Правильность речи нарушается в результате. Реферат: Правильность речи. Красивая речь и положение в обществе

Правильность – это основное, главное коммуникативное качество хорошей речи, потому что благодаря правильности обеспечивается единство речи, от которого зависит взаимопонимание общающихся. Следовательно, не может быть хорошей речь неправильная.

Отсутствие правильности может затруднять понимание, может вызывать у адресата незапланированное впечатление (как от речи не очень культурного человека (ср. звОнит вместо нормативного звонИт )). Порой это просто отвлекает внимание слушающего от содержания сказанного.

Правильность речи можно определить как необходимое свойство хорошей речи, обусловленное соблюдением общепринятых правил, определённых принципов использования в речи всего набора языковых средств.

Таким образом, можно утверждать, что в основе правильности речи лежит критерий соблюдения норм. Следовательно, правильной называется речь, соответствующая норме.

Что такое «норма»? Существуют два понимания этого термина: узкое и широкое.

В широком смысле под нормой подразумеваются традиционно и стихийно сложившиеся способы говорения. Так, можно говорить о норме применительно к территориальному диалекту: например, нормальным для севернорусских диалектов является оканье, а для южнорусских – аканье.

В узком смысле норма – это результат целенаправленной кодификации (узаконения) языка, т.е. результат предписаний, правил, указаний к употреблению, зафиксированных в словарях и грамматиках. «Такое понимание нормы неразрывно связано с понятием литературного языка, который является кодифицированной формой национального языка. Городское просторечие, территориальные и социальные диалекты не подвергаются кодификации, и поэтому к ним не применимо понятие нормы в узком смысле этого термина» [Крысин 2003: 58]. Литературный язык – это организованная система: все средства в нём разграничены в соответствии с потребностями общения. Норма же служит регулятором этой дифференциации.

Одним из первых в лингвистике двоякое понимание нормы (дескриптивное: то, как говорят , как принято говорить в данном обществе; и прескриптивное: как надо , как правильно говорить ) выдвинул уругвайский лингвист Э.Косериу.

Исследование природы нормы представлено в двух работах Э.Косериу: «Система, норма и речь» (1952 г.) и «Синхрония, диахрония и история» (1958 г.). Э.Косериу отталкивался от понимания того, что язык имеет общественный характер, поэтому должна быть категория, которая могла бы адекватно это выражать. Следуя в определении системы за Ф.де Соссюром (система – это совокупность языковых явлений, которые могут быть представлены в виде сети противопоставлений – структуры; эти явления выполняют определённую функцию), Э.Косериу понимает норму как совокупность языковых явлений, которые не выполняют в языке непосредственной функции, но выступают в роли общепринятых (традиционных) реализаций.

Норма, по Э.Косериу, есть устойчивое состояние (равновесие) системы на данном синхронном срезе. Норма существует как равнодействующая коллективного языкового сознания. Языковые нормы не придуманы кем-то (скажем, лингвистами), а объективно сложились в результате многовековой речевой практики людей.

Поскольку сознание изменчиво, норма, с одной стороны, тоже подвижна, с другой – представляет собой систему обязательных реализаций. В этой идее кроется будущее (сформулированное другими исследователями) разграничение объективной и субъективной нормы.

Объективная норма соответствует возможностям языковой системы, а субъективная формирует индивидуальность речи.

Таким образом, можно констатировать двустороннюю природу нормы : с одной стороны, в ней заключены объективные свойства эволюционирующего языка (норма – это реализованная возможность языка), а с другой – общественные вкусовые оценки (норма – закрепленный в лучших образцах литературы устойчивый способ выражения, предпочитаемый образованной частью общества). Именно это сочетание объективного и субъективного создает в некоторой степени противоречивый характер нормы: например, очевидная распространённость и общеупотребительность языкового знака отнюдь не всегда (или, во всяком случае, не сразу) получает одобрение со стороны кодификаторов. Здесь сталкиваются живые силы, направляющие естественный ход развития языка (и закрепления результатов этого развития в норме), и традиции языкового вкуса.

Объективная норма создается на базе конкуренции вариантов языковых знаков. Поэтому когда кодификатор описывает систему норм и вырабатывает нормативные правила, он стремится представить в описании систему норм объективных, но вынужден ориентироваться в известной мере на собственное восприятие языкового факта, т.е. привносить в оценку субъективный момент.

Объективная норма складывается в узусе, т.е. в общепринятом употреблении языковой единицы, массовом и регулярном. Поэтому для выявления объективной нормы необходимо прежде всего исследовать узус (обычай употребления).

В данной ситуации можно заметить противоречие, на которое указывает О.А.Лаптева: речь, по Соссюру, индивидуальна, а речевая деятельность, по Косериу, регулируется массовой и всеобщей нормой [Лаптева: 57].

Это противоречие можно снять, введя понятие субъективной нормы. Лингвисты указывают на расхождение между нормой и реальным употреблением языка, которые зависят от структуры общества и особенностей речевой ситуации. В этом и проявляется, как указывает О.А.Лаптева, субъективный аспект нормы, зависящий от отношения индивида (имеющего набор социальных, возрастных, образовательных, личностных характеристик) к объективной норме и сказывающийся на характере её использования [Лаптева: 58].

Итак, норма как явление национальное и социально-историческое характеризует прежде всего литературный язык – признанную в качестве образцовой форму национального языка. Норма определяет, что правильно и что неправильно, она рекомендует одни языковые средства и способы выражения как законные и отвергает другие как противоречащие языковому обычаю, традиции.

Норма зиждется на узусе , обычае употребления, кодифицированная норма официально узаконивает узус (или в каких-то частных случаях отвергает его (ср. употребление варианта квá ртал в г.Ангарске Иркутской области при нормативном кварта л )); в любом случае кодификация – это осознанная деятельность.

Литературная норма как отражение традиции и результат кодификации представляет собой набор достаточно жёстких предписаний и запретов, способствующих единству и стабильности литературного языка. Некоторые исследователи указывают также на количественный фактор – распространённость нормы, хотя распространённой может быть и ошибка.

Норма обладает некоторым набором признаков , которые должны присутствовать в ней в своей совокупности.

Так, общеобязательность и, следовательно, единство нормы проявляются в том, что представители разных социальных групп должны придерживаться традиционных способов языкового выражения, а также тех правил и предписаний, которые содержатся в грамматиках и словарях и являются результатом кодификации.

Норма устойчива и консервативна .

Консервативность нормы обеспечивает понятность языка для представителей разных поколений. Норма опирается на традиционные способы использования языка и осторожно относится к языковым новшествам. А.М.Пешковский объясняет это следующим образом: «Если бы литературное наречие изменялось быстро, то каждое поколение могло бы пользоваться лишь литературой своего да предшествовавшего поколений, много – двух. Но при таких условиях не было бы самой литературы, т.к. литература всякого поколения создаётся всей предшествующей литературой. Если бы Чехов уже не понимал Пушкина, то, вероятно, не было бы и Чехова. Слишком тонкий слой почвы давал бы слишком слабое питание литературным росткам. Консервативность литературного наречия, объединяя века и поколения, создаёт возможность единой мощной многовековой национальной литературы» [Пешковский: 55].

Поскольку норма консервативна, она направлена на сохранение языковых средств и правил их использования. Однако консерватизм нормы не означает её полной неподвижности во времени. Другое дело, что темп нормативных перемен медленнее, чем развитие данного литературного языка в целом. В разные эпохи языковая норма неодинакова.

В пушкинские времена говорили дОмы , кОрпусы , сейчас – домА , корпусА , тогда была музЫка , сейчас – мУзыка . В пушкинском «Памятнике…» читаем: и не оспОривай глупца , сейчас – только не оспАривай . Пушкинское Восстань, пророк надо понимать как встань , а не как подними восстание . Ф.М.Достоевский писал: Тут щекотливый Ярослав Ильич… взглядом устремился на Мурина , сейчас слово щекотливый невозможно употребить по отношению к человеку (ср. щекотливый вопрос , щекотливое дело ). А.Н.Толстой в одном из своих рассказов описывал действия героя, который стал следить полёт коршунов над лесом (ср. следить ЗА полётом коршунов ). Чехов говорил в телефон , а мы – по телефону .

Такая временнАя разность нормы – явление естественное: язык развивается, а вместе с ним развивается и норма. Но изменение литературной нормы происходит медленнее, чем изменение всего языка в целом, поскольку норма не заимствует всё подряд из языкового потока, а отбирает только то, что нужно. Таким образом, норма исторически изменчива и относительно устойчива, что позволяет не разрушать единства литературного языка, не мешает его общепонятности. Происходит это потому, что норма традиционна , в силу чего привычна.

Устойчивость и традиционность нормы объясняют также и некоторую степень её ретроспективности . Несмотря на свою принципиальную подвижность и изменчивость, норма предельно осторожно открывает свои границы для инноваций, оставляя их до поры до времени на периферии языка. Убедительно и просто сказал об этом А.М.Пешковский: «Нормой признается то, что было, и отчасти то, что есть, но отнюдь не то, что будет».

Всё вышеперечисленное позволяет сформулировать следующее определение: норма – относительно устойчивые, регулярно воспроизводимые в речи носителей языка способы выражения, отражающие закономерности языковой системы и предпочитаемые образованной частью общества.

Определение нормы включает в себя основные критерии выбора нормативного варианта:

1. системный критерий , предопределяющий соответствие нормативного варианта системе языка (закон языковой аналогии);

2. функциональный критерий , предопределяющий регулярную воспроизводимость языкового явления в коммуникации, частотность употребления;

3. эстетический критерий , основывающийся на предпочтении варианта образованной частью общества (культурная традиция, авторитетность источника).

Каждый из критериев по отдельности может влиять на выбор в качестве нормативного того или иного языкового явления, но апелляции к одному критерию недостаточно. Чтобы языковое средство было признано нормативным, необходимо сочетание признаков. Так, например, бывают очень распространены ошибки, причём они могут сохранять свою устойчивость на протяжении длительного периода. Кроме того, языковая практика достаточно авторитетного печатного органа может оказаться далеко не идеальной. Что же касается авторитетности художников слова, то тут возникают особые трудности в оценках, т.к. язык художественной литературы – явление особого плана: реализация эстетической функции становится возможной в результате свободного пользования языком.

Критерий устойчивости нормы неодинаково проявляется на разных языковых уровнях. Этот критерий непосредственно связан с системным характером языка в целом, на каждом языковом уровне соотношение «норма и система» проявляется в разной степени; например, в области произношения норма целиком зависит от системы (ср. законы чередования звуков, ассимиляции, произношения групп согласных и др.); в области лексики норма определяется системой в меньшей степени: содержательный план господствует над планом выражения, более того, системные взаимоотношения лексем могут корректироваться под влиянием нового плана содержания.

С третьим критерием напрямую связан такой признак нормы, как её кодифицированность, – официальное признание нормы и описание её в виде правил (предписаний) в авторитетных лингвистических изданиях. Иначе говоря, кодификация – это разработка свода правил, который приводит в систему нормированные варианты, «узаконивает» их. Таким образом, под кодификацией понимается экспликация (письменное закрепление) нормы, обычно имеющая ретроспективный характер и осуществляющаяся с ориентацией на языковые авторитеты (на мнение писателей и учёных).

Необходимо отметить, что в формировании и эволюции современной языковой нормы участвуют как стихийные, так и сознательные процессы.

Для признания нормативности языкового явления или факта, как уже было упомянуто (см. три критерия нормы), необходимо основываться на сочетании данных о соответствии явления системе языка, о факте массовой и регулярной воспроизводимости явления и о его общественном одобрении. Формой такого одобрения является кодификация, которая фиксирует в словарях, грамматиках и справочниках стихийно сложившиеся в речевой практике явления. Поскольку кодификаторы – как отдельные ученые, так и творческие коллективы – могут иметь разные взгляды и установки, разную степень проявления запретительных намерений, часто рекомендации в официально изданных документах не совпадают, особенно это касается стилистических помет в словарях, фиксации ряда грамматических форм и т.д. Такие разногласия свидетельствуют не столько о том, что при освещении языковых фактов, при установлении нормы могут использоваться разные критерии, сколько о противоречивости самого языкового материала: язык богат вариантными формами, поэтому выбор подчас оказывается затруднительным.

Итак, кодификация нормы есть результат нормализаторской деятельности, а кодификаторы, наблюдая за речевой практикой, фиксируют норму, сложившуюся в самом языке, отдавая предпочтение тому из вариантов, который оказывается наиболее актуальным для данного времени.

Ориентация на традицию, на поддержание консервативности нормы со стороны кодификаторов, какой-то группы профессионалов или «любителей словесности» иногда воспринимается общественностью как запрет на всё новое. Стремление из консервативных побуждений сохранить что-либо (например, в языке) в неизменном виде, оградить от новшеств называется пуризмом (фр. purisme, от лат. purus – чистый).

Пуризм может быть разным. В истории русской словесности известен, например, идеологический пуризм , связанный с именем А.С.Шишкова, адмирала, президента Российской академии с 1813 г., в дальнейшем министра народного просвещения, который выступал как архаист, не терпящий никаких нововведений в языке, особенно заимствованных. Пуризм Шишкова был последовательным и бескомпромиссным. Он призывал, например, вместо слова фортепиано употреблять якобы равнозначное тихогром , калоши предлагал называть мокроступами , а бульвар – гульбищем . Появилась, например, такая пародия на его искусственный слог: «Хорошилище идёт по гульбищу из позорища на ристалище », что соответствовало фразе из известных уже тогда слов: «Франт идёт по бульвару из театра в цирк ».

И современные авторы, категоричные в своем неприятии иноязычных заимствований, оказываются в конкретных предложениях не оригинальней Шишкова. Почти анекдотичными выглядят предложения компьютер называть счётчиком , телевизор – дальновидом , магазин – лавкой , а офис – присутствием .

В наше время можно столкнуться с пуризмом вкусовым , когда языковые факты оцениваются с бытовых позиций: «режет или не режет ухо» (ясно, что ухо может иметь разную чувствительность), а также с пуризмом учёным , который заслуживает большего внимания, поскольку способен оказать влияние на выработку рекомендаций. Это чаще всего эмоции библиофила, находящегося в плену традиции. Выявляется это в запретительных рекомендациях, помещаемых в словарях, в пособиях и др. Отчасти такой пуризм может быть и полезным, он обладает качеством сдерживающего начала.

В отличие от тенденциозных высказываний некоторых радетелей, их оппоненты – Л.П.Крысин, О.Б.Сиротинина и др. – выступают против категоричных суждений о недопустимости заимствований в русском языке. Так, Л.П.Крысин полагает, что «наш язык от«фьючерсов » не очень страдает: грамматика – его костяк, его плоть – остается» и «иностранные слова иногда очень точно выражают суть предмета». По мнению исследователя, регулировать использование англицизмов следует не административными мерами, а пропагандой культуры языка («Комсомольская правда», 19.02.1998).

Убедительным доказательством жизнеспособности иноязычных слов является «Толковый словарь живого великорусского языка» В.И.Даля. Вопреки желанию автора, включившего в свой словарь иноязычные слова лишь для того, чтобы показать превосходство над ними их синонимов (исконно русских слов) и таким образом изжить их из русской речи, большинство заимствований, отмеченных в словаре, укрепилось в словарном составе русского языка. Таковы общественно-политические термины (аристократия , агитация ), финансово-экономические (аукцион , вексель ), научные (гипотеза , дефиниция ), бытовая лексика (гардина , пудинг , винегрет ) и др.

Многие англицизмы включаются в синонимические ряды с давно уже употребляющимися в русском литературном языке словами, ср.: менеджер – управляющий – директор ; прессинг – давление – нажим ; спонсор – меценат – благотворитель – филантроп ; брокер – посредник – маклер ; грант – ссуда – дар и др. При этом носители русского языка все чаще отдают предпочтение словам английского происхождения в силу их большей семантической точности и экономности.

Именно в переломную историческую эпоху неизбежны и закономерны массовые заимствования, обозначающие новые понятия. Любые попытки искусственно воспрепятствовать этому процессу с помощью административных мер без учёта способности языка к самоочищению могут принести вред. Неологизмы, которые отражают новые явления и понятия, процессы, происходящие в социуме, имеют серьезные шансы на прочное укоренение в языковой системе (см. об этом подробнее в разделе «Чистота речи»).

Варианты нормы

Изменение нормы – явление естественное, поскольку развитие языка зависит не только от собственно лингвистических, но и от социальных факторов. С развитием науки, культуры, общественных отношений меняется и язык.

Источники обновления языковой нормы многообразны. Прежде всего это разговорная речь, она подвижна, изменчива, в ней допускается то, что нередко не одобряется официальной нормой: необычное ударение, выразительное слово (которое не зафиксировано в словарях), синтаксический оборот, не предусмотренный грамматикой. При неоднократном повторении эти новшества постепенно входят в литературный обиход. Таким образом и возникают варианты .

Осознанное обращение к норме происходит именно в этом случае – когда имеют место варианты.

Вариантность – это важнейшая черта языковой нормы, которая тесно связана с её динамикой. Именно через появление вариантов происходит изменение нормы и её развитие.

Варианты (в узком понимании) – это разновидности одной и той же языковой единицы, обладающие одинаковым значением и не имеющие каких-либо различий. В широком смысле под вариантами понимаются два или более языковых средства, одно из которых имеет дополнительный смысловой оттенок либо отличается сферой использования (чаще всего термин «вариант» используется именно во втором значении).

Наличие вариантности – это результат эволюции самого языка, именно она обеспечивает выбор наиболее целесообразных вариантов языкового выражения.

Образцовость, эталонность нормативного языкового средства всё более зависит от требований целесообразности, удобства. Подвижность языковой нормы иногда приводит к тому, что для одного и того же значения в определённые временные отрезки имеется не один способ выражения, а больше. Происходит это потому, что прежняя норма ещё не утрачена, но наряду с ней возникает новая (ср. произношение прилагательных на -гий , -кий , -хий (типа строгий , краткий , тихий ) или глаголов на -гивать , -кивать , -хивать (протягивать , отталкивать , замахиваться ) как с твёрдыми, так и с мягкими заднеязычными). «Существование двойных норм в литературном языке, возникших в ходе его исторического развития, не исключает параллельного существования вариантов, связанных с наличием функциональных разновидностей, отличительной чертой которых могут фигурировать и вариантные формы (в отпуске – в отпуску , цехи – цеха , обусловливать – обуславливать )» [Голуб, Розенталь: 113].

Изменению норм предшествует появление их вариантов, которые реально сосуществуют в языке на определённом этапе его развития и активно используются его носителями. Обозначим исходный вариант нормы буквой А, сменяющий его вариант – буквой Б и проследим, как происходит соревнование между ними.

1. Господствует единственная форма (вариант А), вариант Б находится за пределами литературного языка.

2. Вариант Б проникает в литературный язык, считается допустимым в разговорной речи. В дальнейшем, в зависимости от степени распространённости, выступает как равноправный вариант.

3. Вариант А теряет свою главенствующую роль, окончательно уступая место варианту Б.

4. Вариант Б становится единственной нормой, вариант А уходит из употребления.

Современное состояние русского языка, широкая представленность в нём вариантных форм, их стилевая дифференцированность позволили сформировать новый взгляд на характер нормы: характеристики «нормативное» – «ненормативное» оказались недостаточно точными и неадекватными по отношению к ряду языковых явлений. Выяснилось, что норма эластична, максимально приближена к ситуации общения, к теме общения, к среде общения, поэтому и оказался востребованным термин варианты нормы .

По степени обязательности различаются нормы императивные (всеобщие, строго обязательные) и диспозитивные (восполнительные, допускающие выбор, вариантные). Например, обязательными для всех являются ударения в словах алфав и т , ср е дства , дос у г , катал о г , тогда как при произнесении слова творог допускается вариантность.

Нарушение императивных норм расценивается как слабое владение языком (красивый тюль , новый шампунь , благодаря чему? (не благодаря чего !)). Такие нормы не допускают вариантов.

Диспозитивные же нормы варианты допускают двойное употребление: манжет и манжета, в отпуске (нейтр.)и в отпуску (разг.).

Кроме того, норма бывает общеязыковой (с вариантами или без них) и ситуативной (стилистической), последняя характеризует чаще всего речь профессиональную, например, общеязыковая литературная норма требует окончания -и , -ы во мн. ч. существительных мужского рода типа инженеры , редакторы , корректоры , бухгалтеры ; профили , штурманы и др. Профессиональная и разговорная речь допускает варианты на -а , -я : инженера , редактора , корректора , бухгалтера ; профиля , штурмана . При общеязыковой норме к о мпас, стапели моряки используют формы комп а с, стапеля и т.д. Много профессиональных вариантов у медиков, например: наркомани я при общеязыковой форме наркома ния и даже а лкоголь (вместо общеязыкового варианта алког о ль ).

Ситуативная норма может различать варианты семантического плана: ждать поезда (любого), ждать поезд (конкретный); вариант может означать стилевую принадлежность: быть в отпуске и в отпуску (второе характеризует речь разговорную), может быть обусловлен семантико-стилистическими различиями: гулять в лесу ,но в «Лесе» Островского (имеется в виду пьеса); в саду , но в «Вишневом саде» Чехова и др.

Варианты оказываются переходными ступенями от устаревающей нормы к новой или служат средством стилистической дифференциации: будни[ч]ный и будни[ш]ный , высокий и высок[ъ]й , стакан чаю и стакан чая.

То, что у нормы имеются варианты, но при этом она обладает свойствами единства и общеобязательности, даёт возможность говорить о толерантности нормы (термин Л.П.Крысина).

Понятие толерантности применительно к языковой норме позволяет рассматривать норму не только как лингвистический, но и как социальный конструкт, на формирование которого оказывают влияние общественные предпочтения и запреты.

Толерантность языковой нормы имеет несколько измерений, из которых наиболее существенны следующие:

§ структурное,

§ коммуникативное,

§ социальное.

Структурная толерантность – это допущение нормой вариантов, различающихся своей структурой (фонетической, морфологической, синтаксической) при тождестве содержательной стороны.

Например, фонетические варианты : ску[чн]о – ску[шн]о , [жы э ]леть – [жа]леть , акцентные : тво рог – творо г , одновременно – одновре менно , морфологические : в цехе – в цеху , каплет – капает , словообразовательные : истеричный – истерический , синтаксические : учебник русского языка – учебник по русскому языку , банка для сметаны – банка под сметану .

Все эти варианты находятся в пределах литературной нормы и не различаются по смыслу.

Коммуникативная толерантность – это использование вариативных средств языка в зависимости от коммуникативных целей, которые преследует говорящий в тех или иных условиях общения.

Так, невозможно написать в деловом юридическом документе жаргонное беспредел , просторечное навалом , но в непринуждённом общении употребление этих лексем частотно.

Социальная толерантность – это допущение языковой нормой вариантов, распределённых по разным социальным группам носителей данного языка.

В нормативных словарях подобные варианты отмечаются пометой «проф.», «мор.», «мед.» и т.д.

Мы говорим не штОрмы, а штормА,

Слова выходят коротки и смачны;

ВетрА – не вЕтры сводят нас с ума,

Из палуб выкорчёвывая мачты.

В.Высоцкий

Один и тот же носитель языка, общаясь с представителями разных слоёв говорящих, может сознательно выбирать те из предоставляемых языком вариантов, с помощью которых он надеется достичь определённого коммуникативного комфорта в данной социальной среде.

Министерство образования РФ

РЕФЕРАТ ПО РУССКОМУ ЯЗЫКУ И КУЛЬТУРЕ РЕЧИ.

Тема: ПРАВИЛЬНОСТЬ РЕЧИ.

Студентки 2- ого курса

Группы ВМ 7-01

Мезенцевой Татьяны

Москва 2002.

1. Что такое культура речи?

2. Лексика.

3. Грамматика

3.1. Существительные

3.2. Числительные

3.3. Местоимение

3.4. Глаголы

3.5. Согласование членов предложения

4. Ударение

Что такое культура речи?

Прежде всего, это степень владения языковыми нормами (в области произношения, ударения, словоупотребления и грамматики) а также умение пользоваться всеми выразительными средствами языка в разных условиях общения (коммуникации) и в соответствии с поставленными целями в содержании высказываний.

Кроме того, культура речи – это и специальная языковедческая дисциплина, направленная на изучение и совершенствование литературного языка как орудия национальной культуры, хранителя духовных богатств народа.

Наука о культуре речи обобщает положения и выводы нормативной грамматики и стилистики с целью живого оперативного воздействия на языковую практику. Однако в отличие от нормативной стилистики учение о культуре речи распространяется и на те речевые явления, сферы и их разновидности, которые не входят в канон литературных норм: нелитературное просторечие, территориальные и социальные диалекты и говоры, жаргоны и сленг, профессиональную речь и т.п.

Научная нормализация языка проходит в постоянной борьбе с двумя крайностями: пуризмом (от лат. purus – " чистый"), с одной стороны, и антинормализаторством с другой.

Пуризм – это неприятие, решительный отказ от любых новшеств или изменений в языке и даже консервативное их запрещение – по мотивам логическим, идеологическим, национальнооохранительным или сугубо вкусовым.

Что касается антинормализаторства, то оно представляет собой преклонение перед стихией языка, отрицание возможности сознательного вмешательства в речевую практику, воздействия общества на язык.

Как известно, крайности всегда сходятся: в основе и пуризма, и антинормализаторства оказываются научный нигилизм, субъективный языковой вкус.

Между тем к литературным нормам языка, к оценкам его фактов с точки зрения правильности – неправильности нельзя подходить по-любительски, с позиций чисто вкусовых оценок и привычек или отвлеченных теоретических рассуждений. Только на основе тщательного изучения истории литературного языка и всестороннего анализа его современного состояния и функционирования можно делать объективные выводы о тенденциях развития литературных норм, научно направлять и регулировать это развитие.

Нормы литературного языка – не застывшие раз и навсегда формы. Они изменяются во времени. Однако следует подчеркнуть, что при всех возможных изменениях и сдвигах русский язык устойчиво сохраняет в веках свою нормативно-литературную основу. Система литературных норм, выдвинутая и описанная еще М. В. Ломоносовым в его "Российской грамматике" (1755 г.) определила всю дальнейшую судьбу русского языка и в целом сохраняется до нашего времени.

Закономерное развитие языка, его творческое обогащение надо отличать от засорения и обеднения. А засоряет и обедняет его все то, что искажает и огрубляет, стилистически нивелирует и нашу повседневную речь, и язык художественной литературы, и речевую практику средств массовой информации – прессы, радио и телевидения. Сюда относятся, например, канцеляризмы и штампы речи, многие жаргонные и грубо-просторечные слова, ненужные заимствования из других языков, неуместные профессионализмы, неоправданные поэтизмы ("высокие" слова) и. конечно же, случаи неграмотного, неправильного или неточного употребления слов.

Возьмем проблему заимствований. Она для языка и речевой культуры вроде бы и старая, но в тоже время вечно новая и острая. В мире практически нет языков, которые не имели бы иноязычных слов. Это и понятно. Ведь взаимодействие языков – это взаимодействие и взаимообогащение культур разных народов. Но тут следует хорошо различать заимствования уместные, необходимые, обогащающие родной язык новыми идеями и понятиями, и заимствования ненужные, неоправданные, не приносящие в речь ничего нового по сравнению с исконными словами и, следовательно, засоряющие ее. В научных трудах или в языке бизнеса не обойтись без многих иноязычных по происхождению терминов. Но в обиходной речи или в публичных выступлениях они могут вызвать непонимание, неясность. К тому же большинство из них легко заменить словами русского языка. Чем, скажем, спонтанный лучше случайного или непреднамеренного и самопроизвольного? Или паритет часто употребляют вместо равенство, равноправие. Имидж вместо образ, облик. Эксклюзивный вместо исключительный. А уж какие сочетания стилистически несовместимых слов, как например, спикер думы, глава администрации, супрефект округа, живо напоминают беспощадную грибоедовскую (устами Чацкого) оценку "смешенья языков – французского с нижегородским"!

Наша повседневная речь, к сожалению, становится грубой, стилистически сниженной. И, как это ни парадоксально, причина здесь – тех же новых демократических условиях свободы слова и гласности.

Процессы снижения стиля речи, ее вульгарного огрубления далеко не новы, они характерны для периодов общественных переворотов, революций, радикальной демократизации укладов жизни и общения людей. Так было и после Великой французской революции, так же было и у нас после 1917 года.

Говоря о лингвостилистической стороне вульгаризации языка, уместно напомнить слова академика Л. В. Щербы о стилистической языковой перспективе, о "богатстве готовых возможностей выражать разнообразные оттенки".

Стилистически неразборчивое и подверженное вульгаризации речевое употребление разрушает выразительную структуру языка.

В статье "Современный русский литературный язык" (1939г.) Л. В. Щерба писал об этом так: "Литературный язык принимает многое, навязываемое ему разговорным языком и диалектами, и таким образом и совершается его развитие, но лишь тогда, когда он приспособил новое к своей системе, подправив и переделав его соответствующим образом.

Но беда, если разнородное, бессистемное по существу новое зальет литературный язык и безнадежно испортит его систему выразительных средств, которые только потому и выразительны, что образуют систему.

Тогда наступает конец литературному языку, и многовековую работу по его созданию приходится начинать сызнова, с нуля. Так было с латинским языком, когда на его основе стали создаваться современные романские языки".

Не дай, конечно, Бог, увидеть нам конец русского литературного языка в результате разрушения его стилистической системы и смысловой структуры вульгаризмами, жаргонизмами, необоснованными иноязычными заимствованиями, а то просто неумелым с ним обращением.

В современном русском литературном языке, как и во всяком живом, развивающемся языке, происходит интенсивное сближение традиционно-книжных средств выражения с обиходно-разговорной стихией, с социальными и территориальными говорами в их современном состоянии. Однако известное "раскрепощение" и обновление литературных норм не должно приводить к их разрушению, к стилистическому снижению самой речи, к ее огрублению и вульгаризации.

В этих условиях нормативность, правильность речи приобретают особое и актуальное значение. В эпоху новейших технологий, всеобщей и полной компьютеризации, распространения видеотехники и других достижений современной цивилизации глубокое знание родного языка, владение его литературными нормами обязательно для всякого образованного человека и патриота.

Правильность речи – фундамент языковой культуры; без нее нет и не может быт ни литературного художественного мастерства, ни искусства живого и письменного слова.

ЛЕКСИКА

« Верней клади ступень ноги». Приведя эту фразу как пример неправильного словоупотребления слов, смешения смысла, М. Горький иронически указывал, что автор «не замечает некоторого несходства между ступней ноги и ступенью лестницы». Случаи подобного смешения близких по звучанию, но далеких по значению или расходящихся в своих значениях слов (языковеды называют такие слова паронимами) встречаются в практике речи довольно часто.

Классическим стал пример смешения глаголов одевать и надевать . «Он одел пальто и шляпу и вышел на улицу» - глагол одеть (одевать) значительно активнее своего собрата. Однако в подобных примерах литературная норма не станет защищать такое употребление. Дело в том, что глагол одевать обозначает действие, обращенное на другой предмет (в грамматическом значении этого слова, то есть им может быть и человек, и животное, и неодушевленный предмет), например: одевать ребенка, одевать коня попоной, одевать куклу. Если же действие обращено на его производителя, то употребляется глагол надеть (надевать) , например: надеть пальто, надеть шляпу, туфли, калоши, перчатки, очки, коньки и т.д. Однако в конструкциях с предлогом на глагол надеть (надевать) обозначает действие, производимое по отношению к другому лицу или предмету, например: надеть шубу на ребенка, надеть чехол на кресло.

Смешение близких по звучанию слов находим в предложении «Он полный невежа в вопросах искусства» (вместо невежда – «малосведущий, малообразованный человек»; а невежа – это «грубый, невоспитанный человек»).

Старый, давний, старинный, ветхий, древний. Приведя этот ряд синонимов-прилагательных, писатель Д. И. Фонвизин так объяснял смысловое различие между ними: «Старо то, что давно было ново; старинным называется то, что ведется издавна. Давно то, чему много времени прошло. В настоящем употреблении ветхим называется то, что от старости истлело или обвалилось. Древне то, что происходило в отдаленнейших веках». Для иллюстрации этих значений Д. И. Фонвизин дает такое продолжение: «Старый человек обыкновенно любит вспоминать давние происшествия и рассказывать о старинных обычаях; а если он скуп, то в сундуках его найдешь много ветхого. Сих примеров столько ныне, сколько бывало и в древние времена».

Итак, включенные в синонимический ряд слова обозначают примерно одно и то же и одновременно не одно и то же, в них заключен общий для них смысл, но разные его оттенки. Именно последние при употреблении синонимов играют роль: они напоминают оттенки красок у художника, нюансы звуков у музыканта. Эти оттенки нелегко уловить. Например, будет затруднительно выяснить тонкие различия между прилагательными: смелый, храбрый, отважный, мужественный, бесстрашный, неустрашимый. А это различие действительно существует: если носителем общего значения является слово смелый , то храбрый – «активно смелый, не боящийся опасности, идущий навстречу ей»; отважный – «очень смелый, готовый совершить поступок, требующий бесстрашия»; мужественный – «не теряющий присутствия духа перед лицом опасности»; бесстрашный – чрезвычайно смелый, но не знающий страха»; неустрашимый – «такой, которого ничто не устрашит».

Какой же из синонимов выбрать в конкретной ситуации? Здесь нам помогают разные словари и писатели. Умение пользоваться синонимами – важнейшее условие обогащения речи, придания ей разнообразия и выразительности. Богатая синонимика русского языка позволяет избежать назойливого повторения одних и тех же слов в тексте, что нередко наблюдается, например, при употреблении глаголов речи (сказать, спросить, ответить, сообщить и т.д.). А между тем писатели умело используют подобные глаголы не только для устранения лексического однообразия, но и для более выразительной передачи смысловых и изобразительных оттенков, характеризующих ситуацию высказывания.

Синонимы могут различаться дополнительными оттенками, характеризующими человека, обстановку и т.д. и придающими высказыванию, к примеру, характер торжественности, грубоватости или, иначе, стилистической окраской (слова нейтральные, книжные, разговорные, просторечные): растратить (нейтр.) – растранжирить (разг.), признаки (нейтр.) – симптомы (книжн.). Подобные пометы даютсяв толковых словарях.

Могут различаться синонимы также экспрессивной окраской: родина (нейтр.) – отчизна (высок.), лицо (нейтр.) – харя (грубое).

В синонимическом ряду слова могут располагаться или по признаку усиления признака, или, наоборот, по признаку его ослабления.

Раздевалки, читалки, курилки. Эти слова действительно существуют в русском языке, но сфера их использования ограничена областью просторечия и обиходно-разговорной речи. Надо остерегаться вносить подобные слова в письменную речь или устный доклад. Не украшают речевой лексикон и вульгарно-просторечные слова и выражения, или вульгаризмы, против проникновения которых в литературный язык так резко выступал М. Горький. В статье «О языке» он писал: «Борьба за очищение книг от «неудачных фраз» так же необходима, как и борьба против речевой бессмыслицы. С величайшим огорчением приходится указать, что в стране, которая так успешно – в общем – восходит на высшую ступень культуры, язык речевой обогатился такими нелепыми словечками и поговорками, как например, «мура», «буза», «волынить», «шамать» и т.д.»

К сожалению, и в работах некоторых современных писателей встречаются использованные без стилистической надобности просторечные и вульгарные выражения.

Далеко не все, что встречается в художественной прозе, достойно подражания.

«Следует отметить следующие факты». Подобные сочетания встречаются довольно часто в разных текстах, дополняя собой пимеры стилистически неполноценных предложений. Их недостаток, не всегда замечаемый пишущим или говорящим, заключается в так называемой тавтологии – повторении одних и тех же или однокоренных слов.

Вместе с тем тавтология нередко используется писателями как особый стилистический прием для подчеркивания каких-либо деталей в описании, для создания выразительности и т.д.

Можно привести такой пример:

Сила силе доказала!

Сила силе – не ровня.

Есть металл прочней металла,

Есть огонь страшней огня.

(А. Твардовский)

Языковые средства следует расходовать экономно. Если «краткость – сестра таланта» (А. Чехов), то многословие – враг ясности.

Нередко встречаются сочетания слов, настолько близких по выражаемому ими понятию, что некоторые из данных слов становятся совершенно лишними. Например, «впервые знакомиться» (знакомится «во второй раз» уже нельзя); «мы дорожим каждой минутой времени» (лишнее слово времени; допустимы сочетания каждая минута рабочего времени, каждая минута учебного времени и т.п.); «вернуться в апреле месяце », «десять рублей денег » ; «написал свою автобиографию» и т.д. Языковеды называют такое явление плеоназмом (излишеством).

Многословие легко переходит в пустословие. Возьмем такой пример: «Наш командир еще за 15 минут до своей смерти был жив» (предложение взято из шуточной песни французских солдат начала XVI в.). Подобные примеры характеризуются не только комической нелепостью и выражением самоочевидной истины, но и присущим им многословием: ведь ясно, что человек жив до своей (а не чужой) смерти.

Лишние слова свидетельствуют не только о стилистической небрежности, они указывают также на нечеткость представлений автора о предмете высказывания.

«Нельзя неглижировать своими обязанностями». Нетрудно видеть неуместность употребления в этом предложении слова неглижировать: дело не только в устарелом его характере, но и в неоправданном использовании иноязычного по происхождению слова вместо вполне подходящего по условиям данного контекста русского слова пренебрегать.

Встречается злоупотребление иноязычными словами и в языке печати, например: «Общее внимание привлекал новый анонс , вывешенный на входной двери учреждения»; «Кардинальный пункт расхождения между участниками дискуссии путем компромисса был сведен на нет»; «Никакие резоны не действовали на упрямого спорщика, и никакие аргументы не могли его переубедить»; «Оратор говорил весьма напыщенно, что произвело на аудиторию негативный эффект».

В.Г. Белинский справедливо писал: «В русский язык по необходимости вошло множество иностранных слов, потому что в русскую жизнь вошло множество иностранных понятий и идей. Подобное явление не ново… Изобретать свои термины для выражения чужих понятий очень трудно, и вообще этот труд нередко удается. Поэтому с новым понятием, которое один берет у другого, он берет и самое слово, выражающее это понятие». В.Г. Белинский писал также, что «неудачно придуманное русское слово для выражения понятия не только не лучше, но решительно хуже иностранного слова».

«Бежит сломав голову». Видное место в нашей речи занимают фразеологические обороты – цельные по смыслу, устойчивые словосочетания, обычно образно передающие заключенное в них значение. Их преимущество перед отдельными словами или свободными сочетаниями слов состоит в том, что они легко воспроизводятся в виде готовых речевых формул, позволяют экономить время и усилия, облегчают процесс общения, придают речи образность и выразительность. Например: держать камень за пазухой – «иметь скрытно злые намерения по отношению к кому-нибудь», днем с огнем не сыщешь – «трудно найти», из мухи делать слона – «преувеличивать» и т.д. Сюда же относятся такие образные выражения, как стреляный воробей, травленый волк, канцелярская крыса, медвежья услуга и многие другие.

Очень часто фразеологические обороты используют не точно, как, например, в приведенном заголовке, где вместо принятого сломя голову употреблено неправильное «сломав голову». Конечно, фразеологизмы не следует толковать буквально.

Искажение фразеологизмов, к сожалению, встречается и в печати, например: «Он взял себе львиную часть » (вместо львиную долю ); «Все единодушно потребовали приподнять занавес над этой странной историей» (вместо приподнять завесу ); «Хороший руководитель должен во всем показывать образец своим подчиненным» (вместо служить образцом или показывать пример ).

Встречающееся у писателей переразложение фразеологических оборотов может носить характер особого стилистического приема, цель которого – обновление используемого выражения. Например, у М. Е. Салтыкова-Щедрина: Цензура привыкла совать свой смрадный нос в самое святилище мысли писателя; у А.П. Чехова: Взглянул на мир с высоты своей подлости (вместо с высоты своего величия); Первый данный блин вышел, кажется, комом (вставлено слово данный ).

ГРАММАТИКА.

1.Существительные .

«Подайте мне мое стуло !» Так, конечно, никто не скажет: все знают, к какому грамматическому роду принадлежит имя существительное стул . Но еще в прошлом веке была в употреблении форма зало в значении «зал». Устарела не только эта форма, но и другая примерно в том же значении – слово зала .

Речь, таким образом, идет о колебаниях в роде некоторых существительных. Что считать правильным, какую форму предпочесть: вольер или вольера , жираф или жирафа , скирд или скирда, ставень или ставня ? Если, по данным современных словарей, обе формы в каждой паре равноправны, то в других случаях такого равноправия в литературном языке нет.

Чаще всего формы женского рода заменялись формами мужского рода, как более экономными (выигрыш целого слога – окончания). В других случаях сказался закон аналогии – «равнение на большинство». Голову моют шампунем (а не «шампунью»), крышу кроют толем (а не «толью»), но лицо было покрыто вуалью (не«вуалем»). Обычно в этих случаях проявляется историческая изменчивость нормы: была одна норма, стала другая.

На первый взгляд никаких затруднений не должно доставить определение грамматического рода такого обиходного слова, как кофе . Ведь существует простое правило: несклоняемые имена существительные иноязычного происхождения, обозначающие неодушевленные предметы, относятся к среднему роду (бюро, депо, пальто, кафе, пенсне, шоссе, такси и др.), но слово кофе составляет одно из немногих исключений и относится к мужскому роду (вероятно, по связи со словами кофей, кофий, бытовавшими ранее). Стало быть, нужно говорить и писать черный кофе , а не «черное кофе». Однако практика разговорной речи не всегда считается с теоретическими положениями и склонна выравнивать аналогичные нормы, поэтому мы слышим в разговоре и читаем в печати сочетание «черное кофе», которое уже стало допустимым вариантом устной речи.

Одна из сестер – библиотекарша, другая – врачиха . Здесь слово врачиха выпадает из литературного языка. Не вызывают никаких возражений подобные формы с суффиксом –их(а), давно существующие в языке: портниха, ткачиха и др. Но такое образование, как врачиха не приобрело прав гражданства в литературном языке.

Что касается форм с суффиксом –ш(а), то они имеют более широкое распространение в разговорной речи: библиотекарша, кондукторша, секретарша и др. Однако здесь наблюдается ограничение, связанное не только со сниженным стилистическим оттенком, но и с возможной неясностью из-за присущей некоторым словам этого типа двузначности: такие слова, как бригадирша, докторша, инженерша могут быть поняты и как название действующего лица, и как название жены по профессии, роду занятий мужа.

Иногда появляются трудности, когда возникает потребность в обратном образовании, т.е. нужно подобрать соответствующую форму мужского рода к названию лица женского пола. Какое будет соответствие к слову машинистка ? Напрашивается: машинист , но это слово имеет другое значение, и для названия лица мужского пола, избравшего эту профессию, используется описательное выражение переписчик на машинке . Для обозначения соответствия к слову балерина в шутку иногда употребляют «балерун», а если по-серьезному, то артист балета. Без всяких трудностей были образованы пары доярка-дояр, свинарка-свинарь.

«Вы не знаете падежов » . Конечно, такое название может быть употреблено только в шутку, однако имеется немало случаев, когда выбор правильной формы падежа имен существительных не так уж прост.

Изменяется ли при склонении первая часть таких особого типа сложных слов, как вагон-ресторан ? На Москва-реке или на Москве-реке? К пятому апреля или к пятому апрелю? Романы Жюль Верна или романы Жюля Верна?

При решении подобных вопросов мы неизбежно встречаемся с исторической изменчивостью нормы и расслоением языка на разные стили, главным образом книжный и разговорный. Мы сталкиваемся не только с грамматикой, но и со стилистикой. Как говорил один ученый: «стилистика начинается там, где имеется возможность выбора». Иначе говоря, там, где нет выбора синонимов (лексических или грамматических), там есть нормативная лексика, грамматика, но нет стилистики.

Слова типа вагон-ресторан допускают двоякие падежные формы в зависимости от стиля и формы речи: в книжной речи склоняются обе части (в вагоне-ресторане ), в разговорной, склонной к экономии языковых средств, - только вторая часть (в вагон-ресторан).

Двоякие формы наблюдаются и для сочетания Москва-река: в книжной речи склоняются обе части (на Москве-реке), в разговорной речи первая часть при склонении не изменяется (на Москва-реке, за Москва-рекой).

При склонении таких сочетаний, как пятое апреля (было образовано от сочетания пятое число месяца апреля ), изменяется только первая часть: к пятому апреля (не «к пятому апрелю», так как получилось бы, что в году имеется «пять апрелей»).

Иностранные имена, оканчивающиеся на согласный звук, склоняются также при наличии фамилии или нескольких имен подряд, например: романы Жюля Верна, рассказы Марка Твена, сказки Ханса Кристиана Андерсена. В устной речи встречается отступление от этого правила («романы Жюль Верна», «рассказы Марка Твена»), что можно объяснить влиянием обычной для устной речи несклоняемостью имени при наличии отчества («у Иван Иваныча», «к Сергей Петровичу»).

Выпил чашку чаю или чашку чая ? При выборе формы родительного падежа единственного числа существительных мужского рода типа много (народу – народа), килограмм (сахару – сахара), чашка (чаю – чая) говорящие и пишущие в прежнее время исходили из того, что формы на –у(-ю) у вещественных и некоторых других существительных имели количественное значение, обозначали часть целого, а потому предпочитались в подобных сочетаниях (история народа, белизна сахара, вкус чая – без количественного значения). В настоящее время форму на –у(-ю) убывают, происходит выравнивание по основной модели, не связанной с определенным значением, и наряду с формой чашка чаю вполне допустима (а многими даже предпочитается) чашка чая. Последнее явно преобладает, если при существительном имеется определение: чашка крепкого чая, пачка душистого табака.

« - Есть у вас в продаже свежие торта ̀̀ ?» Такой вопрос приходится иногда слышать в в кондитерской. Прежде чем дать оценку форме «торта̀̀» и ей подобным, поставим какой вопрос: как лучше сказать – тракторы или трактора? Ответ: и то и другое – в зависимости от условий общения (письменная или устная форма речи), от характера текста (его принадлежности к книжному или разговорному стилю) и т.д. Неуместно было бы в технической книге, в статистическом обзоре, в статье на экономическую тему написать: «Новые трактора характеризуются такими-то техническими показателями». Но вполне допустимо употребить эту форму в другой ситуации – в живой беседе, в очерке на «весеннюю» тему: Началась посевная кампания. Трактора уже вышли в поле.

Книжным формам (с окончанием –ы или –и ) противопоставлены формы разговорные (догов ̀ оры-договор ̀ а, инстр ̀ укторы – инструктор ̀ а), профессиональные (прож ̀ екторы – прожектор ̀ а, ред ̀ акторы – редактор ̀ а), просторечные (инжен ̀ еры – инженер ̀ а, л ̀ екторы – лектор ̀ а, шофёры – шофер ̀ а) .

Некоторые формы разграничиваются в зависимости от присущего им значения: кондуктор ̀ а – «работники транспорта» - конд ̀ укторы – «приспособления в технике», лагер ̀ я (военные, пионерские, туристские) – л ̀ агери – «политические группировки».

К подобным же случаям относятся формы (некоторые из них употребляются только во множественном числе) мех ̀ а – «выделанные шкуры» - мех ̀ и (кузнечные), собол ̀ я – «меха» - с ̀ оболи – «животные», счет ̀ а – «документы» - счёты – «прибор, взаимные отношения».

История рассматриваемых форм показывает неуклонный рост количества слов с окончанием –а(-я) на протяжении последних двух столетий. В середине XVIII века М. В. Ломоносов отметил только три слова, употреблявшиеся в именительном падеже множественного числа с окончанием –а без параллельной формы на –ы(-и) : бок ̀ а, глаз ̀ а, рог ̀ а (восходящие к форме двойственного числа при названиях парных предметов), а также немногие слова с параллельными формами. В середине XIX века таких слов было уже много десятков, а в наши дни их насчитывается свыше шестисот.

Естественно встает вопрос: при такой активности форм на –а(-я) не захлестнет ли нашу речь их стихийный рост, не восторжествуют ли сочетания типа «опытные бухгалтер ̀ а » , «волжские пароход ̀ а», «свежие торт ̀ а »? Нет, эта опасность литературному языку не угрожает, потому что он находится под воздействием факторов, регулирующих нормативное формообразование.

Так, в защиту форм инжен ̀ еры, шофёры можно привести такое положение: слова эти пришли из французского языка, в котором ударение всегда падает на конечный слог слова (в данном случае на –ер и –ёр ), и с таким ударением данные слова вошли в русский язык, причем ударение при склонении сохраняется на этом слоге. Слово инженер в единственном числе – инжен ̀ ера, инжен ̀ еру, инжен ̀ ером, об инжен ̀ ере; во множественном числе сохраняется то же ударение, а это исключает форму на –а (она сама требует ударения, и мы потеряем его на слоге –ер ).

Таким образом, заимствованные слова на –ер, -ёр с ударением на этом слоге образуют форму именительного падежа множественного числа с окончанием –ы (не –̀а ).

Сложнее обстоит дело с такими словами, как доктор, инспектор, трактор и т.п., т.е. словами на –ор , восходящими к латинскому языку: для них нет единого правила образования рассматриваемой формы, но можно руководствоваться некоторыми общими указаниями.

Слова на –ор , обозначающие неодушевленные предметы, образуют, как правило, форму на –ы (такие слова принадлежат к книжной лексике и используются в функции терминов): детекторы, индукторы, конденсаторы и т.п.

Слова на –ор , обозначающие одушевленные предметы, имеют в одних случаях окончание –а , в других - -ы , а именно: слова, получившие широкое распространение и утратившие книжный характер, обычно имеют окончание –а : директор̀а, профессор́а и др.; слова же, сохраняющие книжный оттенок, употребляются с окончанием –ы : авторы, конструкторы, лекторы, новаторы, ораторы и др.

Все присутствующие обнажили голов … Разве здесь может возникнуть вопрос о форме числа? Ведь у каждого из присутствующих, надо полагать, была своя голова, а не одна, общая на всех. И если не всегда верна поговорка «Сколько голов, столько умов», то не по причинам физического характера.

И все-таки правильнее сказать …обнажили голову. При указании на то, что одинаковые предметы принадлежат каждому лицу из всей группы или находятся в одинаковом отношении к ним, форма единственного числа употребляется в значении множественного. Например: Все повернули голову в сторону двери; Носильщики несли на голове корзины с овощами. У А.С. Пушкина: Солдаты стояли с опущенной головой; Повелено брить им бороду.

2. Числительные.

И все же в разговорной речи, а тем более в просторечии подобные обороты встречаются. А если взять сочетания с составными числительными, то нарушения литературной нормы наблюдается в устно-разговорной речи еще чаще. Например, сочетание альбом с 687 иллюстрациями многие прочитают скорее так: …с шестьсот семьдесят восьмью иллюстрациями (склоняя только последнее слово), чем …с шестьюстами семьюдесятью восьмью (или восемью – более старая форма) иллюстрациями, хотя по правилу в составном количественном числительном должны склоняться все образующие его части.

Книжному варианту с тремястами рублями (числительное согласуется с существительным) противостоит разговорный вариант с тремястами рублей (числительное управляет существительным, как это имеет место в форме именительно-винительного падежа триста рублей ). Слово тысяча может выступать как в функции числительного, так и в функции счетного существительного, поэтому оно или согласуется с существительными (с тысячью рублями ), или управляет им (с одной тысячей рублей). В форме множественного числа оно управляет существительным: с тремя тысячами рублей.

Это же слово имеет разные формы винительного падежа в составе количественных и в составе порядковых числительных: груз весом в тысячу пятьсот тонн (не «в тысяча пятьсот тонн») – в тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году (не «в тысячу девятьсот восемьдесят седьмом году»).

Поход продолжался 22 суток. Как прочитать выделенное сочетание числительного с существительным? Все обстоит благополучно, пока перед нами сочетания 20 (двадцать) суток, 21(двадцать одни) сутки, но стоит добавить еще одни сутки, и мы окажемся в трудном положении: нельзя сказать ни «двадцать два сутки», ни « двадцать две сутки» , и остается, как «жест отчаяния», - «двадцать двое суток», но это не соответствует литературной норме. Дело в том, что такие слова, как сутки, т.е. существительные, имеющие форму только множественного числа, сочетаются не с количественными числительными два, три, четыре, а с собирательными двое, трое, четверо, однако эти последние не могут входить в составное числительное: оно должно быть образовано из одних количественных числительных. Не соответствуют поэтому литературной норме встречающиеся в печати сочетания: «Первый искусственный спутник Земли просуществовал как космическое тело 92 суток »; «Затем снова включаются двигатели для торможения, которое продолжается 123 суток ».

В нормативной речи эту грамматическую несочетаемость числительных 22, 23, 24 и т.п. с существительными, не имеющими формы единственного числа, мы преодолеваем или заменой таких слов (поход продолжался 22 дня ), или изменением конструкции (поход продолжался в течение двадцати двух суток ).

При существительных ножницы, сани, часы, щипцы и т.п. в аналогичных случаях в деловой речи используется вставка слова штука: двадцать две штуки ножниц; купили сани в количестве двадцати двух (штук).

3. Местоимение.

«Эту селедку передала мне продавщица Люба, ввиду жаркой погоды она уже припахивала». Предложение не страдает неясностью или двузначностью: не вызывает сомнений отнесенность местоимения она к существительному селедка. И все же при чтении невольно возникает впечатление курьезности. Объясняется это тем, что личное местоимение обычно заменяет ближайшее предшествующее существительное в форме того же рода и числа, и эта формальная связь появляется в сознании читателя еще до того, как устанавливается связь смысловая.

Отсюда не следует, что тексты, в которых этот формальное положение не соблюдено, стилистически неполноценны.

Однако нередко в подобных случаях возникает неясность или создаются курьезы, например: «Сестра поступила в артистическую труппу, она вскоре уезжает на гастроли». Кто уезжает: сестра или труппа?

Изложенное выше распространяется и на употребление местоимения который , выступающего в функции союзного слова в придаточном предложении: здесь тоже обычна связь местоимения с ближайшим предшествующим существительным в форме того же рода и числа, поэтому при неясности связи возникает двузначность, например: «Мы беседовали с ведущим актером столичного театра, который приехал на гастроли в наш город» (приехал актер или театр?).

4. Глаголы.

- Что ты чудишь ?

- Я вовсе не чу..

Дело в том, то некоторые глаголы ограничены в образовании или употреблении личных форм (их поэтому называют недостаточными глаголами). Сюда относятся, во-первых, глаголы, которые обозначают процессы, совершающиеся в животном и растительном мире, в неживой природе и не присущие человеку, например: ржаветь, сквозить, телиться, течь и др.; такие глаголы не употребляются в 1-м и 2-м лице единственного и множественного числа (нельзя ведь сказать: «я теку», «мы ржавеем» и т. п.).

Во-вторых, некоторые глаголы не образуют формы 1-го лица единственного числа настоящего или будущего простого времени по фонетическим причинам: такие глаголы, как победить, чудить, убедится, очутиться, ощутить и некоторые другие, образовали бы форму с непривычными для нашего слуха сочетаниями звуков: «убежу», «убежду», «убедю», «очучусь», «ощущу» и т.п. редко употребляется форма «прегражу» (от преградить ). А глаголы бузить, дерзить, тузить не образуют теоретически возможных форм «бужу», «держу», «тужу», потому что «место уже занято»: эти формы существуют от чаще употребляющихся глаголов будить, держать, тужить.

Как же все-таки поступать в случаях, подобных приведенному в заголовке? Выход заключается в использовании описательных оборотов и не думаю чудить, сумею победить, хочу убедить, могу очутиться, попытаюсь ощутить и т.п.

5. Согласование членов предложения.

Вопрос решается так: если по смыслу сочетания ясно, что определение относится не только к ближайшему существительному, но и к последующему, то оно ставится в форме единственного числа, например: Дикий гусь и утка прилетели первыми (И. С. Тургенев) – речь не могла идти о диком гусе и домашней утке.

Однако в тех случаях, когда может возникнуть неясность относительно того, связано ли определение только с ближайшем существительным или со всем рядом однородных членов, это определение ставится в форме множественного числа, например: способные ученик и ученица, мелко нарезанные зелень и мясо и т. п. В деловой речи, где важна ясность и точность, используются конструкции второго типа.

УДАРЕНИЕ.

Трудности русского ударения связаны, как известно, с двумя его особенностями; во-первых, оно разноместно, т.е. не связано с определенным слогом в слове, как в некоторых других языках; во-вторых, оно подвижно, т.е. может переходить с одного слога на другой при изменении (склонении или спряжении) слова. Вряд ли нужно доказывать необходимость уметь преодолевать эти трудности: навыки правильно ставить ударение является существенным элементом речевой культуры.

Весь вопрос в том, как их преодолевать. Правда, мы не так уж беспомощны; если ударение в начальной форме многих и многих слов приходится запоминать (или проверять, почаще заглядывая в словари-справочники), то для ударения в производных формах слов тех или иных грамматических разрядов существуют свои правила, хотя применение их не столь простое. Например, какими правилами руководствоваться, чтобы установить нормативное ударение в форме родительного падежа единственного числа от слова гусь (гу ́ ся или гуся ́ ), в форме винительного падежа от слова река (ре ́ ку или реку ́ ) и т.д.? Все же для многих подобных случаев имеются определенные правила.

Так, многие односложные имена существительные мужского рода имеют в родительском падеже единственного числа ударение на окончании: бинт – бинта ́ , блин – блина́ . Правильным, однако, является произношение гу ́ ся (гус я́ не соответствует литературной норме).

Существительные женского рода в форме винительного падежа единственного числа имеют частично ударение на окончании, частично на основе, например: 1) беду ́ , ботву́ , броню́ , вдову́ , змею́ ; 2) бо ́ роду, бо́ рону, сте́ ну, щёку.

С ударением на окончании произносятся некоторые односложные имена существительные женского рода 3-го склонения при употреблении с предлогами в и на в обстоятельственном значении: в гости ́ , на двери́ , на цепи́ .

Существительные 3-го склонения в родительном падеже множественного числа частично произносятся с ударением на основе, частично – с ударением на окончании: 1) возвы ́ шенностей, ша́ лостей; 2)ведомосте ́ й, плоскосте́ й.

Иногда предлоги принимают на себя ударение, и тогда следующее за ними существительное (или числительное) оказывается безударным. Чаще всего ударение перетягивают на себя предлоги на, за, по, под, из, без, например: на ́ воду, на́ ногу, за́ ночь, за́ сто, по́ двое, из́ лесу, из́ виду, бе́ з вести, бе́ з толку.

Многие краткие прилагательные (без суффиксов в основе или с суффиксами -к-, -л-, -н-, -ок-) имеют ударение на первом слоге основы во всех формах, кроме единственного числа женского рода, где оно переходит на окончание, например: бле ́ ден, бледна́ , бле́ дно, бле́ дны; кро́ ток, кротка́ , кро́ тко, кро́ тки.

Затруднения вызывает постановка ударения у ряда глаголов в форме прошедшего времени. Здесь можно выделить три группы:

1) глаголы с ударением на основе во всех формах: бить – бил, би ́ ла, би́ ло, би́ ли; шить – шил, ши́ ла, ши́ ло, ши́ ли.

2) глаголы с ударением на основе во всех формах, кроме формы женского рода, в которой оно переходит на окончание: брать – брал, брала ́ , бра́ ло, бра́ ли; спать – спал, спала́ , спа́ ло, спа́ ли;

3) глаголы с ударением на приставке во всех формах прошедшего времени, кроме формы женского рода, в которой оно переходит на окончание: дожи ́ ть – до́ жил, дожила́ , до́ жило, до́ жили; заня́ ть – за́ нял, заняла́ , за́ няло, за́ няли.

Аналогичное явление наблюдается у некоторых страдательных причастий прошедшего времени: в форме женского рода в одних случаях ударение падает на окончание, в других – на приставку.

В глаголах на -ировать выделяются две группы: с ударением на и и с ударением на а (первые составляют большинство).

Сложнее дело обстоит, когда требуется выяснить ударение в начальной форме слова: ведь слов в русском языке огромное количество, и понадобятся специальные словари, в которых можно найти нужное слово.

Правда, не обязательно проводить поиски во всем составе русской лексики. Различают у носителей языка пассивный и активный словарь. Под первым имеются в виду слова, которые человек понимает, но редко или почти совсем не употребляет. Активный словарь (слова, которые часто употребляются в речи того или иного человека) насчитывает не более полутора тысяч единиц. Среди них только могут оказаться слова, в ударении и произношении которых человек испытывает трудности или сомнения.

Список использованной литературы:

1. Д.Э. Розенталь «А как лучше сказать?»; Москва «Просвещение» 1988.

2. Л. И. Скворцов «Культура русской речи»; Москва «Знание» 1995.

3.5 Правильность

Правильность речи - это соблюдение действующих норм русского литературного языка. Правильность речи - качество речи, состоящее в соответствии ее звуковой (орфографической), лексической и грамматической структуры принятым в языке литературным нормам. Правильность является базовым качеством речи, обеспечивающим придание речи других, более сложных качеств, таких как выразитель

ность, богатство, логичность.

Правильность речи достигается благодаря знанию норм литературного языка и их внимательному применению при построении речи.

3.6 Уместность речи

Уместность речи - строгое соответствие структуры и стилистических особенностей речи условиям и задачам общения, содержанию выражаемой информации, избранному жанру и стилю изложения, индивидуальным особенностям автора и адресата. Уместность речи предполагает умение пользоваться стилистическими ресурсами языка в соответствии с обстановкой общения. Выделяют уместность стилевую, контекстуальную, ситуативную и личностно-психологическую.

Уместность речи обеспечивается верным пониманием ситуации и знанием стилистических особенностей слов и устойчивых оборотов речи.

3.7 Чистота речи

Чистота речи - это отсутствие в ней лишних слов, слов-сорняков, нелитературных слов (жаргонных, диалектных, нецензурных).

Чистота речи достигается на основе знания человеком стилистической характеристики употребляемых слов, продуманности речи и умения избегать многословия, повторов и слов-сорняков (значит, так сказать, так, собственно говоря, как бы, типа).

3.8 Логичность речи

Логичность речи - это логическая соотнесенность высказываний друг с другом.

Логичность достигается благодаря внимательному отношению к целому тексту, связности мыслей и ясному композиционному замыслу текста. Логические ошибки можно устранить при прочтении готового письменного текста, в устной речи необходимо хорошо помнить сказанное и последовательно развивать мысль.

Заключение

Таким образом в ходе работы выяснилось, что культура речи – это раздел языкознания, в котором рассматриваются два вопроса: как овладеть нормами литературного языка, и как использовать выразительные языковых средства в разных условиях общения.

Культура речи – это сравнительно молодая наука о языке. Культуру речи интересует, как человеку пользоваться речью в зависимости от целей и места общения, от адресата речи. Ведь в рамках одного и того же стиля может быть создано бесконечное число высказываний: одни из них будут удачными, другие менее удачными, третьи совсем неудачными. Вопрос качественной оценки высказываний и занимается культура речи, т.е. она выясняет, говорит человек правильно или неправильно, хорошо или плохо.

Чтобы достичь высокого уровня культуры речи, говорящий должен иметь богатый запас языковых средств и уметь выбирать из них те, которые являются наиболее подходящими для каждого случая. Прежде всего, нужно заботиться о расширении своего словарного запаса.

Для этого необходимо больше читать, научиться замечать незнакомые слова, выяснять их значение с помощью толкового словаря. Очень важно развивать в себе критическое отношение к собственной речи, стремление всегда говорить по существу, последовательно, точно, выразительно и правильно.

Если человек обладает правильной и хорошей речью, он достигает высшего уровня речевой культуры. Это значит не только не допускать речевых ошибок, но и уметь наилучшим образом строить высказывания в соответствии с целью общения, подбирать наиболее подходящие в каждом случае слова и конструкции, учитывая при этом, к кому и при каких обстоятельствах он обращается.

Основа основ коммуникативного аспекта культуры речи - выбор нужных для данной цели общения языковых средств - процесс творческий. Лингвисты всегда хорошо понимали важность для культуры речи того, что сегодня названо коммуникативным аспектом. Высокая культура речи - это умение правильно, точно и выразительно передать свои мысли средствами языка. Правильной речью называется та, в которой соблюдаются нормы современного литературного языка. Но культура речи заключается не только в следовании нормам языка. Она заключается еще и в умении найти не только точное, но и наиболее доходчивое и наиболее уместное и, следовательно, стилистически оправданное средство для выражения своей мысли.

В процессе общения мы, безусловно, хотим, чтобы наша речь была понятна собеседнику, а информация, которую мы ему сообщаем, была воспринята именно так, как этого хотим мы, а не каким-либо иным образом. Чтобы речь была воспринята слушающим именно так, как мы этого хотим, она должна соответствовать условиям общения и коммуникативным задачам речевых партнеров, то есть должна быть коммуникативно целесообразной. Именно такой подход осуществляется при оценке речи с позиций ее коммуникативных качеств. Коммуникативные качества речи - это реальные свойства ее содержательной или формальной стороны. Именно система этих свойств определяет степень коммуникативного совершенства речи.

Коммуникативная ситуация и ее составляющие тесно связаны с коммуникативными качествами речи. Коммуникативные качества речи - параметры, которые охватывают все аспекты текста, а их соотношение и степень проявления в тексте зависят от жанра и стиля высказывания, от индивидуальных особенностей коммуникантов.

Правильность, чистота и богатство (разнообразие) речи относятся к структурным коммуникативным качествам хорошей речи. Точность, логичность, выразительность, уместность, доступность, действенность – к функциональным коммуникативным качествам.

Список использованной литературы

1. Введенская Л. А., Павлова Л. Г. Культура и искусство речи. Современная риторика. Ростов-на-Дону. Издательство «Феникс».1995г. - 576 с.

2. Головин Б.Н. Введение в языкознание. М.: "Высшая школа", 1990.

3. Головин Б.Н. Основы культуры речи: Учеб. для вузов по спец. "Рус. яз. и лит". - 2-е изд., испр. - М.: Высш. шк., 1988.

4. Лингвистический энциклопедический словарь. М.: "Советская энциклопедия", 1990.

5. Иванова И.Н., Шустрова Л.В. Основы языкознания. М., 1995.

6. Ожегов С. И. Лексикология. Лексикография. Культура речи. Учеб. пособие для вузов. М «Высшая школа», 1974.

7. Русский язык и культура речи: Учебник / Под ред. проф. В. И. Максимова. - М.: Гардарики, 2000. - 413 с.

8. Русский язык и культура речи: Учеб. для вузов / Под ред. В.Д. Черняк. – М.: Высшая школа, 2008. – 509 с.

9. Сахарный Л. B. Как устроен наш язык. М.: "Просвещение", 1978.

Правильность является одной из категорий культуры речи и определяется общепринятыми на данный момент времени нормами литературного языка. Без правильности значительно обесцениваются все другие важные коммуникативные качества речи: логичность, аргументированность, уместность, живость. Более того, неправильная речь может стать причиной смысловых потерь, а значит, мысли оратора не достигнут его аудитории во всей их полноте. Как говорил Гете, «человек слышит только то, что понимает».

Различного рода ошибки затрудняют процесс восприятия и занижают уровень доверия к выступающему. Однако в отдельных случаях именно речевая неправильность служит проводником к умам и сердцам слушателей, являясь имиджевой составляющей оратора. Например, есть предположение, что Михаил Горбачев намеренно допускал в отдельных словах кричаще неправильные ударения, тогда как в остальном его речь была сравнительно грамотной. Это придавало ему одобряемой в народе «простоты», делало его, политика интеллектуального типа, ближе к массам. Следует понимать, что применение данного метода требует тщательного изучения аудитории и ее предпочтений.

Языковая норма - «совокупность наиболее устойчивых традиционных реализаций языковой системы, отобранных и закрепленных в процессе общественной коммуникации» . Стабильность языковой нормы не абсолютна. Со временем в процессе изменения социально-исторического контекста она пересматривается, так что между литературной нормой и реально существующим в конкретный период языком всегда есть некоторые расхождения. Изменения в языке влекут за собой появление вариантов некоторых норм, т.е. при всей унифицированности возникают синонимичные формы выражения, функционально-стилистическая дифференциация.

Тем не менее, правильная речь строится в соответствии с языковой нормой. Различают нормы орфоэпические, акцентологические, лексические, грамматические и нормы правописания. Необходимо отметить различия устной и письменной норм литературного языка, хотя для многих современных литературных языков, в том числе и для русского, наблюдается тенденция к сближению норм письменной и разговорной речи. Такое сближение объясняется повышением уровня образования широких слоев населения и, как следствие, приобщением их к числу носителей литературного языка. Вместе с тем при таком увеличении общей массы носителей происходит либерализация, т.е. своего рода занижение стандартов и смягчение требований к самой литературной норме.

Основу литературной нормы составляют стилистически нейтральные слова. Ее дополняют архаические, постепенно выходящие из употребления слова и новые, не так давно в нее вошедшие. Такое положение вещей является следствием эволюционного развития языка.

Совокупность произносительных норм, или орфоэпия, служит сохранению единообразия в вербальном спектре языка. Учитываются, однако, варианты высокого и низкого стилей. Например, в таких словах, как «поэт», «сонет» высокий стиль предполагает четкое произнесение буквы «О», без редукции, разговорный же редуцирует, так что вместо «О» слышится, хоть и нечеткая, но «А».

Нередко в разговорной речи согласный звук |г| заменяется на фрикативный, так что он начинает звучать, как в слове бухгалтер. Такое произношение свойственно некоторым южным областям. Иногда при произнесении какого-то слова пропускается звук. Например, [т] в слове «что», придавая ему просторечное, заниженное звучание за нормами литературного языка. Буква «Я» в предударном слоге обозначает звук, средний между [е] и [и], произносить ее четко, например, в слове «пятак» ошибочно. То же касается оглушения согласных в конце слова. Правильно произносить любо [ф’], а не любо [в].

Много особенностей произношения связано в русском языке с разноместным, «плавающим» ударением. Порой даже носители языка сталкиваются с трудностями, выбирая правильное звучание. Например, в словах «начАть» и «нАчал». В просторечной разговорной форме можно слышать постановку ударения на первый слог в обоих случаях.

Акцентологические нормы особенно сложно усваиваются в случае вхождения в язык иностранных слов. Некоторые из них настойчиво произносятся отдельными группами населения неправильно. Например, вместо «апострОв» часто можно слышать «апОстров», вместо «жалюзИ» - «жАлюзи» и т.д. Эти ошибки настолько часты, что уже почти не режут слух. Хотя есть и совершенно нейтральные слова, принадлежащие к основному пласту лексики, которых постигла та же судьба. Например, «тОрты» - «тортЫ», «ракУшка» - «рАкушка», «тУфля» - «туфлЯ», «срЕдства» - «средствА», «экспЕрт» - «Эксперт», «досУг» - «дОсуг», «баловАть» - «бАловать». Даже в таком каждодневно употребляемом слове, как «семьЯ», иногда ставят ошибочное ударение на первый слог.

Есть слова, в которых правильное ударение хотя и закреплено языковой нормой, но практически уже допускает свое смещение, о чем в орфоэпических словарях сообщается пометкой «доп.». Например, в слове «творог» в норме ударение падает па последний слог (соответственно, «творогА»), но современный язык смирился и с «почти нормой» ударения на первый слог «твОрог», «твОрога»). Такая же ситуация сложилась в языке с глаголом «Отдал» - «отдАл» или с существительным «кулинАрия» - «кулинария». Безусловно, в случае публичного выступления предпочтительным остается первый вариант, второй же условно допустим в разговорной бытовой речи.

Ряд вариантов специфического ударения связан с профессиональной сферой употребления. Например, «кОмпас» - «компАс», «эпилЕпсия» - «эпилепсИя», «Искра» - «искрА».

Большей устойчивостью, регламентированностью и слабой восприимчивостью к влиянию социальных факторов отличается грамматическая система языка. Но и она с течением времени претерпевает изменения, допуская вариативность. Примером могут служить параллельно существующие нормы слов: «ставень» - «ставня», «клавиша» - «клавиш», «до дома» - «до дому», «дверями» - «дверьми», «двигается» - «движется», «мурлычет» - «мурлыкает», «весной» - «весною», «профессоры» - «профессора», «нотабене» - «нотабена» и т.п. Варианты могут различаться оттенками значений, стилистической окраской, сферой употребления, в определенной степени могут характеризовать культуру говорящего, социальную среду, из которой он вышел. Допустимость некоторых жестко ограничена бытовым языком. Например, вместо нормативного «килограмм помидоров, апельсинов» произносится «килограмм помидор, апельсин» или вместо «тУфля» - «тУфель», вместо «рельс» - «рельса». Есть нормы, которые и вовсе кажутся нелогичными. К ним привыкают с детства или запоминают. Родительный падеж множественного числа существительных заканчивается на -ов, но не в случае с словами «яблоки», «сапоги», «чулки». «Мандарины - мандаринов», «помидоры - помидоров», «носки - носков», но «яблоки - яблок», «чулки - чулок», «сапоги - сапог».

Профессиональная сфера употребление слова также может оказывать влияние на его грамматические свойства. Так, вещественные существительные, как правило, употребляются только в единственном числе, но профессиональное применение нарушает это правило: «сахара», «масла», «топлива» и др.

Названия представителей многих профессий приобретают просторечное звучание в женском роде, если они оканчиваются на -ша. Например: «кассир - кассирша», «контролер - контролерша», «бармен - барменша» и т.д. А некоторые из них плюс к тому приобретают иное значение. Так «генеральша» или «докторша» - это соответственно жена генерала и жена доктора.

Род существительных может создать проблему говорящему и в том случае, если он неверно определен. Следует особо выделить ряд «несчастливых» слов: «черный кофе», «светлый тюль», «серый кенгуру», «шотландский виски», «отличный пенальти», «маленький колибри», «веселый шимпанзе», «вкусная иваси», «выдержанное бордо» и др. Иногда, когда того требует контекст, согласование может осуществиться в другом роде. Например: «Кенгуру кормила своего детеныша».

Род аббревиатуры определяется по главному слову: АТС перестала работать, НАТО постановил.

Часто сложности вызывает употребление падежных окончаний, так как в русском языке присутствует вариативность. Выбирая одну из форм, следует учитывать характер и состав сочетания, прямые и переносные значения: «работа на дому» - «номер на машине»; «в кругу друзей» - «в замкнутом круге»; «сад в цвету» - «во цвете лет»; «прибежать в поту» -

«потрудился в поте лица». Иногда одна из допускаемых форм придает речи разговорный оттенок. Например, окончание -у (-ю) в родительном падеже некоторых существительных, или появление -у- в суффиксе: «стакан чаю (чая)»; «выпить коньяку (коньяка)»; «подсыпать сахару (сахара)»; «много народу (народа)»; «камушек (камешек)»; «воробушек (воробышек)». Случается, что форма слова меняет его смысл: «соболи (животные)» - «соболя (меха)»; «ордены (рыцарские)» - «ордена (награды)» и др. Смысловое различие проявляется и в сравнении некоторых кратких форм имен прилагательных с соответствующими полными: «он совсем глухой» - «он глух к мольбам»; «он очень хороший человек» - «он хорош собой» и т.д.

Много сложностей вызывают падежи числительных и сочетаний с ними. Следует запомнить, что в составном числительном склоняются все образующие его части. «С пятьюстами восьмьюдесятью тремя рублями» - является литературной нормой, тогда как «с пятьсот восемьдесят тремя рублями» - просторечный вариант.

Даже в случае существования равноправных форм нельзя терять бдительности. Так, формы «тысячей - тысячью» являются вариантами нормы, но требуют после себя разного управления: «он приехал сюда с одной тысячей рублей» - «он приехал сюда с тысячью рублями».

Управление слов «оба» и «обе» также заслуживает особого внимания: «у обоих друзей», «у обеих подруг», «с обеих сторон», «по обеим сторонам». Множественного числа этих форм не существует, т.е. «у обоих ножниц» является просторечной формой. Следует говорить: «у тех и у других ножниц».

Нормой является: «сорок три и пять десятых процента», «пять и шесть десятых метра». Употребление формы «процентов», «метров» в данных сочетаниях является ошибочным.

Немало вариантных форм встречается и на синтаксическом уровне, что вызывает сложности в их употреблении, особенно в речевой практике.

Часто встречающаяся ошибка - неправильное употребление союзов и союзных слов: «Он был не согласен с теми частями доклада, где говорилось о необходимости отступления от уже принятых решений». В данном случае при отвлеченном существительном вместо наречия «где» следует употребить союзное слово «в которых». Или: «Сложилась ситуация, когда обсуждать уже было нечего». Вместо: «Сложилась ситуация, в которой обсуждать уже было нечего». Нередко можно слышать и употребление лишнего соотносительного слова: «Назовите то единственное решение, о котором вы столько говорите». Или избыточной частицы бы: «Если бы наши желания соотносились бы с нашими возможностями, мы бы не знали печали».

Паронимы, сходные по смыслу слова, также часто употребляются неправильно: «отличие (от нас)» - «различие (между нами)»; «уплатить за что-то» - «оплатить что-то»; «экономный человек» - «экономичный тариф» и т.д.

Не всегда оказывается возможным использование синонима того или иного слова, что обусловливается контекстуально. Так, можно услышать, что некий спортсмен завоевал очередной «трофей». Вместо этого стоило бы сказать: очередной «приз» или очередную награду. Трофей захватывают, а приз завоевывают. Некоторые слова и вовсе лишь условно можно назвать синонимами, что сразу становится заметным при их употреблении. Например, пара «убогий» (у бога, не от мира сего) и «ущербный» (выщербленный, с изъяном): «Как можно тронуть этого убогого?» - «Что с него взять, с ущербной личности?»

Безусловно, отклонения от литературной нормы, особенно в устной форме выражения, возможны, но они должны быть ситуативно и стилистически оправданы. В отдельных случаях то, что по формальным правилам является явным нарушением, в конкретном случае окажется стилистическим приемом. Например, это может касаться лексических повторов или смешения стилей.

Примеры нарушения правильности и точности употребления слов и словосочетаний.

• 1. Брэд Питт сыграл заглавную роль в фильме «Вавилон».
• 2. Эти образцы современной оргтехники будут апробированы в офисах многих коммерческих компаний города.
• 3. Мы вернемся к рассмотрению этой проблемы где-то в конце этого месяца.
• 4. Весна в этом году наступит только в мае месяце.
• 5. Каждая минута времени у него была на счету.
• 6. Мы так и не смогли найти прейскурант цен.
• 7. Для воспитанников детского дома были отобраны лучшие игрушки.
• 8. В этом сражении враг понес поражение.
• 9. Гостям были преподнесены памятные сувениры.
• 10. Большинство времени ушло на организацию этого мероприятия.

Практикум

Контрольные вопросы и задания

• 1. Поставьте ударения в словах: занятой человек; баловать; договор; позвонит; красивее; творог; зубчатый; феномен; мизерный; озлобленный; одновременно; осведомить; тотчас; экспертный; черпать; столяр; кремень; фольга; газопровод.
• 2. Выберите правильный вариант твердого или мягкого произношения согласных звуков (э или е): термин; депо; пионер.
• 3. Употребите числительные и примыкающие к ним существительные в нужной форме:
• 1) к 378 прибавить 1783;
• 2) год приблизительно равен 365 (сутки);
• 3) проект закона был отклонен 292 (голос) против 36 (голос);
• 4) серия пособий с 456 (рисунки);
• 5) с 1005 (рубли);
• 6) у (оба) стран большие залежи угля;
• 7) 570 гражданам была оказана помощь.

Просклоняйте числительное 367 528449 во всех падежах.

• 4. Как называют жителей городов: Тамбов, Череповец, Якутск?
• 5. Поставьте слова в родительный падеж множественного числа: килограмм, полотенце, курица, носок.
• 6. Исправьте речевые ошибки:
• 1) «Это событие играет большое значение и имеет серьезную роль»;
• 2) «Поздравляю именинницу с днем рождения!»;
• 3) «Мы хотим получить более исчерпывающие сведения»;
• 4) «Дети карабкались вниз по склону»;
• 5) «Командировочные еще не вернулись на работу»;
• 6) «Я хочу одолжить у тебя сто рублей»;
• 7) «Одень на ребенка пальто!»;
• 8) «Девушка была ужасно красива».
• 7. Найдите и исправьте ошибки в примерах, приведенных в конце данной главы.

Кейсы 1. О. А. Баева. Неправильный выбор слова

Неправильный выбор слова часто связан с непониманием значения слова: «Эта идея мне гармонизирует»; «Я обратно тебе пишу».

На последнем примере следует остановиться отдельно, так как, к сожалению, слово «обратно» нередко употребляют в значении «опять, снова», в то время как «обратно» означает направление в противоположную сторону, назад. К. И. Чуковский вспоминал, в какое недоумение его привело сообщение домработницы Маши о том, что «соседка-то обратно родила!» Неправильное использование этого слова привело к трагическим событиям во время Великой Отечественной войны. Радист регулярно передавал в штаб сообщения о ходе военных действий. Бой заканчивался в нашу пользу и, когда после перерыва в сообщениях в штабе услышали: «Немцы идут обратно!», поняли это так: фашисты отступают, идут назад. Сигналов с поля боя больше не было. Послали разведчиков. И тогда стало ясно, что произошло. Новые силы врага (немцы снова наступали) разгромили советских бойцов, оставшихся без подкрепления по вине погибшего со всеми радиста.

2. И. В. Киреевский. Публичные лекции профессора Шевырева Об истории русской словесности, преимущественно древней

В прошедшую зиму, когда я жил в деревне почти совершенно отделенный от всего окружающего мира, я помню, какое впечатление сделали на меня ваши живые рассказы о блестящих лекциях профессора Грановского, о том сильном действии, которое производило на отборный круг слушателей его красноречие, исполненное души и вкуса, ярких мыслей, живых описаний, говорящих картин и увлекательных сердечных сочувствий ко всему, что являлось или таилось прекрасного, благородного или великодушного в прошедшей жизни Западной многострадальной Европы. Общее участие, возбужденное его чтениями, казалось мне утешительным признаком, что у нас в Москве живы еще интересы литературные и что они не выражались до сих пор единственно потому, что не представлялось достойного случая.

Основываясь на таком понятии о ничтожности нашей древней словесности, многие ехали на лекции Шевырева почти только для того, чтобы слушать дар преподавания, от искреннего сердца жалея о незначительности предмета. Представьте же их удивление, когда после самых первых чтений они должны были убедиться, что лекции о древней русской словесности имеют интерес живой и всеобщий, который заключается не в новых фразах, но в новых вещах, в богатом, малоизвестном и многозначительном их содержании.

Конечно, нет сомнения, что это богатство нашей древней словесности могло возникнуть из малоизвестных памятников в одну живую картину только от искусства преподавателя. Только при его воззрении могли собраться вместе и срастись в одно стройное целое различные обломки нашей полузабытой старины, разбросанные остатки нашей письменной словесности духовной и светской, литературной и государственной вместе с уцелевшими неписанными преданиями народа, сохранившимися в его сказках, поверьях, поговорках и песнях. Между тем несомненно и то, что никакое искусство не могло бы создать содержания, когда бы оно не существовало в самом деле и, хотя разрозненное, не уцелело в памятниках.

В этом отношении лекции Шевырева представляют особую значительность. Эта новость содержания, это оживление забытого, воссоздание разрушенного есть, можно сказать, открытие нового мира нашей старой словесности. Здесь даже литературное достоинство изложения, сколько бы ни было оно, впрочем, замечательно, становится уже второстепенным, почти ничтожным, в сравнении с другим, важнейшим отношением. Ибо из-под лавы вековых предубеждений открывает он новое здание, богатое царство нашего древнего слова; в мнимо-знакомой сфере обнаруживает новую сторону жизни и таким образом вносит новый элемент в область человеческого ведения. Я говорю: новый элемент, - потому, что действительно история древнерусской литературы не существовала до сих пор как наука; только теперь, после чтений Шевырева, должна она получить право гражданства в ряду других историй всемирно значительных словесностей. Ибо, если и правда, что при другом образе мыслей можно не соглашаться с тем или другим его мнением, если при другой системе можно спорить даже с его главным воззрением, то, по крайней мере, ни при каком образе мыслей, ни при какой системе нельзя уже, выслушав его, отвергать действительность науки, которая до сих пор не только не существовала в этом виде, но самая возможность которой была подвержена сомнению.

С этой точки зрения лекции Шевырева представляются нам уже нелитературным явлением, более или менее заманчивым, но новым событием нашего исторического самопознания. И в этом смысле, создавая новую сторону науки, они принадлежат уже не одному кругу его слушателей, но получают значительность общую, - можно сказать без преувеличения, - значительность европейскую.

Другое качество сочинений Шевырева, которое служит основанием и как бы необходимым условием всего их достоинства, - это достоверность его изложения. Он употребил на изучение своего предмета многие годы постоянной работы - работы ученой, честной, можно сказать, религиозно добросовестной. Каждый факт, приводимый им, исследован со всевозможною полнотою; часто одна фраза, едва заметная посреди быстрого течения речи, есть очевидный плод долголетних разысканий, многосложных сличений и неутомимых трудов; иногда одно слово, иногда один оттенок слова, может быть, не всеми замеченный, отражает изучение многотомных фолиантов, совершенное с терпеливой и добросовестною основательностью.

Что же касается до самого преподавания Шевырева, то особенность его заключается столько же в его глубоком знании своего предмета, сколько в том глубоком понятии, которое он имеет о словесности вообще как о живом выражении внутренней жизни и образованности народа. Это понятие, прямо противоположное прежним, так называемым классическим теориям, разрушенным Шлегелями, отличается также и от их воззрения тем, что они, хотя и видели в литературе выражение народной жизни, но жизнь эту, отражавшуюся в письменном слове, ограничивали почти одною сферою умственной и художественной образованности, между тем как в понятиях Шевырева словесность отражает всю сознанную и несознанную полноту народного быта, как он раскрывается в самых разнородных сферах - умственной и гражданской, художественной и промышленной, семейной и государственной, в племенной и случайно-личной, в своеобразной и заимствованной.

Это понятие Шевырева о словесности, может быть, выведено из его изложения, но выведено нами, слушателями; а ему самому некогда пускаться в теории и определения. В его живом представлении предмета мысль всегда факт, и факт всегда осмыслен, как он сам выражается, говоря о раскрытии внутреннего значения внешнего события.

Вследствие такого воззрения из оживленных памятников нашей древней словесности воскресает вся древняя история нашего отечества - не та история, которая заключается в сцеплении войн и договорах, в случайных событиях и громких личностях, но та внутренняя история, из которой, как из невидимого источника, истекает весь разум внешних движений. Впрочем, само собою разумеется, что история древней образованности России является не на первом плане его изложения: она, по его же выражению, только необходимый грунт его картины.

Между тем, представляя таким образом историю словесности и просвещения древнерусского, профессор, чтобы яснее обозначить их особенность, постоянно сравнивает их значение с соответствующими им явлениями на западе Европы, - не для того чтобы восхвалять одно за счет другого, но для того чтобы, сличая, яснее определить их отличия. В этой параллельной характеристике особенно ясно выражается тот глубоко значительный смысл древнерусского просвещения, который оно приняло от свободного воздействия христианской веры на наш народ, не закованный в языческую греко-римскую образованность, не завоеванный другим племенем, но самобытно, мирно, без насилия и христиански возраставший из глубины духовных убеждений в благоустройство внешней жизни, покуда Провидению угодно было нашествием иноплеменных влияний остановить это возрастание, может быть, преждевременное в общей экономии человеческого бытия - преждевременное для внешне образованного Запада, еще не созревшего к участию в чисто христианском развитии, - может быть, преждевременное и для самой России, еще не принявшей в себя стихий западной образованности для подведения их под воздействие одного высшего начала.

Редакция «Москвитянина» надеялась поместить в 1-м номере своего журнала первую лекцию Шевырева; но, кажется, по отсутствию у нас стенографов, она не вполне была записана слушателями, и потому вряд ли когда-нибудь явится иначе как в отрывках.

Между тем, покуда различные, уже после на память записанные из них места будут сличаться и сводиться вместе, я посылаю вам один отрывок, из которого вы получите понятие о двух мыслях курса: о том, как разумеет профессор отношение народности к человечеству, и о том, как он смотрит на словесность вообще.

Действие, которое производят лекции Шевырева, очень сильно и разнообразно: некоторые восхищаются им до восторга, другие судят строго, с противоположным пристрастием; но почти никто не остается равнодушен; иные видят в них борьбу русского просвещения с западным и в этом ошибаются. Цель профессора совсем не та, чтобы унизить одну часть человеческой образованности перед другою. Он выражает их особенности, сравнивает для пояснения, старается определить с беспристрастием и видимо ищет избегнуть всякой исключительности. Его любовь к России - любовь сознательная, а не слепой восторг, выражающийся в бессмысленных восклицаниях. Те, которые хотят видеть противное, вероятно, более обращают внимание на собственные свои предубеждения, нежели на изложение профессора.

Заметно, что общее участие к лекциям беспрестанно возрастает, так же как и число слушателей. Сначала их было около полутораста; теперь их уже более трехсот. Последняя лекция его прерывалась пять раз рукоплесканиями, которыми его встречают и провожают почти каждый раз.

3. А. Е. Ферсман. Зеленые камни России (фрагмент)

Славу русских камней составляют зеленые камни, и нет другой страны в мире, где были бы столь разнообразны и столь прекрасны камни зеленых тонов. Ими гордится Россия, на них и только на них она может рассчитывать, вывозя блестящий самоцвет на рынки Китая, Бирмы и Индии, только зеленый камень может заполнить ее художественные музеи прекрасными достижениями русского камнерезного искусства.

Яркокрасочный изумруд, то густой, почти темный, прорезанный трещинами, то сверкающий яркою ослепительною зеленью, сравнимый лишь с камнями Колумбии; ярко-золотистый «хризолит» Урала, тот прекрасный искристый камень демантоид, который так ценила заграница, и следы которого нашли в старинных раскопках Экбатаны в Персии. Целая гамма тонов связывает слабо зеленоватые или синеватые бериллы с густозелеными темными аквамаринами Ильменских копей, и как не редки эти камни, но их красота почти не имеет себе равных. Близки к ним по тону синевато-зеленые эвклазы россыпей Южного Урала, таинственно прекрасен изменчивый александрит, в котором, по словам Лескова, «утро зеленое, но вечер красный». Во всем мире нет александритов прекраснее уральских, и лишь изредка дарят их россыпи Цейлона, наделяя их шелковистым отливом.

Прекрасен бархатный густо-зеленый нефрит Саянских стремнин, и все тона, от нежно зеленоватого до темного цвета листвы, рисует нам этот красивый, но мрачный камень Сибири. Разнообразны зеленые сорта яшм - то светло-серые или стальные с зеленоватым отливом (Калканская), то ярко-зеленые благодаря обилию эпидота (Орская), то темные сине-зеленые исключительной красоты (Ново-Николаевская на Южном Урале). Разнообразием зеленых порфиров дарит нас Алтай, и среди различных зеленых яшм этого края красуется великолепный зеленый античный порфир, почти не отличимый от знаменитого Пелопонесского камня Крокеи.

Как мишурная роскошь вспоминается нам и малахит наших медных рудников, с грандиозностью запасов которых не может сравниться ни одно месторождение мира: то бирюзово-зеленый камень нежных тонов, то темно-зеленый с атласным отливом (Средний Урал), то сливающийся с синим азуритом в красивую красочную картину (Алтай).

Я не говорю о других зеленых камнях России; о моховиках забайкальских степей, уральском амазонском камне, где зеленый тон уступает в красоте нежно-голубому; редком хризопразе Урала, змеевике разнообразных оттенков, офиокальците с мягким рисунком слоистого мрамора и о многих других камнях (например, хромовом мраморе, фукситовом сланце - марипозите Урала).

Вопросы и задания к кейсам

• 1. В чем, по мнению И. В. Киреевского, заключаются основные достоинства лекций профессора Шевырева? Каково ваше представление об идеальной лекции?
• 2. Как вам кажется, почему выступление А. Е. Ферсмана «Зеленые камни России» вошло в хрестоматию по ораторскому искусству? Оцените правильность речи автора.
• 3. О. А. Баева, говоря о неправильном выборе слов, приводит интересные примеры. Сталкивались ли вы с подобными примерами в жизни? Как вам кажется, почему возникают сложности с выбором слов и выражений?

Творческое задание

На занятии обсудите смысл приведенных ниже пословиц и поговорок. Подготовьте речь, взяв за основу одну из них:

• 1) «Речи что снег, а дела что сажа»;
• 2) «Язык - стяг: дружину водит»;
• 3) «С языка капает и мед, и яд»;
• 4) «Язык мой - враг мой: прежде ума рыщет, беды ищет»;
• 5) «Бог дал два уха, но один язык»;
• 6) «Язык длинный, мысли короткие»;
• 7) «Работа с зубами, а лень с языком»;
• 8) «У мудреца язык в душе, а у дурака вся душа на языке»;
• 9) «Видна птица но перьям, а человек но речам»;
• 10) «Из песни слова не выкинешь»;
• 11) «На одном вече, да не одни речи. Спроста сказано, да неспроста слушано».

• Лингвистический энциклопедический словарь. С. 337.
• Баева О. Л. Ораторское искусство и деловое общение: учеб, пособие. Минск, 2001.
• URL: http://www.klikovo.ru/db/book/msg/2836.
• Хрестоматия по лекторскому мастерству / сост. А. Е. Михневич. С. 115-118.

Правильность речи считается главным коммуникативным качеством, так как она лежит в основе других коммуникативных качеств. Правильность речи - соблюдение в речи языковых норм. Языковая норма - правило использования языковых средств в определенный период развития языка; единообразное употребление языковых средств. Академик Виноградов ставил изучение языковых норм на первое место среди важнейших задач русского языкознания в области культуры речи. Языковая норма обязательна для письменной и устной речи. Различают следующие виды норм: устная речь - лексические, морфологические, синтаксические (орфоэпические, интонационные), письменная (орфографические, пунктуационные).

Признаки: распространенность, общепризнанность, относительная устойчивость и историческая изменчивость, общеобязательность, соответствие традиции и возможностям языковой системы. Языковые нормы не изобретаются учеными; эти нормы - историческое явление . Изменение норм обусловлено постоянным развитием языка. Нормы поддерживаются речевой практикой. Нормы помогают литературному языку сохранять целостность, они защищают его от нелитературных вариантов языка, что позволяет языку выполнять функцию культуры.

Источники языковых норм . Современное употребление, произведения писателей, СМИ, данные живого и анкетного опросов, исследования языковедов.

Вариантность норм: дублеты. Функционирование языка предполагает замену одной нормы другой. Новое попадает в язык вопреки существующим правилам. Процесс изменения языковой нормы можно представить следующим образом...

Типы норм. В лингвистической литературе различают два типа норм: императивные (единственные, не допускающие выбора), диспозитивные (допускающие варианты).

Нормализация и кодификация. С вопросами норм тесно связано понятие нормализации и кодификации. Нормализация - процесс становления, описания и утверждения языковой нормы, исторический отбор языковых вариантов. Нормализация находит отражение в кодификации (признании нормы). Современный язык называют кодифицированным разговорным языком.

Принципы орфографии и пунктуации. Позиция осознанной нормализации была самой характерной чертой главы первой филологической школы. Во второй половине 19 века вопросы научной нормализации получили распространение в работах Я.К. Грота. Он систематизировал свод орфографических законов языка. До революции алфавит насчитывал 35 букв. Впервые реформа оформилась в орфографической подкомиссии под руководством академика Шахматова. 1919 - стал употребляться апостроф. 1934 - отменено употребление дефиса, 1935 - отменены точки в аббревиатурах. 1938 - убрали апостроф. 1942 - употребление е. 1956 - е стало факультативным.

Принципы: фонетический, морфологический, морфемный, традиционный.

Пунктуационные принципы: интонационный,

Лекция 4.

Орфоэпические нормы.

Орфоэпия - наука о правильном произношении. Орфоэпические нормы определяют выбор вариантов произношения, их называют литературными произносительными нормами. Современные нормы основаны на произношении и произносительных особенностях жителей Москвы. Для успешного овладения нормами необходимо: усвоить основные правила произношения, научиться слушать свою речь и речь окружающих, слушать и изучать образцовое произношение, исправлять свои ошибки путем постоянной речевой тренировки.

Стили произношения. В зависимости от темпа речи различают 2 основных стиля произношения: полный и неполный. Полный стиль характеризуется соблюдением норм, связностью произношения отдельных звуков, верной постановкой ударения, умеренным темпом, нейтральной интонацией. При неполном стиле наблюдается: чрезмерное сокращение слов, нечеткость произнесения отдельных звуков, сбивчивый темп речи. Высокий и низкий стили произношения. Основные правила произношения: в безударных слогах гласные подвергаются изменениям в результате редукции. У согласных звуков действуют законы оглушения, озвончения, уподобления, упрощения.

Трудные вопросы орфоэпии.

Произношение заимствованных слов. В некоторых словах иноязычного значения на месте безударного о произносится звук о. Также не редуцируется звук э. Мягкое и твердое произношение согласных перед е в заимствованных словах.

В настоящее время произношение чн в сочетании шн сохранилось в некоторых словах: конечно, скучно, нарочно, яичница, пустячный, девичник.

Другие орфоэпические проблемы.

Акцентологические нормы - нормы ударения, разновидность орфоэпических норм. В некоторых языках ударение фиксированное. В русском нефиксированное. Кроме того, русское ударение может быть подвижным, менять свое место в разных формах одного слова. И неподвижным. Также ударение выполняет смыслоразличительную функцию.

Трудные вопросы акцентологии . Необходимо запомнить ударение в именах собственных, в существительных иноязычного происхождения часто сохраняется ударение языка-первоосновы, в глаголах на -ировать- более продуктивным является вариант с ударением на и. "дамский каприз": смещение ударения в глаголах прошедшего времени, прилагательных и причастиях всегда стоит на основе, только в форме женского рода смещается на окончание.

Глаголы, образованные от прилагательных, имеют ударение на последний слог. В отглагольных существительных сохраняется место ударения исходного глагола. Минимум: агрономия, алфавит, баловать, валовой, вероисповедование, изыск, исчерпать, кухонный.