поток русских князей и купцов, отправлявшихся в монгольскую столицу Сарай, где некоторым из них приходилось проводить целые годы, впитывая монгольский уклад жизни. Так, Иван Калита (1304–1340), как принято считать, совершил пять путешествий в Сарай и почти половину своего царствования провел у татар или на пути в Сарай и обратно. Кроме того, русских князей зачастую принуждали отправлять своих сыновей к татарам в качестве заложников, доказывая тем самым верность монгольским властителям.

Вторым источником влияния были монголы, состоявшие на русской службе. Это явление появилось в XIV веке, когда монголы были на пике своего могущества, но по-настоящему массовый характер оно приобрело после того, как монгольская империя в конце XV века распалась на несколько государств. В итоге оставившие родину монголы привозили с собой знание монгольского уклада жизни, которому они обучили русских.

Итак, аргументы ученых, настаивавших на значимости монгольского влияния, можно суммировать следующим образом. Прежде всего, влияние монголов явно просматривается в том, что образовавшееся после падения ига в конце XV века Московское государство коренным образом отличалось от старой Киевской Руси. Можно выделить следующие отличия между ними:

1. Московские цари, в отличие от своих киевских предшественников, были абсолютными правителями, не связанными решениями народных ассамблей (вече), и в этом отношении походили на монгольских ханов.

2. Как и монгольские ханы, они в буквальном смысле владели своим царством: их подданные распоряжались землей лишь временно, при условии пожизненного служения правителю.

3. Все население считалось слугами царя, как и в Орде, где статут связанной службы был основой ханского всемогущества.

Кроме этого, монголы ощутимо повлияли на организацию армии, судебную систему (например, на введение смертной казни в качестве уголовного наказания, которое в Киевской Руси применялось только к рабам), дипломатические обычаи и практику почтовой связи. По мнению некоторых ученых, русские также переняли от монголов институт местничества и большой массив торговых обычаев.

Если мы обратимся к ученым и публицистам, не признававшим монгольское влияние или минимизировавшим его значение, сразу привлекает внимание тот факт, что они никогда не считали нужным отвечать на аргументы своих оппонентов. От них по крайней мере можно было бы ожидать решения двух задач: либо демонстрации того, что их противники неверно представляли политическую и социальную организацию Московского царства, либо же доказательства того, что обычаи и институты, относимые к монгольским нововведениям, на самом деле существовали еще в Киевской Руси. Но не делалось ни то ни другое. Этот лагерь просто игнорировал доводы своих противников, что существенно ослабляло его позицию.

Сказанное в равной мере верно в отношении взглядов, отстаиваемых тремя ведущими историками поздней империи – Соловьевым, Ключевским и Платоновым.

Соловьев, который делил историческое прошлое России на три хронологических периода, никак не обособлял временной промежуток, связанный с монгольским господством. Он не видел “ни малейших следов татаро-монгольского влияния на внутреннее управление Руси” и фактически не упоминал о монгольском завоевании. Ключевский в знаменитом “Курсе русской истории” тоже почти игнорирует монголов, не замечая ни отдельного монгольского периода, ни монгольского влияния на Русь. Удивительно, но в подробном оглавлении первого тома, посвященного русской истории в Средние века, упоминания о монголах или Золотой Орде вовсе отсутствуют. Этот поразительный, но преднамеренный пробел можно объяснить тем, что для Ключевского центральным фактором русской истории была колонизация. По этой причине ключевым событием XIII–XV веков он считал массовое перемещение русского населения с юго-запада на северо-восток. Монголы же, даже обусловив эту миграцию, казались Ключевскому незначительным фактором. Что касается Платонова, то он в своем популярном курсе посвятил монголам всего четыре страницы, заявив, что этот предмет не настолько глубоко изучен, чтобы можно было с точность определить его воздействие на Россию. По мнению этого историка, раз монголы не оккупировали Русь, а управляли ею через посредников, они вообще не могли повлиять на ее развитие. Подобно Ключевскому, единственным значимым итогом монгольского вторжения Платонов считал разделение Руси на юго-западную и северо-восточную части.

Можно предложить три объяснения того, почему ведущие русские историки столь пренебрежительно отнеслись к монгольскому влиянию на Россию.

Прежде всего они были плохо знакомы с историей монголов в частности и востоковедением в целом. Хотя западные ученые того времени уже начали заниматься этими вопросами, их работы не слишком хорошо знали в России.

В качестве другого объясняющего обстоятельства можно указать на бессознательный национализм и даже расизм, выражавшийся в нежелании признаться в том, что славяне могли чему-либо научиться у азиатов.

Но, вероятно, самое весомое объяснение обнаруживается в особенностях тех источников, которыми тогда пользовались историки-медиевисты. В большинстве своем это были летописные своды, составленные монахами и потому отражавшие церковную точку зрения. Монголы, начиная с Чингисхана, проводили политику религиозной терпимости, уважая все вероисповедания. Они освободили православную церковь от налогов и защищали ее интересы. В результате монастыри при монголах процветали, владея приблизительно третью всех пахотных земель – богатством, которое в начале XVI века, когда Россия избавилась от монгольского господства, породило дискуссию о монастырском имуществе. С учетом сказанного легко понять, почему церковь относилась к монгольскому правлению вполне благосклонно. Американский историк приходит к удивительному выводу:

“В летописях нет фрагментов, содержащих антимонгольские выпады, которые появились бы между 1252-м и 1448 годами. Все записи такого рода сделаны либо до 1252-го, либо после 1448-го”.

По наблюдению другого американца, в русских летописях вообще нет упоминаний о том, что Русью правили монголы, их чтение формирует следующее впечатление:

“[Кажется, что] монголы повлияли на русскую историю и общество не больше, чем более ранние степные народы, причем многие историки разделяли подобную точку зрения”.

Утверждению такого мнения, безусловно, способствовал тот факт, что монголы управляли Русью косвенно, при посредничестве русских князей, и в связи с этим их присутствие в ее пределах было не слишком осязаемым.

Среди исторических трудов, старающихся минимизировать монгольское влияние и пренебрегающих при этом конкретными проблемами, редким исключением выступают работы Хораса Дьюи из Мичиганского университета.Этот специалист досконально исследовал проблему воздействия монголов на складывание в Московском царстве и потом в Российской империи системы коллективной ответственности, заставлявшей общины отвечать по обязательствам своих членов перед государством. Ярким примером такой практики выступала ответственность деревенской общины за уплату входящими в нее крестьянами налогов. Сам термин “порука” в текстах Киевской Руси употреблялся довольно редко, но Дьюи все же доказывал, что этот институт был известен уже в то время, и потому его нельзя отнести к приобретениям монгольской поры. При этом, однако, историк признает, что его наиболее широкое распространение пришлось на период после монгольского завоевания, когда активно усваивались прочие монгольские практики.

В первые пятнадцать лет советской власти те разделы исторической науки, которые не занимались революцией и ее последствиями, были относительно свободны от государственного контроля. Для изучения Средних веков это был особенно благоприятный период. Михаил Покровский (1868–1932), ведущий советский историк той поры, минимизировал пагубность монгольского влияния и приуменьшал сопротивление, оказываемое захватчикам Русью. По его мнению, монголы даже способствовали прогрессу покоренной территории, введя в России ключевые финансовые институты: монгольский земельный кадастр – “сошное письмо” – использовался в России вплоть до середины XVII века.

В 1920-х еще можно было не соглашаться с тем, что монгольские хозяева Руси выступали носителями только дикости и варварства. В 1919–1921 годах, в суровых условиях гражданской войны и эпидемии холеры, археолог Франц Баллод провел масштабные раскопки в районе Нижней Волги. Сделанные находки убедили его, что представления русских ученых об Орде во многом были ошибочны, и в опубликованной в 1923 году книге “Приволжские “Помпеи”” он писал:

“[Проведенные изыскания показывают, что] в Золотой Орде второй половины XIII–XIV веков жили вовсе не дикари, но цивилизованные люди, занимавшиеся мануфактурным производством и торговлей и поддерживавшие дипломатические отношения с народами Востока и Запада. […] Военные успехи татар объясняются не только присущим им боевым духом и совершенством организации армии, но и их очевидно высоким уровнем культурного развития”.

Известный русский востоковед Василий Бартольд (1896–1930) также подчеркивал позитивные аспекты монгольского завоевания, настаивая, вопреки преобладавшему убеждению, что монголы способствовали вестернизации России:

“Несмотря на опустошения, произведенные монгольскими войсками, несмотря на все поборы баскаков, в период монгольского владычества было положено начало не только политическому возрождению России, но и дальнейшим успехам русской культуры . Вопреки часто высказывавшемуся мнению, даже влиянию европейскойкультуры Россия в московский период подвергалась в гораздо большей степени, чем в киевский”.

Впрочем, мнение Баллода и Бартольда, как и востоковедческого сообщества в целом, в основном игнорировалось советским историческим истеблишментом. Начиная с 1930-х годов советская историческая литература окончательно укрепилась в том, что монголы не привнесли в развитие России ничего позитивного. Столь же обязательными стали указания на то, что именно ожесточенное сопротивление русских оказалось причиной, заставившей монголов не оккупировать Русь, а управлять ею опосредованно и издалека. В действительности же монголы предпочитали модель косвенного управления в силу следующих причин:

“…В отличие от Хазарии, Булгарии или Крымского ханства на Руси она [модель прямого управления] была неэкономичной, а не потому, что сопротивление, оказываемое русскими, якобы было сильнее, чем где-либо. […] Опосредованный характер правления не только не уменьшил силы монгольского воздействия на Русь, но и устранил саму возможность обратного влияния русских на монголов, которые перенимали китайские порядки в Китае и персидские в Персии, но при этом подверглись тюркизации и исламизации в самой Золотой Орде”.

В то время как дореволюционные историки в большинстве своем соглашались с тем, что монголы, пусть непреднамеренно, но все же внесли вклад в объединение Руси, поручив управление ею московским князьям, советская наука расставляла акценты иначе. Объединение, считала она, произошло не в результате монгольского завоевания, а вопреки ему, став итогом всенародной борьбы с захватчиками. Официальная коммунистическая позиция по этому вопросу изложена в статье Большой советской энциклопедии:

“Монголо-татарское иго имело отрицательные, глубоко регрессивные последствия для экономического, политического и культурного развития русских земель, явилось тормозом для роста производительных сил Руси, находившихся на более высоком социально-экономическом уровне по сравнению с производительными силами монголо-татар. Оно искусственно законсервировало на длительное время чисто феодальный натуральный характер хозяйства. В политическом отношении последствия монголо-татарского ига проявились в нарушении процесса государственной консолидации русских земель, в искусственном поддержании феодальной раздробленности. Монголо-татарское иго привело к усилению феодальной эксплуатации русского народа, который оказался под двойным гнетом – своих и монголо-татарских феодалов. Монголо-татарское иго, продолжавшееся 240 лет, явилось одной из главных причин отставания Руси от некоторых западноевропейских стран”.

Интересно то, что приписывание краха монгольской империи исключительно гипотетическому сопротивлению русских полностью игнорирует болезненные удары, нанесенные ей Тимуром (Тамерланом) во второй половине XIV века.

Позиция партийных ученых была настолько жесткой и до такой степени неаргументированной, что серьезным историкам было непросто примиряться с ней. Примером такого неприятия может служить монография о Золотой Орде, опубликованная в 1937 году двумя ведущими советскими востоковедами. Один из ее авторов, Борис Греков (1882–1953), приводит в книге множество используемых в русском языке слов, имеющих монгольское происхождение. Среди них: базар, магазин, чердак, чертог, алтын, сундук, тариф, тара, калибр, лютня, зенит. Однако в этом перечне, возможно, из-за цензуры, отсутствуют другие важнейшие заимствования: например деньга, казна, ям или тархан. Именно эти слова показывают, какую существенную роль сыграли монголы в формировании финансовой системы Руси, формировании торговых отношений и основ транспортной системы. Но, приведя данный перечень, Греков отказывается развивать свою мысль дальше и заявляет, что вопрос о влиянии монголов на Русь по-прежнему остается для него неясным.

Никто не отстаивал идеи о положительном влиянии монголов на Русь более последовательно, чем действовавший в 1920-е годы кружок публицистов-эмигрантов, называвших себя “евразийцами”. Их лидером был князь Николай Трубецкой (1890–1938), потомок старинного дворянского рода, получивший филологическое образование и преподававший после эмиграции в университетах Софии и Вены.

История как таковая не была первейшей заботой евразийцев. Хотя своей главной работе “Наследие Чингисхана” Трубецкой дал подзаголовок “Взгляд на русскую историю не с Запада, но с Востока”, одному из своих единомышленников он писал, что “обращение с историей в ней намеренно бесцеремонное и тенденциозное”. Кружок евразийцев составляли интеллигенты, специализировавшиеся в разных областях, испытавшие сильнейшее потрясение от случившегося в 1917 году, но не оставлявшие попыток понять новую коммунистическую Россию. По их мнению, объяснение следовало искать в географическом и культурном детерминизме, основанном на том, что Россию нельзя отнести ни к Востоку ни к Западу, поскольку она представляла собой смешение обоих, выступая наследницей империи Чингисхана. Согласно убеждению евразийцев, монгольское завоевание не только сильнейшим образом повлияло на эволюцию Московского царства и Российской империи, но и заложило сами основы российской государственности.

Датой рождения евразийского движения считается август 1921 года, когда в Болгарии вышла работа “Исход к Востоку: предчувствия и свершения”, написанная Трубецким в соавторстве с экономистом и дипломатом Петром Савицким (1895–1968), музыкальным теоретиком Петром Сувчинским (1892–1985) и теологом Георгием Флоровским (1893–1979). Группа основала свое издательское дело с отделениями в Париже, Берлине, Праге, Белграде и Харбине, публиковавшее не только книги, но и периодические издания – “Евразийский временник” в Берлине и “Евразийскую хронику” в Париже.

Трубецкой отказался от традиционного представления о Московии как о наследнице Киевской Руси. Раздробленные и враждующие киевские княжества не могли объединиться в единое и сильное государство: “В бытии дотатарской Руси был элемент неустойчивости , склонной к деградации , которая не к чему иному, как чужеземному, игу привести не могла”. Московская Русь, как и ее преемники в лице Российской империи и Советского Союза, были продолжателями монгольской империи Чингисхана. Территория, ими занимаемая, всегда оставалась замкнутым пространством: Евразия представляла собой географическое и климатическое единство, что обрекало ее и на политическую интеграцию. Хотя эту территорию населяли разные народности, плавный этнический переход от славян к монголам позволял обращаться с ними как с единым целым. Основная часть ее населения относилась к “туранской” расе, образованной финно-угорскими племенами, самоедами, тюрками, монголами и маньчжурами. О влиянии монголов на Русь Трубецкой высказывался так:

“Если в таких важных отраслях государственной жизни, как организация финансового хозяйства, посты и пути сообщений, между русской и монгольской государственностью существовала непререкаемая преемственность, то естественно предположить такую связь и в других отраслях, в подробностях конструкции административного аппарата, в организации военного дела и прочее”.

Русские также приняли монгольские политические обыкновения; соединив их с православием и византийской идеологией, они просто присвоили их себе. По мнению евразийцев, самое значительное, что привнесли монголы в развитие русской истории, касалось не столько политического устройства страны, сколько духовной сферы.

“Велико счастье Руси, что в момент, когда в силу внутреннего разложения она должна была пасть, она досталась татарам и никому другому. Татары – “нейтральная” культурная среда, принимавшая “всяческих богов” и терпевшая “любые культы”, – пала на Русь, как наказание Божье, но не замутила чистоты национального творчества. Если бы Русь досталась туркам, заразившимся “иранским фанатизмом и экзальтацией”, ее испытание было бы многожды труднее и доля – горше. Если бы ее взял Запад, он вынул бы из нее душу. […] Татары не изменили духовного существа России; но в отличительном для них в эту эпоху качестве создателей государств, милитарно-организующей силы, они, несомненно, повлияли на Русь”.

“Важным историческим моментом было не “свержение ига”, не обособление России от власти Орды, а распространение власти Москвы на значительную часть территории, некогда подвластной Орде, другими словами, замена ордынского хана русским царем с перенесением ханской ставки в Москву ”.

Как отмечал в 1925 году историк Александр Кизеветтер (1866–1933), преподававший в то время в Праге, евразийское движение страдало от непримиримых внутренних противоречий. Он описывал евразийство как “чувство, вылившееся в систему”. Наиболее ярко противоречия проявлялись в отношении евразийцев к большевизму в частности и к Европе в целом. С одной стороны, они отвергали большевизм из-за его европейских корней, но, с другой, – одобряли его, так как для европейцев он оказался неприемлемым. Они рассматривали русскую культуру как синтез культур Европы и Азии, одновременно критикуя Европу на том основании, что в основе ее бытия лежала экономика, тогда как в русской культуре преобладал религиозно-этический элемент.

Движение евразийцев было популярным в 1920-е годы, но к концу десятилетия оно распалось из-за отсутствия общей позиции по отношению к Советскому Союзу. Однако, как мы убедимся ниже, после крушения коммунизма ему предстояло пережить в России бурное возрождение.

Вопрос о влиянии монголов на историю России не вызывал особого интереса в Европе, но в Соединенных Штатах им всерьез увлеклись двое ученых. Публикация в 1985 году Чарльзом Гальпериным работы “Россия и Золотая Орда” открыла дискуссию. Тринадцать лет спустя Дональд Островский поддержал тему в своем исследовании “Московия и монголы”. В целом они занимали по исследуемому вопросу единую позицию: Островский отмечал, что по основным пунктам монгольского влияния на Московию он вполне единодушен с Гальпериным.

Однако даже имевшихся непринципиальных и небольших разногласий вполне хватило для того, чтобы спровоцировать оживленное обсуждение. Оба ученых считали, что монгольское влияние имело место, причем оно было весьма ощутимым. Гальперин относил к монгольским заимствованиям московские военные и дипломатические практики, а также “некоторые” административные и фискальные процедуры. Но он не соглашался с тем, что Россия училась политике и управлению только благодаря монголам: “Они не породили московское самодержавие, но лишь ускорили его приход”. По его мнению, монгольское нашествие не могло предопределить становление русского самодержавия, имевшего местные корни и “черпавшего идейные и символические обыкновения скорее из Византии, чем из Сарая”. В данном отношении мнение Островского расходится с мнением его оппонента:

“На протяжении первой половины XIV века московские князья пользовались моделью государственной власти, основанной на образцах Золотой Орды. Гражданские и военные институты, существовавшие в Московии в то время, были преимущественно монгольскими”.

Более того, Островский причислял к монгольским заимствованиям еще несколько институтов, игравших в жизни Московского царства ключевую роль. Среди них упоминались китайский принцип, согласно которому вся земля в государстве принадлежала правителю; местничество, позволявшее российскому дворянству не служить тем представителям своего сословия, чьи предки когда-то сами состояли на службе у их предков; кормление, предполагавшее, что чиновники на местах жили за счет подотчетного им населения; поместье, или земельный надел, дававшееся при условии несения добросовестной службы государю. Островский выстроил относительно стройную теорию, которую, однако, сам и подорвал заявлением о том, что Московия была не деспотией, а чем-то вроде конституционной монархии:

“Хотя в Московском царстве не было писаной конституции, его внутреннее функционирование во многом напоминало конституционную монархию, то есть такой строй, при котором решения принимаются посредством консенсуса между различными институтами политической системы. […] Московия того времени была правовым государством”.

Позволяя себе подобные заявления, Островский игнорировал тот факт, что в XVI–XVII веках ни в одной стране мира еще не существовало ничего похожего на конституцию, что московские цари, по свидетельствам как их собственных подданных, так и иностранцев, были абсолютными правителями, а политическое устройство Москвы не содержало никаких институтов, способных сдерживать царскую власть.

В продолжительных дебатах, развернувшихся на страницах журнала “Kritika”, Гальперин оспорил произведенное Островским зачисление поместья и местничества в состав монгольского наследства. Им оспаривался также тезис Островского о монгольских корнях боярской думы, выполнявшей роль совещательного органа при русском царе.

Достойны внимания малоизвестные взгляды польских историков и публицистов, касающиеся взаимоотношений монголов и русских. Поляки, остававшиеся на протяжении тысячелетия соседями России и более ста лет жившие под ее управлением, всегда проявляли живой интерес к этой стране, а их познания о ней зачастую были гораздо более полными, чем бессистемные и случайные сведения других народов. Конечно, суждения польских ученых нельзя назвать абсолютно объективными с учетом того, что поляки в течение всего XIX и начала XX века мечтали восстановить независимость своего государства. Главным препятствием к этому была именно Россия, под властью которой находились больше четырех пятых всех земель, составлявших польскую территорию до ее разделов.

Польские националисты были заинтересованы в том, чтобы изобразить Россию неевропейской страной, угрожавшей другим государствам континента. Одним из первых сторонников этого взгляда был Францишек Душинский (1817–1893), эмигрировавший в Западную Европу и опубликовавший там ряд работ, основной идей которых было деление всех человеческих рас на две основные группы – “арийскую” и “туранскую”. К арийцам он относил романские и германские народы, а также славян. Русские зачислялись во вторую группу, где оказывались в родстве с монголами, китайцами, евреями, африканцами и им подобными. В отличие от “арийцев”, “туранцы” имели предрасположенность к кочевому образу жизни, не уважали собственность и законность, были склонны к деспотизму.

В ХХ веке эту теорию развивал Феликс Конечный (1862–1949), специалист по сравнительному изучению цивилизаций. В книге “Польский логос и этос” он рассуждает о “туранской цивилизации”, к определяющим признакам которой, помимо прочего, относит милитаризацию общественной жизни, а также государственность, в основе которой лежит частное, а не публичное право. Русских он считал наследниками монголов и потому “туранцами”. Этим он также объяснял утверждение в России коммунистического режима.

Как только коммунистическая цензура, требовавшая однозначности в вопросе о монгольском влиянии, перестала существовать, дискуссия по этому поводу возобновилась. В большинстве своем ее участники отвергали советский подход, проявляя готовность признать существенный характер воздействия монголов на все сферы русской жизни и особенно на политический режим.

Спор теперь утратил научный характер, приобретя бесспорно политическую окраску. Развал советского государства оставил многих его граждан в растерянности: они не могли разобраться в том, к какой части света относится их новое государство – к Европе, Азии, обеим одновременно или ни к той и ни другой. Это означает, что к тому моменту большая часть россиян соглашалась с тем, что во многом именно из-за монгольского ига Россия стала уникальной цивилизацией, отличие которой от западной коренится в далеком прошлом.

Сошлемся на несколько примеров. Историк-медиевист Игорь Фроянов подчеркивал в своих работах драматичные перемены, которые произошли в политической жизни России в результате монгольского завоевания:

“Что касается княжеской власти, то она получает совсем иные основания, чем раньше, когда древнерусское общество развивалось на общественно-вечевых началах, характеризуемых непосредственной демократией, или народовластием. Если до прихода татар Рюриковичи занимали княжеские столы, как правило, по приглашению городского веча, рядясь на нем об условиях своего княжения и принося клятву, закрепленную крестоцелованием, обещали держать договор нерушимо, то теперь они садились на княжения по изволению хана, запечатленному соответствующим ханским ярлыком. Князья вереницей потянулись в ханскую ставку за ярлыками. Итак, высшим источником княжеской власти на Руси становится ханская воля, и вечевое народное собрание теряет право распоряжения княжеским столом. Это сразу же сделало князя самостоятельным по отношению к вечу, создав благоприятные условия для реализации его монархических потенций”.

Вадим Трепалов также видит самую непосредственную связь между монгольским игом и становлением в России самодержавия через умаление значения представительных институтов, подобных вече. Эта точка зрения разделяется и Игорем Князьким:

“Ордынское иго переменило радикально и политический строй России. Происходящая династически от киевских князей власть московских царей сущностно выходит к всевластию монгольских ханов Золотой Орды. И царем-то великий московский князь становится вослед павшей власти золотоордынских владык. Именно от них грозные государи Московии наследуют безусловное право казнить по своей воле любого из подданных, независимо от действительной вины его. Утверждая, что казнить и миловать цари московские “есьмя вольны”, Иван Грозный выступает не как наследник Мономаха, но как преемник Батыев, ибо здесь для него не важны ни вина, ни добродетель подданного – их определяет сама царская воля. Отмеченное Ключевским важнейшее обстоятельство, что у подданных царя Московского нет прав, но есть только обязанности, – прямое наследие ордынской традиции, которую в Московии сущностно не изменила даже земщина XVII века, ибо во времена земских соборов прав у русских людей не прибавилось, да и своего голоса соборы так и не приобрели”.

Другим проявлением ожившего интереса к монгольскому наследию в постсоветской России стало возрождение евразийства. По мнению французского специалиста Марлен Ларюэль, “неоевразийство стало одной из наиболее проработанных консервативных идеологий, появившихся в России в 1990-е годы”. В библиографии одной из ее книг перечисляются десятки работ, опубликованных по этой теме в России начиная с 1989 года. Наиболее видными теоретиками возрожденного движения стали Лев Гумилев (1912–1992), профессор философии Московского университета Александр Панарин (1940–2003) и Александр Дугин (р. 1963).

Постсоветское евразийство имеет ярко выраженный политический характер: оно призывает русских отвернуться от Запада и выбрать своим домом Азию. По словам Гумилева, монгольская “напасть” есть не что иное, как миф, созданный Западом, чтобы скрыть подлинного врага России – романо-германский мир. Движению присущи национализм и империализм, а иногда также антиамериканизм и антисемитизм. Некоторые из его принципов были обозначены в речи президента Владимира Путина, прозвучавшей в ноябре 2001 года:

“Россия всегда ощущала себя евроазиатской страной. Мы никогда не забывали о том, что основная часть российской территории находится в Азии. Правда, надо честно сказать, не всегда использовали это преимущество. Думаю, пришло время нам вместе со странами, входящими в Азиатско-Тихоокеанский регион, переходить от слов к делу – наращивать экономические, политические и другие связи. […] Ведь Россия – своеобразный интеграционный узел, связывающий Азию, Европу и Америку”.

Эту антиевропейскую позицию разделяет и значительная часть российского общества. Отвечая на вопрос “Ощущаете ли вы себя европейцем?”, 56% россиян выбирают ответ “практически никогда”.

Современные сторонники евразийства уделяют истории еще меньше внимания, чем их предшественники; прежде всего их интересует будущее и место России в нем. Но когда приходится рассуждать об истории, они придерживаются манеры, свойственной первым евразийцам:

“[Панарин] почти не уделяет внимания Киевской Руси, так как считает ее скорее европейским, нежели евразийским, образованием (и потому обреченной на гибель), акцентируя внимание на монгольском периоде. Он пишет об “иге” как о благе, позволившем России стать империей и покорить степь. Подлинная Россия, заявляет он, появилась в московский период из соединения православия с монгольской государственностью, русских с татарами”.

Совокупность представленных фактов ясно дает понять, что в споре о монгольском влиянии правы были те, кто высказывался за его важность. В центре дискуссии, растянувшейся на два с половиной столетия, оказался принципиально важный вопрос о природе русского политического режима и его происхождении. Если монголы никак не повлияли на Россию или если это влияние не затронуло политической сферы, то российскую приверженность самодержавной власти, причем в самой крайней, патримониальной, форме придется объявить чем-то врожденным и вечным. В таком случае она должна корениться в русской душе, религии или каком-то другом источнике, не поддающемся изменениям. Но если Россия, напротив, заимствовала свою политическую систему от иноземных захватчиков, то шанс на внутренние перемены остается, ибо монгольское влияние может со временем смениться на западное.

Кроме того, вопрос о роли монголов в русской истории имеет ключевое значение для российской геополитики – указанное обстоятельство упускали из виду историки XIXвека. Ведь восприятие России как прямой наследницы империи монголов или даже просто как страны, пережившей их сильное влияние, позволяет обосновывать легитимность утверждения русской власти на огромной территории от Балтики и Черного моря до Тихого океана и над многими населяющими ее народами. Этот аргумент критически важен для современных русских империалистов.

Подобный вывод позволяет понять, почему вопрос о монгольском влиянии продолжает вызывать столь бурную полемику в российской исторической литературе. Видимо, поиски ответа на него прекратятся еще очень нескоро.

Министерство Образования и Науки РФ

Северо-Восточный государственный университет

«Дискуссии о влиянии татаро-монгольского ига на русскую историю».

Выполнила студентка

филологического факультета

группа Я-11

Вечтомова Татьяна

Проверил доцент кафедры ВИиИР

Пустовойт Г.А.

Магадан 2011

В XIII в. народам нашей страны пришлось вынести тяжелую борьбу с иноземными захватчиками. С востока на Русь, на народы Средней Азии и Кавказа обрушились полчища монголо-татарских завоевателей. С запада русские земли и земли народов Восточной Прибалтики подверглись агрессии немецких, шведских и датских рыцарей-крестоносцев, а также венгерских и польских феодалов.

Период монголо-татарского владычества на Руси продолжался около двух с половиной столетий, с 1238 по 1480 год. В эту эпоху окончательно распалась Древняя Русь и началось формирование Московского государства.

Перед нашествием татаро-монгольских орд на русские земли Русское государство представляло собой несколько крупных княжеств, постоянно соперничавших между собой, но не обладавших одним большим войском, способным оказать сопротивление армаде кочевников.

Проблема влияния татаро-монгольского ига на формирование русской государственности в отечественной историографии выражена двумя крайними позициями:

1. Монголо-татарское иго принесло разорение, гибель людей, задержало развитие, но существенно не повлияло на жизнь и быт русских и их государственность. Эту позицию защищали С. Соловьев, В. Ключевский, С. Платонов, М. Покровский. Традиционна она и для советской историографии на протяжении 75 лет. Главная идея заключалась в том, что Россия развивалась в период монголо-татарского нашествия по европейскому пути, но начала отставать из-за масштабных разрушений и человеческих потерь, необходимости платить дань.

2. Монголо-татары оказали большое влияние на общественную и социальную организацию русских, на формирование и развитие Московского государства. Впервые эту мысль высказал Л.Н.Гумилев, Н.М. Карамзин, а затем ее развили Н.И. Костомаров, Н.П. Загоскин и др. В XX веке эти идеи развивали евразийцы, которые считали Московское государство частью Великого Монгольского государства. Есть авторы которые утверждали, что и крепостное право было заимствовано Россией у монголов

Позиция Л.Н.Гумлёва.

Особенностю концепции Льва Николаевича Гумилёва является утверждение, что Русь и Золотая Орда до XIII в. не только не были врагами, но и даже состояли в некоторых союзнических отношениях. По его мнению, предпосылками для такого союза стали чересчур активные экспансионистские действия Ливонского ордена в Прибалтике. Причём союз по большей части имел военный, нежели политический характер. Этот союз выражался в виде защиты монгольскими отрядами русских городов за некоторую плату: “…Александра интересовала перспектива получения от монголов военной помощи для противостояния натиску Запада и внутренней оппозиции. Именно за эту помощь Александр Ярославович готов был платить, и платить дорого” (Гумилёв Л.Н. От Руси к России. - М.: Прогресс. с.132). Так, по мнению Гумилёва, с помощью монголов такие города, как Новгород, Псков в 1268 году, а также Смоленск в 1274 году избежали захвата: ”Но тут в Новгород, согласно договору с Ордой, явился татарский отряд в 500 всадников…Новгород и Псков уцелели” (Гумилёв Л.Н. От Руси к России. - М.: Прогресс. с.134). Кроме того, русские князья сами помогали татарам: “Русские первые оказали военную помощь татарам, приняв участие в походе на аланов” (Гумилёв Л.Н. От Руси к России. - М.: Прогресс. с.133). Лев Николаевич видел в таком союзе только положительные стороны: “Таким образом за налог, который Александр Невский обязался выплачивать в Сарай, Русь получила надёжную крепкую армию, которая отстояла не только Новгород с Псковом… Более того, русские княжества, принявшие союз с Ордой, полностью сохранили свою идеологическую независимость и политическую самостоятельность… Одно это показывает, что Русь была не провинцией Монгольского улуса, а страной, союзной великому хану, выплачивавшей некоторый налог на содержание войска, которое ей самой было нужно” (Гумилёв Л.Н. От Руси к России. - М.: Прогресс. с. 134). Он также считал, что этот союз повлёк за собой улучшение во внутреннем положении страны: “Союз с татарами оказался благом для Руси с точки зрения установления внутреннего порядка” (Гумилёв Л.Н. От Руси к России. - М.: Прогресс. с.133).

В аргументирование своей идеи Л.Н.Гумилёв приводит следующие факты. Во-первых, на Руси постоянно не находились отряды татаро-монгол: “Гарнизонов монголы не оставили, своей постоянной власти не думали устанавливать” (Гумилёв Л.Н. От Руси к России. - М.: Прогресс. с. 122). Во-вторых, из многих источников известно, что князь Александр Невский часто ездил к хану Бату. Этот факт Гумилёв связывает с организацией союза: “В 1251 году Александр приехал в Орду Батыя, подружился, а потом побратался с его сыном Сартаком, в следствие чего стал приёмным сыном хана. Союз Орды и Руси осуществился…” (Гумилёв Л.Н. От Руси к России. - М.: Прогресс. с. 127). В-третьих, как уже упоминалось выше, Гумилёв приводит факт защиты монголами в 1268 году Новгорода. В-четвертых, в своих книгах Гумилёв упоминает об открытии в Золотой Орде православного епископства, что по его мнению было бы вряд ли возможно в случае вражды между этими странами: “В 1261 усилиями Александра Невского, а также монгольских ханов Берке и Мэнгу-Тимура было открыто подворье православного епископа. Он не подвергался никаким гонениям; считалось, что епископ Сарский является представителем интересов Руси и всех русских людей при дворе великого хана” (Гумилёв Л.Н. От Руси к России. - М.: Прогресс. с. 133). В- пятых, после прихода в Орде к власти Берке, который установил ислам гоударственной религией, на Руси не начались религиозные гонения на православную церковь: “…После победы в Орде мусульманской партии в лице Берке, никто не требовал от русских обращения в ислам” (Гумилёв Л.Н. От Руси к России. - М.: Прогресс. с.134). Мне кажется, что именно на основе этих, а может и ещё некоторых других, фактов он и делает заключение о существовании союзных отношений между Русью и Ордой.

Другие подходы к проблеме.

Кроме концепции Л.Н.Гумилёва, существует ещё одна “оригинальная” концепция Носовского Г.В. и Фоменко А.Т., которая совершенно не совпадает с традиционной историей. Суть её состоит в том, что по их мнению Орда и Русь – это практически одно и тоже государство. Они считали, что Орда являлась не иностранным образованием, захватившим Русь, а просто восточным русским регулярным войском, входившим неотъемлемой частью в древне-русское государство. “Татаро-монгольское иго” с точки зрения данной концепции есть просто период военного управления государством, когда верховным правителем был полководец-хан, а в городах сидели гражданские князья, которые обязаны были собирать дань в пользу этого войска, на его содержание: “Таким образом древнерусское государство представляется единой империей, внутри которой было сословие профессиональных военных (Орда) и гражданская часть, не имевшая своих регулярных войск, поскольку такие войска уже входили в состав Орды” (Носовский Г.В., Фоменко А.Т. Новая хронология и концепция древней Руси, Англии и Рима. М.: Издат. Отдел УНЦ ДО МГУ, 1996. с.25). В свете такой концепции частые татаро-монгольские набеги являлись ничем иным, как насильственным сбором дани с тех областей, которые не хотели платить: “Так называемые “татарские набеги”, по нашему мнению, были просто карательными экспедициями в те русские области, которые по каким-то соображениям отказались платить дань” (Носовский Г.В., Фоменко А.Т. Новая хронология и концепция древней Руси, Англии и Рима. М.: Издат. Отдел УНЦ ДО МГУ, 1996. с.26). Свою версию событий Носовский и Фоменко аргументируют следующим образом. Во-первых, они разделяют мнение некоторых историков о том, что ещё в 13 веке на границах Руси жили казаки. Однако никаких упоминаний о столкновениях монголов с казаками нет. Отсюда они делают вывод, что казаки и Орда – это русские войска: “Орда, откуда бы она ни шла,.. неминуемо должна была бы вступить в конфликт с казачьими государствами. Однако этого не отмечено. Единственная гипотеза: Орда потому не воевала с казаками, что казаки были составной частью Орды. Такова версия: казачьи войска не просто составляли часть Орды, они были также и регулярными войсками русского государства. Другими словами, Орда с самого начала была русской”(Носовский Г.В., Фоменко А.Т. Новая хронология и концепция древней Руси, Англии и Рима. М.: Издат. Отдел УНЦ ДО МГУ, 1996. сс.24-25). Во-вторых, они указывают на абсурдность использования монголами русских войск в своих походах; ведь они могли взбунтоваться и перейти на сторону монгольских врагов: “Остановимся на мгновение и представим себе всю нелепость ситуации: победители-монголы зачем-то передают оружие завоёванным ими “русским рабам”, а те спокойно служат в войсках завоевателей, составляя там “главную массу”!.. Даже в традиционной истории Древний Рим никогда не вооружал только что завоёванных рабов” (Носовский Г.В., Фоменко А.Т. Новая хронология и концепция древней Руси, Англии и Рима. М.: Издат. Отдел УНЦ ДО МГУ, 1996. с.122). Карамзин в своих трудах писал, что большинство нынешних храмов построены именно в период ига. Этот факт также подтверждает основу концепции Носовского и Фоменко: “Почти все русские монастыри были основаны при “татаро-монголах”. И понятно, - почему. Многие из казаков, оставив военную службу в Орде, уходили в монатыри” (Носовский Г.В., Фоменко А.Т. Новая хронология и концепция древней Руси, Англии и Рима. М.: Издат. Отдел УНЦ ДО МГУ, 1996. сс.127-128). Таким образом, пишут они, “Монгольские завоеватели превращаются в каких-то невидимок, которых почему-то никто не видит”(Носовский Г.В., Фоменко А.Т. Новая хронология и концепция древней Руси, Англии и Рима. М.: Издат. Отдел УНЦ ДО МГУ, 1996. с.124).

Практически все остальные известные историки считают, что отношения Золотой Орды к Руси нельзя назвать союзными. По их мнению причинами установления ига являются:

1. Завоевательные походы татаро- монголов,

2. Превосходство монголов в военном искусстве, наличие опытной и многочисленной армии;

3. Феодальная раздробленность и распри между князьями.

Татаро-монгольское нашествие – это именно «нашествие», а не «прогулка» по Руси, как утверждает Л. Гумилев и установление жесточайшего ига, т.е. владычество татаро-монгол со всеми тяготами зависимого существования Руси.

Последствия татаро-монгольского нашествия в следующем: в результате более чем 2,5 векового ига Русь была отброшена в своем развитии на 500 лет, и в этом причины отставания России и в настоящее время от западных цивилизаций. В результате татаро-монгольского нашествия были разорены русские земли и города, уничтожены целые княжества, развитию хозяйства и культуры был нанесен колоссальный ущерб, но борьба против татаро-монгольского ига помогла сплочению русского народа, образованию централизованного государства.

Потому Орда всё-таки имела власть над Русью, и наиболее точно эту власть характеризует слово “иго”. Великие ханы относились к Руси как к вассальному государству, беспомощность которого поддерживалась большой данью и рекрутскими наборами. Свою позицию они аргументируют следующими фактами. Во-первых, для великих ханов русские князья были как нечто среднее между вассалами и рабами. Так, они были каждый раз после смены хана ехать к нему на поклон и просить ярлык на княжение: “Ещё в 1242 году великий князь владимирский Ярослав I направился в ставку Бату, где его утвердили в должности. Его сын Константин был отправлен в Монголию, чтобы заверить регента в своей и отцовской приверженности” (Вернадский В.Г. История России: Монголы и Русь. – М.: Тверь:Аграф:Леан, 2000. с. 149). Это также подтверждают факты казни русских князей монгольскими ханами, например, казнь Михаила Черниговского: “… Он был казнён вместе с одним из верных ему бояр, который сопровождал его в савку хана…” (Вернадский В.Г. История России: Монголы и Русь. – М.: Тверь: Аграф: Леан, 2000. с. 151). Во-вторых, истории известно, что за всё время властвования, Золотой Ордой было направлено на Русь множество карательных отрядов, которые боролись с неуплатой дани, а также восстаниями князей или простого народа. Ярчайший пример тому – “Неврюева рать”, посланная против великого князя Андрея Ярославича, и которая, по свидетельствам многих историков, нанесла Руси вред, больший, чем поход Батыя: “В 1252 году на Владимирскую Русь за непокорство и строптивость великого князя Андрея Ярослвича обрушились татарские тумены под командованием полководца Неврюя. Полки Андрея Ярославича и его брата Ярослава были разгромлены в жестоком бою у Переяславля-Залесского, а сам великий князь бежал в Швецию, откуда вернулся лишь несколько лет спустя”(Энциклопедия для детей. Т.5. История России и её ближайших соседей. – М.: Аванта+, 1998. с.229). Также нельзя не принимать во внимание частые переписи населения Руси, проводимые ханами. Их результаты использовались для сбора налогов, а также для рекрутирования воинов. В пользу этой версии событий говорит также тот факт, что на Руси произошел упадок культуры: были потеряны некоторые ремёсла, сожжены многие книги.

Заключение.

Сделать однозначный вывод по данной проблеме очень сложно. Ни одна из вышеперечисленных версий изложения событий не может являться истинной.

Список использованной литературы

1. Гумилёв Л.Н. От Руси к России. –М.:Прогресс.
2. Карамзин Н.М. История государства Российского: Кн. 2. –Ростов-на-Дону, 1994.
3. Носовский Г.В., Фоменко А.Т. Новая хронология и концепция древней Руси: Т.1. – М: Издат. Отдел УНЦ ДО МГУ, 1996.

Дискуссия о степени влияния монгольского (ордынского) ига на развитие, судьбу России

В науке споры - обычное дело. Собственно без них и не было бы науки. В исторической науке споры зачастую бывают бесконечными. Таковой является и дискуссия о степени влияния монгольского (ордынского) ига на развитие России на протяжении более двух столетий. Одно время в ХIХ веке было принято даже не замечать этого воздействия.

Наоборот, в исторической науке, а также публицистике последних десятилетий считается, что иго стало поворотным пунктом во всех сферах общественной жизни, более всего в политической, поскольку было остановлено движение к единому государству по образцу западноевропейских стран, а также в общественном сознании, сформировавшим, вследствие ига, душу русского человека, как душу раба.

Сторонники традиционной точки зрения, а это историки дореволюционной России, историки советского периода и многие современные историки, писатели и публицисты, т.е. фактическое значительное большинство крайне негативно оценивают воздействие ига на самые различные стороны жизни Руси. Происходило массовое перемещение населения, а с ним и земледельческой культуры на запад и северо-запад, на менее удобные территории с менее благоприятным климатом. Резко снизилась политическая и социальная роль городов. Усилилась власть князей над населением. Произошла и определённая переориентация политики русских князей на восток. Сегодня не модно, а зачастую считается неуместным цитировать классиков марксизма, но, на мой взгляд, иногда стоит. По словам Карла Маркса " монгольское иго не только подавляло, но оскорбляло и иссушало саму душу народа, ставшего его жертвой".

Но есть и другая, прямо противоположная точка зрения на рассматриваемую проблему. Она рассматривает вторжение монголов не как завоевание, а как "великий кавалерийский рейд" (разрушались только те города, которые, стояли на пути войска; гарнизонов монголы не оставляли; постоянной власти не установили; с окончанием похода Батый ушёл на Волгу).

В конце ХIХ - начале ХХ века в России появилась новая культурно-историософская (историософия - философия истории) и геополитическая теория - евразийство. Среди многих других положений, совершенно новой, чрезвычайно непривычной, а зачастую шокирующей была трактовка теоретиками евразийства (Г.В. Вернадским, П.Н. Савицким, Н.С. Трубецким) древнерусской истории и так называемого " татарского" периода отечественной истории. Чтобы понять суть их высказываний, нужно вникнуть в суть идеи евразийства.

"Евразийская идея" базируется на принципе единства "почвы" (территории) и утверждает самобытность и самодостаточность славяно-тюркской цивилизации, сложившейся в рамках сначала Золотой орды, затем Российской империи, впоследствии СССР. И сегодня, нынешнее руководство России, испытывая огромные трудности в управлении страной, в которой рядом православные и мусульмане, причём имеющие свои государственные образования (Татарстан, Башкортостан, Ингушетия, наконец, Чечня (Ичкерия)) объективно заинтересовано в распространении идеи евразийства.

По мнению теоретиков евразийства, вопреки традиции отечественной исторической науки видеть в монгольском иге только лишь "угнетение русского народа баскаками поганых", евразийцы усматривали в данном факте российской истории в значительной мере положительный итог.

"Без "татарщины" не было бы России" - писал П.Н. Савицкий в работе "Степь и оседлость". В ХI-первой половине ХIII веков культурное и политическое измельчание Киевской Руси ни к чему иному, как к чужеземному игу привести не могло. Велико счастье России, что она досталась татарам. Татары не изменили духовного существа России, но в отличном для них в эту эпоху качестве создателей государств, милитарно-организующейся силы они, несомненно, повлияли на Русь".

Другой евразиец С.Г. Пушкарёв писал: "татары не только не обнаруживали систематических устремлений к уничтожению русской веры и народности, но наоборот, проявляя полную веротерпимость, ханы монгольские выдавали ярлыки русским митрополитам на охрану прав и преимуществ русской церкви".

Развивая эту свою мысль, С.Г. Пушкарёв противопоставлял "татарской нейтральной среде" романо-германский "Дранг нах Остен", в результате которого "прибалтийские и полабские славяне исчезли с лица земли".

Данное преимущество Востока над Западом оценили многие русские государственные деятели того времени. В качестве яркого примера "древнерусского евразийца" Г.В. Вернадский приводил Александра Невского (причисленного, кстати, Русской Православной церковью к лику святых). В противоположность связавшему себя с Западом Даниилу Галицкому Александр Невский, " с гораздо меньшими историческими данными добился гораздо более прочных политических результатов. Князь Александр Ярославович выделил в монголах дружественную в культурном отношении силу, которая могла помочь ему сохранить и утвердить русскую самобытность от латинского Запада" - так оценивал Г.В. Вернадский "восточническую" ориентацию Александра Невского и его ставку на Орду.

Мысль Г.В. Вернадского углубил другой евразийский историк-Борис Ширяев. В одной из своих статей он приходит к выводу, "что монгольское иго вызвало русский народ из провинциализма исторического бытия мелких разрозненных племенных и городских княжеств так называемого удельного периода на широкую дорогу государственности". "В этой промежуточной эпохе и кроется генезис русской государственности", - констатировал он.

Известный эмигрантский историк и этнограф калмыцкого происхождения Э.Д. Хара-Даван полагал, что именно в эти годы были заложены основы российской политической культуры, что монголы дали покорённым русским землям "основные элементы будущей московской государственности: самодержавие (ханат), централизм, крепостничество". Кроме того "влиянием монгольского владычества русские княжества и племена были слиты воедино, образовав сначала Московское царство, а впоследствии Российскую империю".

Традиционная для России персонификация верховной власти также уходит в эту эпоху. последствие ордынское татарское иго

Монгольское владычество сделало московского государя абсолютным самодержцем, а его подданных-крепостными. И если Чингисхан и его преемники управляли именем Вечного Синего Неба, то русский царь самодержец управлял подвластными ему как Помазанник Божий. В результате монгольское завоевание способствовало превращению России городской и вечевой в Россию сельскую и княжескую/от автора: с современных позиций всё это выглядит печально, но…

Таким образом, по мнению евразийцев "монголы дали России свойство организовываться военно, создавать государственно-принудительный центр, достигать устойчивости…становиться могущественной "ордой".

По мнению евразийцев, русское религиозное сознание получило значительную "подпитку" с Востока. Так, Э.Д. Хара-Даван писал, что "русское богоискательство"; "сектантство", паломничество к святым местам с готовностью на жертвы и муки ради духовного горения могла быть только с Востока, потому что на Западе религия не влияет на жизнь и не трогает сердца и души своих последователей, ибо они всецело и без остатка поглощены только своей материальной культурой".

Но не только в укреплении духа виделась евразийцам заслуга монголов. На их взгляд с Востока Русь заимствовала также черты воинской доблести монгольских завоевателей: "храбрость, выносливость в преодолении препятствий на войне, любовь к дисциплине". Всё это "дало русским возможность создать Великую Российскую империю после монгольской школы".

Дальнейшее развитие отечественной истории виделось евразийцам следующим образом.

Постепенное разложение, а затем и падение Золотой Орды приводят к тому, что её традиции подхватывают окрепшие русские земли, и империя Чингисхана возрождается в новом обличье Московского царства. После относительно лёгкого покорения Казани, Астрахани и Сибири империя практически восстанавливается в прежних границах.

Одновременно с этим происходит мирное проникновение русского элемента в восточную среду и восточного-в русскую, цементируя, таким образом, интеграционные процессы. Как отмечал Б. Ширяев: "Русское государство, не поступаясь своим основным принципом-православной бытовой религиозностью, начинает применять к покорённым татарскими ханствами испытанный им на себе чингисхановский метод веротерпимости. Этот приём связал оба народа".

Таким образом, период ХVI-ХVII вв. рассматривается евразийцами как эпоха лучшего выражения евразийской государственности.

Евразийская теория взаимоотношений русских и монголов (тюрков) вызвала бурную полемику в среде русских эмигрантских историков. Большинство из них, воспитанных на классических трудах русской исторической школы, не принимали данной трактовки и, прежде всего концепции монгольского влияния на русскую историю. Да и среди евразийцев единства не было. Так, например, видный евразиец Я.Д. Садовский в своём письме П.Н. Савицкому резко критиковал книгу "Наследие Чингисхана в русской империи", вышедшую в 1925 году за "восхваление гнуснейшего и подлейшего рабства у татар". Подобной позиции придерживался и другой видный евразийский теоретик-М. Шахматов.

"Что уж говорить о противниках евразийства вообще". Так П.Н. Милюков противопоставлял аргументации евразийцев свои тезисы об "отсутствии евразийской культуры, общей русским с монголами" и "отсутствии какого-нибудь значительного родства восточного степного быта с оседлым русским". "Апофеоз татарщины" усматривал в евразийской теории видный либеральный историк А.А. Кизеветтер. "Дмитрий Донской и Сергий Радонежский с точки зрения правоверного евразийца должны быть признаны изменниками национальному призванию России", - иронизировал он.

Так или иначе, но несмотря на определённый радикализм и субъективизм, евразийство ценно тем, что в нём дана новая, по сути трактовка взаимоотношений России как с Западом, так и с Востоком. А это, в свою очередь, обогатило теоретическую базу исторической науки.

Идеи евразийцев во II половине ХХ века развил известный учёный Лев Николаевич Гумилёв и другие его последователи. Вот как Л.Н. Гумилёв писал по этому вопросу:

"…Причём целью этого набега было не завоевание Руси, а война с половцами. Так как половцы крепко удерживали линию между Доном и Волгой, то монголы применили известный тактический приём дальнего обхода: совершили "кавалерийский рейд" через Рязанское, Владимирское княжества. А впоследствии великий князь Владимирский (1252-1263) Александр Невский заключил обоюдовыгодный союз с Батыем: Александр нашёл союзника для противостояния немецкой агрессии, а Батый - чтобы выйти победителем в борьбе с великим ханом Гуюком (Александр Невский предоставил в распоряжение Батыя войско, состоящее из русских и аланов).

Союз существовал до тех пор, пока был выгоден и необходим обеим сторонам (Л.Н. Гумилёв). Об этом же пишет и А. Головатенко: "…Русские князья нередко и сами обращались в Орду за помощью и даже не видели ничего зазорного в том, чтобы использовать монголо-татарские отряды в борьбе с конкурентами. Так…Александр Невский при поддержке ордынской конницы изгнал своего брата Андрея из Владимиро-Суздальского княжества (1252). Через восемь лет Александр вновь воспользовался помощью татар, оказав им ответную услугу. Авторитетный князь способствовал проведению переписи в Новгороде (подобные переписи во всех ордынских владениях служили основанием для обложения податями); ордынцы же помогли Александру Невскому сделать сына (Дмитрия Александровича) новгородским князем.

Сотрудничество с монголами казалось князьям Северо-Восточной Руси столь же естественным средством достижения или упрочнения власти, как союзные отношения с половцами-южно-русским князьям ХII века". Думается, стоит прислушаться в этой дискуссии к спокойному и взвешенному мнению известного советского историка Н.Я. Эйдельмана:

"Невозможно, конечно согласиться с парадоксальным мнением Л.Н. Гумилёва (и других евразийцев!), будто монгольское иго было лучшим уделом для Руси, ибо, во-первых, спасло её от ига немецкого, а во-вторых, не могло столь болезненно затронуть самобытность народа, как это произошло бы при более культурных немецких захватчиках. Не верю, будто такой эрудит, как Гумилёв, не знает фактов, которыми его легко оспорить; увлечённый своей теорией, он впадает в крайность и не замечает, к примеру, что силы "псов-рыцарей" были несравнимо слабее монгольских; Александр Невский остановил их войском одного княжества. Отнюдь не восхваляя какое-либо чужеземное владычество вообще, напомню, что монгольское иго было ужасным; что, прежде всего и более всего оно ударило по древнерусским городам, великолепным очагам ремесла, культуры…

А ведь именно города были носителями торгового начала, товарности, будущей буржуазности, - пример Европы налицо!

Ни к чему, полагаем, отыскивать положительные стороны такого ига, прежде всего, потому, что результат прихода Батыя прост и страшен; население, уменьшившееся в несколько раз; разорение, угнетение, унижение; упадок, как княжеской власти, так и ростков свободы.

Оценивая последствия татаро-монгольского ига и его влияния на последующее развитие Русского государства, следует признать его неоднозначный характер. Поэтому имеет смысл рассмотреть каждую сферу общественной жизни отдельно.

Экономика.

Разрушение городов – 49 городов разорены. 15 из них стали селами, 14 так и не были восстановлены.

Замедление в развитии ремесел – многие ремесленники, как жители городов погибали при штурме города или увозились в плен в Орду; были утрачены навсегда некоторые технологии (перегородчатая эмаль, резьба по камню); ремесленники работали не на рынок, а на ханов и княжеский двор.

Выплата дани легла тяжелым бременем на государство. Происходила утечка серебра – основного денежного металла Руси, что тормозило развитие товарно-денежных отношений.

Политика.

Назначение князей с помощью специальных грамот – ярлыков (Но! Только подтверждали или отвергали кандидатуру князя, не влияя на процедуру выбора, при этом сохранилось право наследования).

Не создали собственной правящей династии.

Создали институт наместников – баскаков – предводителей военных отрядов, следивших за деятельностью князей и собиравших дань. Донос баскака приводил либо к вызову князя в Орду, либо к карательному походу. (Но! В к.XIII в. сбор дани был передан в руки русских князей)

Отмирание вечевых традиций и формирование политического курса на установление безграничной власти правителя по восточному образцу.

Монголы искусственно поддерживали территориально-политическую раздробленность, что стало основой для последующей централизации сверху.

Социальная структура.

· Практически полное уничтожение старой варяжской знати.

· Формирование новой знати с сильным татарским элементом – Шереметевы, Державины, Толстые, Ахматовы.

Религия

Орда не уничтожила православную веру и навязывала свою религию.

· Уничтожение и разграбление церквей происходило только с целью наживы, а не по идеологическим соображениям.

· Церковь была освобождена от налогообложения, ее владения объявлены неприкосновенными.

· За время ига увеличилось число монастырей, существенно расширилось их землевладение.

· Укрепление позиции церкви больше как политического института, чем как духовного.

· Защита православной церкви от влияния Запада.

Общественное сознание.

· Изменение сознание правителей – князья вынуждены были демонстрировать раболепие. Непокорных унизительно наказывали или уничтожали.

· Утверждение восточной модели правления – жестокой и деспотичной, с неограниченной властью государя.

Можно выделить три основные точки зрения на эту проблему в отечественной историографии.

1. С. М. Соловьев, В. О. Ключевский и большинство историков - Иго для Руси являлось большим бедствием

Иго - система отношений завоевателей (монголов) и побежденных (русских), которая проявлялась в:

Политической зависимости русских князей от ханов Золотой Орды, выдававших ярлыки (грамоты) на право княжения в русских землях;

Даннической зависимости Руси от Орды. Русь платила дань Золотой Орде (продовольствием, ремесленными изделиями, деньгами, невольниками);

Военной зависимости - поставкой русских воинов в монгольские войска.

2. Н. М. Карамзин отмечал, что монголо-татарское господство на Руси имело одно важное положительное последствие - оно ускорило объединение русских княжеств и возрождение единого Российского государства. Это дало основание некоторым историкам более позднего времени говорить о положительном влиянии монголов.

3. А. Фоменко, В. Носовский считают, что монголо-татарского ига вообще не было. Взаимодействие русских княжеств с Золотой Ордой больше напоминало союзнические отношения: Русь платила дань (причем ее размер был не столь велик), а Орда взамен обеспечивала безопасность границ ослабленных и разрозненных русских княжеств.

5. Современные российские дискуссии о князе Александре Невском

В последнее время все настойчивее подчеркиваются политические таланты князя, поскольку, оказывается, «свой главный подвиг Александр Невский совершил не на поле брани в качестве военачальника, а на политическом поприще в качестве государственного деятеля». При этом «наш великий предок… самоотверженно защищал Русь от внешних врагов и понимал решающую роль народа в этой защите».

Их оппоненты не склонны преувеличивать заслуги Александра перед Отечеством. Они обвиняют князя в коллаборационизме, в том, что именно от «сдал» монгольским ордам Великий Новгород и Псков, до которых не добрались полчища Батыя в 1237–1238 гг., именно он, топя в крови первые попытки сопротивления Орде городских «низов», обеспечил почти на четверть столетия власть ордынских ханов и тем самым закрепил деспотическую систему государственного управления на Руси, навязав ее своей родине и тем самым затормозив ее развитие на несколько столетий вперед. «Позор русского исторического сознания, русской исторической памяти в том, что Александр Невский стал непререкаемым понятием национальной гордости, стал фетишем, стал знаменем не секты или партии, а того самого народа, чью историческую судьбу он жестоко исковеркал. ...Александр Невский, вне всякого сомнения, был национальным изменником».

Говоря об Александре Невском, историк-профессионал обязан различать по крайней мере пятерых персонажей нашей истории и культуры. Прежде всего, это - великий князь Александр Ярославич, живший в середине XIII в. Во-вторых, святой благоверный князь Александр Ярославич, защитник православия, причисленный к лику святых уже лет через сорок после кончины его прообраза. В-третьих, несколько модернизированный в XVIII в. образ святого Александра Невского - борца за выход в Балтийское море (он ведь победил шведов практически на том самом месте, которое Петр I избрал для строительства столицы Российской империи). И наконец, в-четвертых, образ великого защитника всей Русской земли от немецкой агрессии Александра Невского, созданный в конце 1930-х годов благодаря совместным усилиям Сергея Эйзенштейна, Николая Черкасова и Сергея Прокофьева. В последние годы к ним добавился пятый Александр, за которого, видимо, и голосовало большинство телезрителей телеканала «Россия»: справедливого сильного правителя, защитника «низов» от бояр-«олигархов». главные качества, - справедливость, сила, способность противостоять толстосумам, талант, политическая прозорливость - всего этого пока нет, а потребность общества в этом есть - и самая острая.

1. Сражения, которыми прославился князь Александр, были столь ничтожны, что в западных летописях они даже не упоминаются.

Эта идея родилась из чистого невежества. Битва на Чудском озере отражена в немецких источниках, в частности, в «Старшей Ливонской рифмованной хронике». Основываясь на ней, отдельные историки говорят о незначительном масштабе сражения, потому что «Хроника» сообщает о гибели всего двадцати рыцарей. Но здесь важно понять, что речь идет именно о «братьях-рыцарях», выполнявших роль высших командиров. О гибели же их дружинников и набранных в войско представителей балтийских племен, составлявших костяк армии, ничего не говорится.
Что касается Невской битвы, то она не нашла никакого отражения в шведских хрониках. Но, по мнению крупнейшего российского специалиста по истории Балтийского региона в средние века Игоря Шаскольского, «...этому не следует удивляться. В средневековой Швеции до начала XIV века не было создано крупных повествовательных сочинений по истории страны типа русских летописей и больших западноевропейских хроник». Иными словами, следы Невской битвы у шведов и искать-то негде.

2. Запад не представлял угрозы для России того времени, в отличие от Орды, которую князь Александр использовал исключительно для усиления своей личной власти.

Снова не так! Вряд ли в XIII столетии можно говорить о «едином Западе». Возможно, правильнее было бы говорить о мире католицизма, но и он в целокупности был очень пестр, разнороден и раздроблен. Руси реально угрожал не «Запад», а Тевтонский и Ливонский ордена, а также шведские завоеватели. И разбивали их почему-то на русской территории, а не дома в Германии или Швеции, и, стало быть, угроза, исходящая от них, была вполне реальной.
Что же касается Орды, то существует источник (Устюжская летопись), который дает возможность предполагать организующую роль князя Александра Ярославича в антиордынском восстании.

3. Князь Александр не защищал Русь и православную веру, он просто боролся за власть и использовал Орду для физического устранения своего собственного брата.

Это всего лишь домыслы. Князь Александр Ярославич в первую очередь защищал то, что унаследовал от отца и деда. Иными словами, с большим искусством выполнял задачу стража, хранителя. Что же касается смерти его брата, то надо прежде подобных вердиктов изучить вопрос о том, как тот, в безрассудстве и молодечестве, положил русские рати без пользы и каким путем вообще приобрел власть. Это покажет: не столько князь Александр Ярославич был его губителем, сколько он сам претендовал на роль скорого губителя Руси...

4. Повернув к востоку, а не к западу, князь Александр заложил основы будущего разгула деспотизма в стране. Его контакты с монголами сделали Русь азиатской державой.

Это уже и вовсе беспочвенная публицистика. С Ордой контактировали тогда все русские князья. После 1240 года у них был выбор: умереть самим и подвергнуть новому разорению Русь или выжить и подготовить страну к новым битвам и в конечном итоге к освобождению. Кто-то очертя голову ринулся в бой, но 90 процентов наших князей второй половины XIII века избрали иной путь. И тут Александр Невский ничем не отличается от прочих наших государей того периода.
Что же касается «азиатской державы», то здесь сегодня действительно звучат разные точки зрения. Но я как историк полагаю, что Русь никогда ею не сделалась. Она не являлась и не является частью Европы или Азии либо чем-то вроде смеси, где европейское и азиатское принимает разные пропорции в зависимости от обстоятельств. Русь представляет собой культурно-политическую суть, резко отличную и от Европы, и от Азии. Точно так же, как Православие не является ни католицизмом, ни исламом, ни буддизмом, ни какой-либо иной конфессией.

Остается лишь сказать, что Александр Невский - не злодей и не герой. Он - сын своего непростого времени, которое вовсе не ориентировалось на «общечеловеческие ценности» XX–XXI вв. Не совершал он никакого судьбоносного выбора - его самого выбирали ордынские ханы, а он лишь исполнял их волю и использовал их силу для решения своих сиюминутных проблем. Не боролся он с крестоносной агрессией, а боролся с Дорпатским епископом за сферы влияния в Восточной Прибалтике и вел переговоры с Папой Римским. Не был он и предателем национальных интересов, хотя бы потому этих самых интересов, как и нации, еще не было и быть не могло. Коллаборационизм - понятие, которого не существовало в XIII в. Все эти оценки, все «выборы», все понятия - из века XX. И в XIII столетии им не место - если, конечно, речь идет о собственно научной дискуссии.

Проблемы татаро-монгольского ига в отечественной исторической литературе вызывали и продолжают вызывать разные оценки и точки зрения.
Еще Н. М. Карамзин отмечал, что татаро-монгольское господство на Руси имело одно важное положительное последствие - оно ускорило объединение русских земель и возрождение единого Российского государства. Это дало основание некоторым историкам более позднего времени говорить о положительном значении ига.
Другая точка зрения состояла в том, что монголо-татарское господство имело исключительно тяжелые последствия для Руси, так как отбросило ее в развитии на 250 лет. Такой подход давал объяснение всех последующих проблем в развитии России.
Третья точка зрения представлена в трудах некоторых современных историков, которые говорят о том, что татаро-монгольского ига вообще не было. Они считают, что отношения русских княжеств с Золотой Ордой больше напоминали союзнические отношения: Русь платила дань (причем ее размер был не настолько велик), а Орда взамен обеспечивала безопасность границ ослабленных и разрозненных русских княжеств.
Думается, каждая из этих точек зрения охватывает лишь часть
проблемы.
Следует разделять понятия «нашествие» и «иго»: в первом случае речь идет о Батыевом нашествии, разорившем Русь, и о тех акциях устрашения, которые время от времени предпринимали ханы в отношении непокорных князей; во втором - о самой системе взаимоотношений между русскими и ордынскими властями и территориями.
Русские земли рассматривались в Орде как часть собственной территории, обладавшей известной долей самостоятельности.
Русь оказалась лишенной прежней независимости: князья могли править, лишь получив «ярлык» на княжение; ханы поощряли многочисленные конфликты и усобицы между князьями; стремясь получить эти «ярлыки», князья были готовы идти на любые шаги, что постепенно меняло саму атмосферу во властных структурах русских земель (сохранившуюся и после падения ига); княжества были обязаны платить довольно значительную дань Орде (ее платили даже те земли, которые не были захвачены ордынцами); многие города были разорены и больше уже не восстанавливались; при подготовке к новым походам ханы требовали от русских князей не только новых денег, но и солдат; наконец, «живой товар» из русских земель был ценным товаром на невольничьих рынках Орды.
Вместе с тем ханы не покушались на позиции церкви - они, в отличие от немецких орденских рыцарей, не мешали подвластному населению верить в тех богов, к которым те привыкли. Это позволило сохранить, несмотря на тяжелейшие условия иноземного господства, национальные обычаи, традиции, менталитет.

Хозяйственное развитие русских земель после периода полного разгрома середины века довольно быстро восстановилось, а с начала XIV в. начало стремительно развиваться. С этого же времени возродилось каменное строительство в городах, началось восстановление разрушенных во время нашествия храмов и крепостей. Установленная и фиксированная по размеру дань вскоре уже не была тяжелым бременем для производителя. А со времен Ивана Калиты значительная часть собранных средств стала оставляться для внутренних нужд самих русских земель.
После первых гонений, связанных с сопротивлением захватчикам, была вынуждена действовать в новых условиях Русская православная церковь. Ее пастыри стремились сохранить в народе те традиционные черты, без которых он утратил бы свой облик. По мере накопления сил государством голос церкви звучал более весомо. Перенесение центра русского православия в Москву во многом сделало ее духовной столицей всех русских земель.