Куликовская битва в письменных источниках. Краткая летописная повесть

Пришел ордынский князь Мамай с единомышленниками своими, и со всеми прочими князьями ордынскими, и со всеми силами татарскими и половецкими, наняв еще к тому же войска бесермен, армен, фрягов, Черкасов, и ясов, и буртасов! Также собрался с Мамаем, единомыслен с ним и единодушен, и литовский князь Ягайло Ольгердович со всеми силами литовскими и польскими, и с ними же заодно Олег Иванович, князь рязанский. Со всеми этими сообщниками пошел Мамай на великого князя Дмитрия Ивановича и на брата его князя Владимира Андреевича. Но человеколюбивый Бог хотел спасти и освободить род христианский молитвами пречистой его Матери от порабощения измаилтянского, от поганого Мамая, и от сборища нечестивого Ягайла, и от велеречивого и ничтожного Олега Рязанского, не соблюдшего своей веры христианской. И будет ему, исчадию ада и ехидне, суд в великий Господень день!

Окаянный же Мамай возгордился, возомнив себя царем , начал злой заговор плести, созывать своих поганых темников-князей и сказал им: «Пойдем на русского князя и на всю землю Русскую, как было при Батые . Христианство погубим, а церкви Божий сожжем, и кровь христианскую прольем, а законы их изничтожим». И это потому, что нечестивый люто гневался из-за своих друзей и любимцев, из-за князей, убитых на реке Воже. И начал неистово и поспешно силы свои собирать, в ярости двинувшись и в силе великой, желая пленить христиан . И тогда двинулись все племена татарские.

И начал Мамай посылать в Литву, к нечестивому Ягайлу, и к хитрому сотонщику, сообщнику дьявола , отлученному от Сына Божия, помраченному тьмою греховной и не хотящему уразуметь - Олегу Рязанскому, помощнику бесерменскому, лживому сыну, как сказал Христос: «От нас вышли и на нас поднялись». И заключил старый злодей Мамай бесчестное соглашение с поганой Литвой и душегубцем Олегом: собраться им у Оки-реки в Семенов день на благоверного князя.

Князь же Дмитрий, услышав, что настало недоброе время, что идут на него все царства, творящие беззаконие, и, промолвив: «Еще в наших руках сила», - пошел к соборной церкви матери Божьей Богородицы и, обливаясь слезами, произнес: «Господи, ты всемогущий, всесильный и твердый в бранях, поистине ты царь славы, сотворивший небо и землю, - помилуй нас молитвами пресвятой Матери, не оставь нас, когда отчаиваемся! Ты ведь Бог наш, и мы - люди твои, протяни руку свою свыше и помилуй нас, посрами врагов наших и оружие их притупи! Могуч ты, Господи, и кто воспротивится тебе! Вспомни, Господи, о милости своей, которую искони оказываешь роду христианскому!» <…>

И, соединившись со всеми князьями русскими и со всеми силами, вскоре выступил против них из Москвы, чтобы защитить свою отчину… <…>

В то время Мамай встал за Доном, со всем своим царством, бушуя, и кичась, и гневаясь, и стоял три недели. Пришла к князю Дмитрию еще одна весть: сказали ему, что Мамаево войско за Доном собралось и в поле стоит, поджидая на помощь Ягайла с литовцами, чтобы, когда соединятся, одержать сообща победу. И послал Мамай к князю Дмитрию дани просить не по своему договору, а как было при царе Джанибеке . Христолюбивый же князь, не желая кровопролития, хотел ему выплатить дань посильную для христиан и по своему договору, как было установлено с ним. Тот же не захотел и высокомерничал, ожидая своего нечестивого сообщника литовского. <…>

И, помолившись, пошел к Пречистой и к епископу Герасиму и сказал ему: «Благослови меня, отче, пойти на этого окаянного сыроядца Мамая, и нечестивого Ягайла, и изменника нашего Олега, отступившего от света в тьму». И епископ Герасим благословил князя и воинов его всех пойти на нечестивых агарян. <…>

Князь же великий подошел к реке Дону за два дня до Рождества святой Богородицы. И тогда пришла грамота с благословением от преподобного игумена Сергия, от святого старца; в ней же писано благословение его - чтоб бился с татарами: «Чтобы ты, господин, так и пошел, а поможет тебе Бог и святая Богородица». <…>

Мамай же, услышав о приходе князя к Дону и убитых своих воинов увидев, рассвирепел, и помутился ум его, и распалился он лютой яростью, и раздулся, словно аспид некий, гневом дышащий , и сказал: «Подвигнемся, силы мои темные, и властители, и князья! Пойдем, встанем у Дона против князя Дмитрия, пока не прибудет к нам союзник наш Ягайло со своими силами».

Князь же, слышав похвальбу Мамая , сказал: «Господи, не велел ты в чужой предел вступать, я же, Господи, не вступил. Этот же, Господи, окаянный Мамай, пришедший, как змей к гнезду, нечистый сыроядец, на христианство дерзнул, и кровь мою хочет пролить, и всю землю осквернить, и святые церкви Божий разорить». И сказал: «Что есть великая ярость Мамаева? Словно некая ехидна, прыская, явилась из некой пустыни и пожрать нас хочет! Не предай же меня, Господи, сыроядцу этому Мамаю, покажи мне величие своего божества, Владыка! Где же сонм агельский, где херувимское предстояние, где серафимов шестокрылых служение? Перед тобой трепещет вся тварь, тебе поклоняются небесные силы! Ты солнце и луну сотворил и землю украсил всеми красотами! Яви, Боже, величие свое и ныне». <…>

Наутро же в субботу рано, месяца сентября в восьмой день, в самый праздник Богородицы, во время восхода солнца, была тьма великая по всей земле, и туманно было то утро до третьего часа. И велел Господь тьме отступить, а свету пришествие даровал. Князь великий собрал полки свои великие, и все его князья русские свои полки приготовили, и великие его воеводы облачились в одежды местные. И врата смертные растворились, страх великий и ужас охватил собранных издалека, с востока и запада, людей. Пошли за Дон, в дальние края земли, и скоро перешли Дон в гневе и ярости, и так стремительно, что основание земное содрогнулось от великой силы. Князя, пришедшего за Дон в поле чисто, в Мамаеву землю, на устье Непрядвы, вел один Господь Бог, и не отвернулся Бог от него. О, крепкое и твердое дерзновение мужества! О, как не устрашился, не смутился духом, увидя такое множество воинов! Ведь на него поднялись три земли, три рати: первая - татарская, вторая - литовская, третья - рязанская. Однако же он всех их не убоялся, не устрашился, но, верою в Бога вооружившись, силою святого креста укрепившись и молитвами святой Богородицы оградившись, Богу помолился, говоря: «Помоги мне, Господи Боже мой, спаси меня милостью своею, видишь, как умножилось число врагов моих. Господи, за что умножились досаждающие мне? Многие поднялись на меня, многие борются со мной, многие преследуют меня, мучают меня, все народы обступили меня, но именем Господним я противился им».

И в шестой час дня появились поганые измаилтяне в поле, - а было поле открытое и обширное. И тут выстроились татарские полки против христиан, и встретились полки. И, увидев друг друга, двинулись великие силы, и земля гудела, горы и холмы сотрясались от бесчисленного множества воинов. И обнажили оружие - обоюдоострое в руках их. И орлы слетались, как и писано, - «где будут трупы, там соберутся и орлы». В урочный час сперва начали съезжаться сторожевые полки русские с татарскими. Сам же князь великий напал первым в сторожевых полках на поганого царя Теляка, называемого воплощенным дьяволом Мамая . Однако вскоре после того отъехал князь в великий полк. И вот двинулась великая рать Мамаева, все силы татарские. А с нашей стороны - князь великий Дмитрий Иванович со всеми князьями русскими, изготовив полки, пошел против поганых половцев со всею ратью своею. И, воззрев на небо с мольбою и преисполнившись скорби, сказал словами псалма: «Братья, Бог нам прибежище и сила». И тотчас сошлись на многие часы обе силы великие, и покрыли полки поле верст на десять - такое было множество воинов. И была сеча лютая и великая, и битва жестокая, и грохот страшный; от сотворения мира не было такой битвы у русских великих князей, как при этом великом князе всея Руси. <…>

И после этого в девять часов дня воззрел Господь милостивыми очами на всех князей русских и на мужественных воевод, и на всех христиан, дерзнувших встать за христианство и не устрашившихся, как и подобает славным воинам. Видели благочестивые в девятом часу, как ангелы, сражаясь, помогали христианам, и святых мучеников полк, и воина Георгия, и славного Дмитрия, и великих князей тезоименитых - Бориса и Глеба. <…> А Мамай, в страхе затрепетав и громко восстенав, воскликнул: «Велик Бог христианский и велика сила его! Братья измаилтяне, беззаконные агаряне, бегите не дорогами готов!» И сам, повернув назад, быстро побежал к себе в Орду. И, услышав об этом, темные его князья и властители тоже побежали. Видя это, и прочие иноплеменики, гонимые гневом Божьим и одержимые страхом, от мала до велика обратились в бегство. Христиане же, увидев, что татары с Мамаем побежали, погнались за ними, избивая и рубя поганых без милости, ибо Бог невидимою силою устрашил полки татарские, и, побежденные, обратились они в бегство. <…>

Это из-за наших грехов приходят войной на нас иноплеменники, чтобы мы отступились от своих прегрешений: от братоненавистничества, и от сребролюбия, и от неправедного суда, и от насилия. Но милосерден Бог-человеколюбец, не до конца гневается на нас, не вечно памятует зло. <…>

Князь же Дмитрий с братом своим Владимиром, и с князьями русскими, и с воеводами, и с прочими боярами, и со всеми оставшимися воинами, став в ту ночь на обедищах поганых, на костях татарских, утер пот свой и, отдохнув от трудов своих, великое благодарение вознес Богу, даровавшему такую победу над погаными, избавляющему раба своего от оружия лютого: «Вспомнил ты, Господи, о милости своей, избавил нас, Господи, от сыроядцев этих, от поганого Мамая <…>». И многие князья русские и воеводы достохвальными похвалами прославили пречистую матерь Божию Богородицу. И еще христолюбивый князь похвалил дружину свою, которая крепко билась с иноплеменниками, и стойко оборонялась, и доблестно мужествовала, и дерзнула по воле Божьей встать за веру христианскую. <…>

Тогда же Мамай с немногими убежал и пришел в свою землю с небольшой дружиной. И, видя, что он разбит, и обращен в бегство, и посрамлен, и поруган, снова распалился гневом и собрал оставшиеся свои силы, чтобы опять напасть на Русь. Когда он так порешил, пришла к нему весть, что идет на него с востока некий царь Тохтамыш из Синей Орды. Мамай же, подготовивший войско против нас, с тем войском готовым и пошел на него. И встретились на Калках, и была у них битва. И царь Тохтамыш одолел Мамая и прогнал его. Мамаевы же князья, сойдя с коней своих, били челом царю Тохтамышу, и принесли присягу ему по своей вере, и стали на его сторону, а Мамая оставили посрамленным; Мамай же, увидев это, поспешно бежал со своими единомышленниками. Царь же Тохтамыш послал за ним в погоню воинов своих. А Мамай, гонимый ими и спасаясь от Тохтамышевых преследователей, прибежал в окрестности города Кафы. И вступил он в переговоры с кафинцами, уговариваясь с ними о своей безопасности, чтобы приняли его под защиту, пока он не избавится от всех преследователей своих. И разрешили ему. И пришел Мамай в Кафу со множеством имения, золота и серебра. Кафинцы же, посовещавшись, решили обмануть Мамая, и тут он был ими убит. И так настал конец Мамаю.

А сам царь Тохтамыш пошел и завладел Ордой Мамаевой, и захватил жен его, и казну его, и улус весь, и богатство Мамаево раздал дружине своей. И оттуда послов своих отправил к князю Дмитрию и ко всем князьям русским, извещая о своем приходе и о том, как воцарился он и как противника своего и их врага Мамая победил, а сам сел на царстве Волжском. Князья же русские посла его отпустили с честью и с дарами, а сами той зимой и той весной отпустили с ними в Орду к царю каждый своих киличиев с большими дарами.

1. Каков образ татар в летописи?

2. Каков образ Мамая в летописи?

3. Каков образ русских князей в летописи?

4. Как в летописи описаны причины Куликовской битвы?

5. Почему русским князьям удается одержать победу на Куликовом поле, согласно летописи?

6. Чем отличается в летописи образ Мамая от образа Тохтамыша? Чем обусловлена такая разница? Обратите внимание на то, какой титул использует летописец применительно к Мамаю, а какой к Тохтамышу.

7. Каковы отношения между Дмитрием Донским и Тохтамышем, согласно летописи? О чем это говорит?

Главным негативным персонажем летописного рассказа является Мамай, который активно действует, испытывает различные эмоции, принимает решения. Несколько раз летописец указывает на его дьявольскую сущность. Подчеркивается высокомерие, гордыня Мамая, его желание занять место царя, на которое он не имел законных прав (Мамай не принадлежал к роду Чингизидов и не мог быть ханом), желание походить на «законных» царей Батыя (завоевать Русь, как Батый) и Джанибека (просит дань, как при Джанибеке). Незаконность власти Мамая подтверждается и тем, что он нарушает свой собственный договор с Дмитрием об уплате уменьшенной дани. Таким образом, Мамай предстает перед нами как «беззаконный» узурпатор.

Причинами похода Мамая на Русь летописец называет как личные мотивы Мамая, так и желание «погубить христианство».

В этом летописном рассказе также возникает традиционная тема наказания за грехи. Однако она приобретает новое звучание: не говоря ничего об исправлении грехов, летописец пишет о милосердии Бога. По мнению В.Н.Рудакова, «как раз в таком подходе и заключались представления эпохи о сущности «духовной ситуации» на Руси: русское общество уже не осознается книжником в качестве погрязшего в прегрешениях. Однако вместе с тем летописец еще не осмеливается говорить об исправлении, очищении русских людей от присущих им «беззаконий». В качестве своеобразного компромисса автором Повести предлагается идея, объясняющая причины завершения «кары Господней» милосердием Божьим».

В описании действий русских князей основной темой является защита христианства и заступничество Бога.

В конце повествования появляется Тохтамыш, которого летописец, в отличие от «князя» Мамая, называет «царем», то есть признает законность его власти. Мамай оказывается общим врагом для Дмитрия Ивановича и для Тохтамыша. Отношения между Дмитрием и Тохтамышем описаны в предельно уважительном и корректном ключе: Тохтамыш извещает Дмитрия о своем приходе, а Дмитрий отправляет его послов обратно с дарами.

Таким образом, летописная повесть о Куликовской битве обладает массой новых черт в описании отношений между русскими и татарами, однако даже в это время представление о «законности» власти «настоящего» царя сохраняется.

Похожая информация.

Куликовская битва взволновала не только современников, но долго интересовала русских людей и после 1380 г. Неудивительно поэтому, что Мамаеву побоищу посвящено несколько литературных памятников, создававшихся в разное время. Различны все эти произведения и по своему характеру и стилю. Поэтическая «Задонщина», фактографическая первоначальная краткая летописная повесть и остропублицистическая пространная летописная повесть, наполненное воинской героикой, отзвуками фольклора, подробно освещающее все события «Сказание о Мамаевом побоище» - таков состав памятников Куликовского цикла.

«Задонщина» . Одно из самых первых произведений, воспевших битву на Куликовом поле, «Задонщина» уже упоминалась выше в связи со «Словом о полку Игореве» (см. с. 77–78). Памятник этот замечателен не только тем, что он является неоспоримым свидетельством древности и подлинности «Слова о полку Игореве», не только тем, что он посвящен столь знаменательному событию в истории Руси, но и собственным литературным значением.

Точное время создания «Задонщины» неизвестно. Мы придерживаемся в этом вопросе точки зрения, наиболее четко сформулированной В. Ф. Ржигой. Исследователь, называя «Задонщину» «Словом Софония рязанца», писал: «Для понимания Слова Софония рязанца важно и уточнение времени его создания. Литературоведы, касавшиеся этого вопроса, большею частью отвечали на него приблизительно, относя Слово Софония или к началу XV в., или к концу XIV в. Только сравнительно недавно было обращено внимание на то, что в памятнике упоминается Торнава, т. е. Тырново, столица Болгарского царства, а так как в 1393 г. Тырново взяли турецкие войска, то отсюда был сделан вывод, что Слово Софония рязанца создано до 1393 г. В целях уточнения этого положения также было использовано указание в Слове Софония и на то, что со времени битвы на реке Калке до Мамаева побоища прошло 160 лет. Если толковать это хронологическое указание как имеющее отношение к датировке произведения, то выходит, что Слово Софония написано в 1384 г. Так это или нет, сказать трудно. Необходимо, однако, признать, что попытки приурочить памятник ко времени, более близкому к 1380 г., представляются вполне целесообразными. Они отвечают тому явно эмоциональному характеру, какой имеет Слово Софония с начала до конца. В связи с этим есть основания считать, что Слово Софония появилось сразу же после Куликовской битвы, быть может, в том же 1380 г. или в следующем».

М. А. Салмина, сопоставлявшая «Задонщину» с летописной повестью о Куликовской битве, пришла к выводу, что автор «Задонщины» пользовался текстом пространной летописной повести, время возникновения которой она датирует 40-ми гг. XV в. (подробнее об этом см. далее, с. 197). Следовательно, по Салминой, «Задонщина» не могла возникнуть ранее конца 40-х гг. XV в. Приводимые М. А. Салминой аргументы в пользу текстуальной зависимости «Задонщины» от пространной летописной повести неубедительны. Более того, текстологический сравнительный анализ «Задонщины» и летописной повести, с учетом бесспорной зависимости «Задонщины» от «Слова о полку Игореве», дает основание утверждать, что летописная повесть в том виде, в каком она читалась в своде 1408 г., испытала на себе влияние «Задонщины».

Таким образом, сопоставление «Задонщины» с летописной повестью о Мамаевом побоище лишь подтверждает правоту той точки зрения, согласно которой «Задонщина» - непосредственный отклик на Куликовскую битву.

«Задонщина» дошла до нас в 6 списках, за которыми прочно утвердились краткие условные обозначения, часто употребляемые в научной литературе: 1) У, середины XVII в. (обозначается также как список Ундольского - ГБЛ, собр. Ундольского, № 632); 2) И-1, конца XVI - начала XVII в. (обозначается также как Исторический первый - ГИМ, собр. Музейское, № 2060); 3) И-2, конца XV - начала XVI в. (обозначается также как Исторический второй - ГИМ, собр. Музейское, № 3045; отрывок текста без начала и конца); 4) Ж, вторая половина XVII в. (БАН, № 1.4.1.; краткий отрывок - самое начало произведения); 5) К-Б, 1470-е гг. (обозначается также как Кирилло-Белозерский или Ефросиновский - ГПБ, собр. Кирилло-Белозерского монастыря, № 9/1086); 6) С, XVII в. (обозначается также как Синодальный - ГИМ, собр. Синодальное, № 790). Название «Задонщина» встречается только в заглавии списка К-Б и принадлежит автору этого списка Ефросину (о Ефросине и его книгописной деятельности см. далее, с. 192), в других списках памятник назван «Словом» о великом князе Дмитрии Ивановиче и брате его князе Владимире Андреевиче или «Похвалой» этим князьям. Во всех списках текст сильно искажен, пестрит ошибками, список К-Б представляет собой сокращение-переработку первоначального текста, сделанную Ефросином. Плохая сохранность текста «Задонщины» в дошедших списках вынуждает пользоваться реконструированным текстом произведения.

В «Задонщине» перед нами не описание перипетий Куликовской битвы (все это мы найдем в «Сказании о Мамаевом побоище»), а поэтическое выражение эмоционально-лирических чувств по поводу события. Автор вспоминает и прошлое и настоящее, его рассказ переносится из одного места в другое: из Москвы на Куликово поле, снова в Москву, в Новгород, опять на Куликово поле. Характер своего произведения он сам определил как «жалость и похвалу великому князю Дмитрею Ивановичю и брату его, князю Владимеру Ондреевичю». Это жалость - плач по погибшим, и похвала - слава мужеству и воинской доблести русских.

«Задонщина» вся основана на тексте «Слова о полку Игореве» - тут и повторение целых отрывков из «Слова», и одинаковые характеристики, и сходные поэтические приемы. Но «Задонщина» не просто переписывает, переиначивает «Слово» на свой лад. Обращение автора «Задонщины» к «Слову» носит творческий характер: «Автор „Задонщины“ имел в виду не бессознательное использование художественных сокровищ величайшего произведения древней русской литературы - „Слова о полку Игореве“, не простое подражание его стилю (как это обычно считается), а вполне сознательное сопоставление событий прошлого и настоящего, событий, изображенных в „Слове о полку Игореве“, с событиями современной ему действительности. И те и другие символически противопоставлены в „Задонщине“». Этим сопоставлением автор «Задонщины» давал понять, что несогласие в действиях князей (как было в «Слове») ведет к поражению, объединение же всех для борьбы с врагом - залог победы. В этом отношении знаменательно, что в «Задонщине» ничего не говорится о союзниках Мамая Олеге Рязанском и Ягайле Литовском. И вместе с тем о новгородцах (которые, по-видимому, участия в Куликовской битве не принимали) автор «Задонщины» пишет, что они, слишком поздно узнав о походе Мамая и уже не надеясь поспеть «на пособь» к великому князю, тем не менее «аки орли слетешася» и выехали из Новгорода «на пособе» (с. 382) к московскому князю. Автор «Задонщины» вопреки исторической правде стремился показать полное единение всех русских земель в борьбе с Мамаем.

Сопоставление прошлого с настоящим, событий, описанных в «Слове», с событиями 1380 г., идет с самого начала и на протяжении всего текста. Уже во введении это сопоставление выражено ярко и имеет глубокий смысл. Начало бед Русской земли автор «Задонщины» ведет с злополучного сражения на Каяле и битвы на Калке: «… поганые татаровя, бусормановя… на реке на Каяле одолеша род Афетов (т. е. русских, - Л. Д.). И оттоля Руская земля седит невесела, а от Калатьския рати до Мамаева побоища тугою и печалию покрышася» (с. 380). С момента Мамаева побоища наступил перелом в судьбе Русской земли: «Снидемся, братия и друзи и сынове рускии, составим слово к слову, возвеселим Рускую землю и возверзем печаль на восточную страну» (с. 380). И такое сопоставление и противопоставление мы можем проследить по всему тексту. Приведем лишь один пример. Когда Дмитрий выступает в поход, то «солнце ему ясно на встоце сияет и путь поведает» (с. 386). Напомним, что в «Слове» войско Игоря выходит в момент солнечного затмения («Тогда Игорь възре на светлое солнце и виде от него тьмою вся своя воя прикрыты»). В рассказе «Задонщины» о движении сил Мамая к Куликову полю приводится картина зловещих явлений природы: «А уже беды их пасоша птицы крылати, под облакы летают, вороны часто грают, а галици свои речи говорять, орли хлекчют, а волцы грозно воют, а лисицы на кости брешут» (с. 386). В «Слове» этот пассаж соотнесен с выступлением в поход русских сил.

В «Задонщине», по сравнению со «Словом», чаще употребляются образы церковной поэтики («за землю, за Рускую и за веру крестьяньскую», «воступив во златое свое стремя, и взем свой мечь в правую руку, и помолися богу и пречистой его матери» и т. п.). Автор «Слова о полку Игореве» обращался к средствам устной народной поэтики и перерабатывал их творчески, создавая свои оригинальные поэтические образы на фольклорном материале. Автор «Задонщины» многие из таких образов упрощает, его поэтические средства, восходящие к поэтике устного творчества, ближе к своим прообразам, ряд оригинальных по сравнению со «Словом о полку Игореве» эпитетов «Задонщины» явно народно-устного характера (типичное для былинного стиля словосочетание «таково слово», «быстрый Дон», «сырая земля» и некоторые другие).

Стиль «Задонщины» отличается пестротой: поэтические части памятника тесно переплетаются с частями, носящими прозаический, иногда даже деловой характер. Возможно, что эта пестрота и «неорганизованность» текста объясняются состоянием дошедших до нас списков памятника. Прозаизмы могли возникнуть в результате поздних наслоений, а не отражают авторский текст.

В списках «Задонщины» К-Б и С в заглавии автором произведения назван Софоний рязанец, о котором мы ничего не знаем. Имя Софония упомянуто и в самом тексте «Задонщины», и здесь автор «Задонщины» говорит о Софонии как об ином по-отношению к нему лице: «Аз же помяну резанца Софония» (список У), «И здеся помянем Софона резанца» (список С). Кроме того, в ряде списков Основной редакции «Сказания о Мамаевом побоище» Софоний назван в заглавии уже как автор «Сказания». Все это дало основание Р. П. Дмитриевой высказать предположение, что Софоний, вопреки общепринятому мнению, не был автором «Задонщины». Р. П. Дмитриева считает, что Софоний - автор не дошедшего до нас поэтического произведения о Куликовской битве, к которому, независимо друг от друга, обращались и автор «Задонщины», и автор «Сказания». Возможность существования еще одного, не сохранившегося поэтического памятника о Куликовской битве, как считал академик А. А. Шахматов, вытекает из характера текстологических взаимоотношений дошедших произведений Куликовского цикла. А. А. Шахматов назвал этот гипотетический текст «Словом о Мамаевом побоище».

Помимо своих литературных достоинств, помимо того эмоционального значения, которое присуще этому произведению, «Задонщина» замечательна как отражение передовой политической идеи своего времени: во главе всех русских земель должна стоять Москва, и единение русских князей под властью московского великого князя служит залогом освобождения Русской земли от монголо-татарского господства.

Летописная повесть о Куликовской битве . Летописная повесть о Куликовской битве дошла до нас в двух видах: кратком и пространном. Краткая летописная повесть входит в состав летописей, ведущих свое происхождение от летописного свода Киприана 1408 г. (Троицкой летописи). Пространная летописная повесть в своем наиболее раннем виде представлена Новгородской четвертой и Софийской первой летописями, т. е. должна была находиться в протографе этих летописей, в своде 1448 г. М. А. Салмина убедительно показала, что первоначален краткий вид летописной повести.

В краткой летописной повести, составленной, как считает М. А. Салмина, составителем свода 1408 г., сообщается о жестокости и кровопролитности сражения, продолжавшегося целый день, перечисляются имена убитых князей и воевод, рассказывается о судьбе Мамая. Автор пространной летописной повести, взяв за основу краткую, значительно расширил ее (возможно, воспользовавшись для этого «Сказанием о Мамаевом побоище» либо какими-то другими источниками), вставил в свой текст резкие обличения Олега Рязанского. (Подробнее об этой летописной повести см. в следующей главе, с. 197).

Сказание о Мамаевом побоище . Наиболее подробное описание событий Куликовской битвы сохранило нам «Сказание о Мамаевом побоище» - основной памятник Куликовского цикла. Произведение это пользовалось огромной популярностью у древнерусских читателей. Сказание многократно переписывалось и перерабатывалось и дошло до нас в восьми редакциях и большом количестве вариантов. О популярности памятника у средневекового читателя как «четьего» произведения свидетельствует большое число лицевых (иллюстрированных миниатюрами) списков его.

Точное время создания «Сказания о Мамаевом побоище» неизвестно. В тексте Сказания встречаются анахронизмы и ошибки (на некоторых из них мы остановимся подробнее ниже). Обычно они объясняются поздним происхождением памятника. Это глубокое заблуждение. Отдельные из этих «ошибок» настолько очевидны, что в развернутом повествовании об историческом событии они не могли иметь места, если бы автор не преследовал этим какой-то определенной цели. И, как мы убедимся далее, умышленная замена одного имени другим имела смысл только в том случае, если рассказ составлялся не в слишком отдаленное от описываемых в нем событий время. Анахронизмы и «ошибки» Сказания объясняются публицистической направленностью произведения.

В последнее время вопрос о датировке Сказания привлек к себе много внимания. Ю. К. Бегунов относит время создания Сказания на период между серединой и концом XV в., И. Б. Греков - к 90-м гг. XIV в., В. С. Мингалев - к 30–40-м гг. XVI в., М. А. Салмина - к периоду с 40-х гг. XV в. до начала XVI в. Вопрос этот весьма гипотетичен и считать его решенным нельзя. Мы считаем наиболее вероятным датировать возникновение Сказания первой четвертью XV в. Особый интерес к Куликовской битве в это время может объясняться вновь обострившимися взаимоотношениями с Ордой, и в частности нашествием Едигея на Русь в 1408 г. Нашествие Едигея, успех которого объяснялся недостаточной сплоченностью и единодушием русских князей, пробуждает мысль о необходимости восстановить единение под руководством великого князя московского для борьбы с внешним врагом. Эта мысль является основной в Сказании.

Главный герой Сказания - Дмитрий Донской. Сказание - это не только рассказ о Куликовской битве, но и произведение, посвященное восхвалению великого князя московского. Автор изображает Дмитрия мудрым и мужественным полководцем, подчеркивает его воинскую доблесть и отвагу. Все остальные персонажи группируются вокруг Дмитрия Донского. Дмитрий - старший среди русских князей, все они - его верные вассалы, его младшие братья. Взаимоотношения между старшими и младшими князьями, которые представляются автору идеальными и которым должны следовать все русские князья, показаны в памятнике на примере отношений между Дмитрием Ивановичем и его двоюродным братом Владимиром Андреевичем Серпуховским. Владимир Андреевич всюду рисуется верным вассалом великого князя московского, беспрекословно выполняющим все его повеления. Такое подчеркивание преданности и любви князя серпуховского к князю московскому наглядно иллюстрировало вассальную преданность младшего князя князю старшему.

В Сказании поход Дмитрия Ивановича благословляет митрополит Киприан, который в действительности в 1380 г. даже не находился в пределах Руси, а из-за «замятни» на митрополии (см. ранее) в Москве вообще не было в это время митрополита. Это, конечно, не ошибка автора Сказания, а литературно-публицистический прием. Автору Сказания, поставившему своей целью в лице Дмитрия Донского показать идеальный образ великого князя московского, необходимо было представить его поддерживающим прочный союз с митрополитом. В число действующих лиц из публицистических соображений автор мог ввести митрополита Киприана, хотя это и противоречило исторической действительности (формально Киприан являлся в это время митрополитом всея Руси).

Мамай, враг Русской земли, изображается автором Сказания в резко отрицательных тонах. Он полная противоположность Дмитрию Донскому: всеми деяниями Дмитрия руководит бог, все, что делает Мамай, - от дьявола. Принцип «абстрактного психологизма» в данном случае проявляется очень ярко. Так же прямолинейно противопоставлены русским воинам татары. Русское войско характеризуется как светлая, нравственно высокая сила, татарское - как сила мрачная, жестокая, резко отрицательная. Даже смерть совершенно различна для тех и других. Для русских это слава и спасение для жизни вечной, для татар - погибель бесконечная: «Мнози людие от обоих унывають, видяще убо пред очима смерть. Начаша же погании половци с многым студом омрачатися о погибели жывота своего, понеже убо умре нечестивый, и погыбе память их с шумом. А правовернии же человеци паче процьветоша радующеся, чающе съвръшенаго оного обетованиа, прекрасных венцов, о них же поведа великому князю преподобный игумен Сергий».

Литовским союзником Мамая в Сказании назван князь Ольгерд. На самом деле во время событий Куликовской битвы союз с Мамаем заключил сын Ольгерда Ягайло, а Ольгерд к этому времени уже умер. Как и в случае с Киприаном, перед нами не ошибка, а сознательный литературно-публицистический прием. Для русского человека конца XIV - начала XV в., а особенно для москвичей, имя Ольгерда было связано с воспоминаниями о его походах на Московское княжество; это был коварный и опасный враг Руси, о воинской хитрости которого сообщалось в летописной статье-некрологе о его смерти. Поэтому назвать Ольгерда союзником Мамая вместо Ягайла могли только в то время, когда это имя было еще хорошо памятно как имя опасного врага Москвы. В более позднее время такая перемена имен не имела никакого смысла. Не случайно поэтому уже в ранний период литературной истории памятника в некоторых редакциях Сказания имя Ольгерда заменяли в соответствии с исторической правдой именем Ягайла. Называя союзником Мамая Ольгерда, автор Сказания тем самым усиливал и публицистическое и художественное звучание своего произведения: против Москвы выступали самые коварные и опасные враги, но и они потерпели поражение. Замена имени литовского князя имела и еще один оттенок: в союзе с Дмитрием выступали князья Андрей и Дмитрий Ольгердовичи, дети Ольгерда. Благодаря тому, что в Сказании фигурировал Ольгерд, получалось, что против него выступали даже собственные дети, что также усиливало и публицистическую и сюжетную остроту произведения.

Героический характер события, изображенного в Сказании, обусловил обращение автора к устным преданиям о Мамаевом побоище, к эпическим рассказам об этом событии. К устным преданиям, скорее всего, восходит эпизод единоборства перед началом общего сражения инока Троице-Сергиева монастыря Пересвета с татарским богатырем. Эпическая основа ощущается в рассказе об «испытании примет» Дмитрием Волынцем - опытный воевода Дмитрий Волынец с великим князем в ночь накануне боя выезжают в поле между русскими и татарскими войсками, и Волынец слышит, как земля плачет «надвое» - о татарских и русских воинах: будет много убитых, но все же русские одолеют. Устное предание, вероятно, лежит и в основе сообщения Сказания о том, что Дмитрий перед сражением надел княжеские доспехи на любимого воеводу Михаила Бренка, а сам в одежде простого воина с железной палицей первым ринулся в бой. Влияние устной народной поэзии на Сказание обнаруживается в использовании автором отдельных изобразительных средств, восходящих к приемам устного народного творчества. Русские воины сравниваются с соколами и кречетами, русские побивают врагов «аки лес клоняху, аки трава от косы постилается». Как отражение фольклорного влияния может расцениваться плач великой княгини Евдокии после прощания с князем, уходящим из Москвы на борьбу с татарами. Хотя автор дает этот плач в форме молитвы, все же в нем можно отметить и отражение элементов народного плача-причитания. Поэтичностью проникнуты описания русского воинства («Доспехы же русских сынов, аки вода в вся ветры колыбашеся. Шоломы злаченыя на главах их, аки заря утренняа в время ведра светящися, яловци же шоломов их, аки пламя огньное пашется», с. 62–63), ярки картины природы, глубоко эмоциональны и не лишены жизненной правдивости отдельные авторские замечания. Рассказывая, например, о прощании уходящих из Москвы на битву воинов с женами, автор пишет, что жены «в слезах и въсклицании сердечнем не могуще ни слова изрещи», и добавляет, что «князь же великий сам мало ся удръжа от слез, не дав ся прослезити народа ради» (с. 54).

«Сказание о Мамаевом побоище» представляло для читателей интерес уже тем, что оно подробно описывало все обстоятельства Куликовской битвы. Некоторые из них носили легендарно-эпический характер, некоторые являются отражением действительных фактов, ни в каких других источниках не зафиксированных. Однако не только в этом привлекательность произведения. Несмотря на значительный налет риторичности, «Сказание о Мамаевом побоище» имеет ярко выраженный сюжетный характер. Не только само событие, но и судьбы отдельных лиц, развитие перипетий сюжета заставляло читателей волноваться и сопереживать описываемому. И в целом ряде редакций памятника сюжетные эпизоды усложняются, увеличивается их количество. Все это делало «Сказание о Мамаевом побоище» не только историко-публицистическим повествованием, но и произведением, которое могло увлечь читателя своим сюжетом и характером развития этого сюжета.

«Трудно искать черную кошку в темной

комнате, особенно если ее там нет».

Конфуций

В сочинениях российских историков, не говоря уже о творениях мастеров жанра исторической фантастики типа С. Бородина, Куликовская битва имеет вид одного из крупнейших сражений средневековой Восточной Европы и важнейшего события в . Но, как говорил классик: «Зри в корень!». А здесь не все так гладко. Даже поверхностное знакомство с летописными источникамиспособно поколебать представления о битве на Куликовом поле, созданное усилиями официозной московской историографии.

При анализе источников критерием истинности будем считать упоминание информации о событии, как минимум, в двух независимых друг от друга источниках и их соответствие здравому смыслу и физической реальности.

Источники и время их создания

Основные источники хорошо известны, и находятся в открытом доступе. Это «Краткая летописная повесть о Куликовской битве», «Пространная летописная повесть о Куликовской битве», «Задонщина», «Сказание о Мамаевом побоище».

Наиболее подробно о битве на поле Куликовом повествует «Сказание о Мамаевом побоище». Критические исследования историков нового времени, при сравнениис другими источниками, обнаружили в «Сказании» множество анахронизмов, неточностей и ошибок. Что и неудивительно – по мнению выдающегося российского историка А. А. Зимина и других ученных, вероятнее всего это произведение было создано в 80-90 годы Х V века . Более чем через век после события!

«Краткая летописная повесть о Куликовской битве» считается наиболее ранним текстом о Куликовской битве, и написана не ранее 1408 года. Через 2 8 лет после сражения. Казалось бы – вот оно свидетельство очевидцев. Как бы не так! 1408 год – дата условная. И даже если она верна, то участник Куликовской битвы, диктовавший писарю свои воспоминания, должен был быть не моложе 5 0 лет.

Учитывая среднюю продолжительность жизни того времени, где мужчина лет сорока считался стариком, это крайне сомнительно. Очевидцем должен быть воин, живший во и стычек, где малейшая рана могла привести к смерти. Припомним, что в те времена раны дезинфицировали прижиганием огнем, а лечили травами и заговорами. Так что, шансы воина отметить свой полувековой юбилей, были не очень высокими..

Современный человек имеет огромный избыток информации. В средние века все было с точностью до наоборот. Все новости узнавали из слухов. Никаких СМИ не было. Официальная информация распространялась через объявления в церквях и оглашения указов в публичных местах городов. От Москвы до Великого Новгорода человек не мог добраться раньше чем месяц, и то если двигался без остановки. За столетие во всей Европе создавали текстов меньше, чем публикуется в современном еженедельнике «Дзеркало тижня» в одном выпуске. Возникает вопрос – откуда автор «Краткой повести» черпал информацию? Из рассказов воевавшего деда, о котором остались смутные воспоминания внука, внимавшего воспоминаниям старцав нежном возрасте?

«Пространная летописная повесть о Куликовской битве», по упоминаемым в ней людям и событиям, датируется российскими историками временем не ранее 1425 года.

«Задонщина» также имеет краткую (по кирилло-белозерскому списку) и пространную версии. Краткая версия возникла не ранее 10-20 годов Х V века, пространная – лет на 100 позже. Произведение является поэмой, имеющей много мест, как прямо, так и косвенно, совпадающих со «Словом о полку Игореве». Изучать по «Задонщине» историю Куликовской битвы сродни анализу событий Второй мировой войны по поэме «Вася Теркин».

Следует отметить, что все упомянутые выше источники не являются документальными произведениями, но без всякой натяжки должны быть отнесены к художественной литературе. Если провести аналогию «Истории» Геродота с « Повестью временных лет», то повествования о Куликовской битве подобны «Метаморфозам» Апулея. То есть, все повествования о Куликовском сражении сродни не документальным хроникам, а сочинениям об Остапе Бендере или Гарри Потере.

Кроме упомянутых источников существуют произведения российского фольклора сказочного жанра, записанныене ранее Х І Х века. Отдельные упоминания о сражении с татарами имеются в источниках Московского княжества, а также за его рубежами. Они будут приведены чуть позже.

Место битвы

Все упомянутые выше московские источники едины во мнении, где произошла битва. Это «между Днепром и Доном», там, где река Непрядва впадает в Дон. Казалось бы – вот она истина! Все источники говорят об одном! Но, есть одно НО. Археологи Российской империи, буквально перелопатили всю указанную местность, а нашли менее десятка наконечников стрел, да пару фрагментов защитного облачения воинов. Что в сухом эквивалентеравняется паре дырок от бублика и трем жилеточным рукавам. Ибо не могла кровавая сеча, где «выстроились оба войска и бросились в бой, противники сошлись — и была долгая битва и злая сеча. Целый день бились, и пало бесчисленное множество мертвых с обеих сторон.» («Краткая летописная повесть о Куликовской битве») оставить по себе всего нечего.

Даже если бы победители собрали все оружие и доспехи, должны были остаться фрагменты вооружений, не говоря уже об останках погибших воинов. И это при том. что князь Дмитрий, прозванный почему-то Донским, приказал похоронить павших московитов и их союзников на поле боя. « Стоял князь великий за Доном на костях восемь дней, пока не отделили христиан от нечестивых. Тела христиан в землю погребли, а нечестивых тела брошены зверям и птицам на растерзание. («Сказание о Мамаевом побоище»).

Но никаких останков нет, от слова совсем. На этом можно было бы закончить, ибо умному достаточно. Но для тех, кто верит в распятых мальчиков в одних трусиках, жареных снегирей и прочих «нас там нет», продолжим.

Численность армий

Князь Дмитрий Иванович (Донской)«собравшись со и со всем войском, немедленно выступил из Москвы против своих врагов, чтобы защитить свою вотчину, и пришел в Коломну, и собрал воинов своих сто тысяч и пятьдесят тысяч, не считая княжеской рати и отрядов местных воевод. От начала мира не собиралось такого войска русских князей и местных воевод, как при этом князе. Было же всего войска и всех ратей полтораста тысяч или двести». («Пространная летописная повесть о Куликовской битве»). Но Лицевой (Никоновский) свод Х V ІІ века, пересказавший«Сказание о Мамаевом побоище», счел 200 тысяч недостаточным, и выдал.« А тут пришло множество пеших воинов, местных жителей и купцов со всех городов и земель. И даже глядеть было страшно — такое великое множество собралось людей, идущих в степь на бой с татарами. Стали считать, сколько их всех, и насчитали более четырехсот тысяч, конницы и пехоты». Другие источники ничего не сообщают о количестве воинов принявших участие в битве.

Как говорится: «Мели Емеля, твоя неделя». Простой подсчет поможет понять – сколько сотен тысяч московитов могло принять участие в битве на поле, где не найдено даже фрагмента, хотя

бы одного измириад погибших бойцов.

В те времена воины прибывали к месту сражения без боевого облачения. Доспехи, а также продукты для бойца и его коня (если он всадник) везли в телегах. На троих пеших воинов, как и на пять всадников, полагалась одна телега с конем. Длина такого транспорта равнялась 6 метрам. Учитывая, что обоз идет плотно, не растягиваясь (что невероятно), и что в войске Дмитрия одни всадники (что не менее фантастично), получаем 150 000/5 * 6 = 180 000 метров обоза. 180 километров обоза, без учета всадников, не говоря о пехоте! По-прямой, от Москвы до Непрядвы около 250 километров. Учитывая, что головной полк московитов дошел к полю Куликовому, получается, что арьергард еще не выступил из Москвы! Мало того, такое количество воинов, не считая телег, просто не вместится на поле Куликовом, и это без учета воинства Мамая! Но мозг ватника просто не воспринимает арифметику, поэтому продолжим.

Олег Рязанский и Ягайло

Кроме «Задонщины», все источники сообщают, что князь Олег Рязанский был союзником Мамая. И хотя воинство Дмитрия Донского и его брата Владимира Андреевича проходило на битву с Мамаем через земли Рязанского княжества, князь Олег никак им не воспрепятствовал. Более того, Олег Рязанский не воссоединил свою армию с Мамаевой, а чего то ждал, наверное, доброго расположения духа московского борзописца, повествующего о тех событиях. И все бы ничего, легковерные бы проглотили все вранье о злокозненном Олеге, если бы не сведения из других источников.

Атака татарской конницы

«Задонщина» утверждает, что среди погибшего воинства, противостоящего Мамаю, погибло «до семидесяти бояр рязанских и тридцать литовских», которые якобы поддерживали Мамая, но находились в рядах князя Дмитрия. Общие потери промосковской знати составили:

« нет среди нас сорока бояр московских,
да двенадцати князей белозерских

да тридцати посадников новгородских,

да двадцати бояр коломенских,

да сорока бояр серпуховских,

тридцати панов литовских,

двадцати бояр переславских,

да пятнадцати бояр костромских,

да двадцати бояр владимирских,

да пятидесяти бояр суздальских,

да семидесяти бояр рязанских,

да сорока бояр муромских,

да тридцати бояр ростовских,

да двадцати трех бояр дмитровских,

да шестидесяти бояр можайских,

да тридцати бояр звенигородских,

да пятнадцати бояр углецких.

А погибло нашей дружины

сто пятьдесят тысяч и три тысячи».

И так, среди ратников Дмитрия Донского числятся рязанские бояре (бояре – старшая дружина – наиболее опытные и высокопоставленные воины). То есть, поэма «Задонщина» утверждает, что рязанцы сражались на стороне Дмитрия, что противоречит остальным основным источникам.

Хорошо, не будем верить поэтам написавшим «Задонщину». Но вопрос, почему Олег Рязанский не выступил на стороне Мамая остается открытым. Данные «Сказания..», что он устрашился, сочтем неубедительны. Как говорится: «Снявши голову, волосы не жаль». Если князь Олег выступил против князя Дмитрия, то он не мог не понимать, что его нерешительность обернетсяпротив него самого. Более того, в московско-рязанском договоре 1382 года, заключенном между Олегом и Дмитрием, ни словом не упоминается о противостоянии. Говорится лишь о разграничении сферы влияния, и смутно упоминается о том«когда великий князь Дмитрий и брат его, князь Владимир, бились на Дону с татарами, в ту пору награбленное добро и люди, уведенные в плен великим князем Дмитрием и его братом князем Владимиром, о том между нами общий суд, все то следует вернуть по общему решению...» (Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV—XVI вв. М.—Л., 1950, № 10, с. 30).

Возвращаясь домой, сильно поредевшие полки Дмитрия изрядно напугали свежие воинские силы князя Олега, не иначе как скрипом духовных скреп. «Великий князь Дмитрий Иванович решил послать свою рать против князя Олега. Когда князь Олег услышал, что идет великий князь, победивший своих врагов, то стал прятаться и плакать, говоря: "Горе мне, грешнику и отступнику от Христовой веры! Как соблазнился? Куда я смотрел? К безбожному царю присоединился!"
И сбежал он из своего города Рязани и побежал к Ягайлу, князю Литовскому. Прибежал на границу с Литвой и, остановившись тут, сказал своим боярам: "Я хочу здесь ждать вестей: как пройдет великий князь мою землю и придет в свою вотчину, тогда и я вернусь к себе". («Сказание о Мамаевом побоище» Лицевого свода Никоновой летописи 17 века).

Сам Мамай, бежал вместе со своим разгромленным войском. При этом многие его воины почему-то утонули в реке Непрядве, которая находилась в тылу московитов. Так мамаевцыбежали от врага или на врага? Через некоторое время Мамай собрал армию для битвы с ханом Золотой Орды Тохтамышем, а воинство победоносного Дмитрия Донского грабили рязанцы при возвращении с битвы. Странное дело: побежденный Мамай сражается с новым сильным врагом, а победителя Дмитрия обижают небольшие банды разбойников!

Орлов-Петров. Присяга на княжение. 1912 г.

Не менее удивительно поведение другого союзника Мамая – Ягайла. Он, якобы привел свое войско на подмогу Мамаю, но то ли не успел, то ли не решился вступить в бой, постоял, развернулся и ушел. Остается не ясным, почему Мамай не пошел на соединение с ним, а рванулся в бой с Дмитрием без численного перевеса. Если бы беклербек Мамай смотрел телеканал «Звезда» или «ОРТ», он бы мог получить, размягчение мозга, и так сплоховать. Но в те времена путин-тв еще не существовало, и не могло оказать патологического влияние на соперника князя Дмитрия. Оставим сию неувязку на совести борзописца, строчившего «Сказания» о фантомной битве.

Вообще, примерно половину «Сказания о Мамаевом побоище» занимают описания молитв, знамений и благословений князя Дмитрия благочестивыми попами. Автор на полном серьезе, повествует о том, что войско Мамая разгромили святые Борис и Глеб, и иже иные святители с ними.

Объяснение этому довольно простое. «Сказание» писал монах. Он постился, и время от времени употреблял постные блюда из грибочков. Они дали такой «приход», что узнай о том, Карлос Кастанеда с доном Хуаном, немедленно разочаровались бы в своих мексиканских грибах, и поехали в подмосковныемонастыри, для обогащения мистического опыта.

Если говорить серьезно, то следует отметить, что жанр всех московских сведений о сражении на поле Куликовом вполне соответствует критерию, именуемому, в более поздние времена, соцреализмом. То есть, является похвалой начальству в доступной для него форме. Подмосковным монахам-борзописцам было плевать на то, как все было на самом деле. Они сочиняли свои писания, основываясь на мистических видениях (порожденных возможно маринованными чудесными грибами), и главное – на указания светской власти, дарующей мирские блага и беспощадно карающей за малейшее ослушание. Как следствие, мы читаем о бестелесных святых, побивающих басурман, о битве, не оставившей материальных следов, и прочую благочестивую чушь.

Поединок Пересвета с Челубеем

В литературе Московии все без исключения сведения о поединке перед боем относятся к жанру былин и сказок. Летописи нигде, кроме «Сказания о Мамаевом побоище», не упоминают о поединках. Точно так же в армии Золотой Орды традиции поединков перед боем не было. Бой Пересвета с Челубеем наглядно демонстрирует, что монах сочинивший его, хотел померятся силами с авторами рыцарских романов, появлявшихся тогда в Европе

Великий полководец Дмитрий Иванович

Лицевой свод Х V ІІ века сообщает, что продвигаясь к месту битвы, войска Дмитрия «перешли Дон, и, пройдя, разрушили за собой мосты». Маневр, совершенно не понятный для полководца ведущего наступление. Только московский князь может разрушить мосты и отсечь свои коммуникации и возможное подкрепление! Все прочие военачальники, уничтожают мосты при отступлении, а не при наступлении. Впрочем, у Московии свой особый путь, и его нормальному человеку .

Думаете, что великий полководец князь Дмитрий Московский сжег за собой мосты,чтобы явить миру свои качества гениального полководца? Нет, духовность ему не позволила пасть так низко. Он не стал командовать своей армией, как делали все монархи средневековья. Ведомый высокой духовностью он отдал свои доспехи боярину Михаилу Андреевичу Бренку, сам обрядился в облачение простого ратника. «Сказание» утверждает, что князь Дмитрий бился как простой воин. Из чего следует, что битвой не командовал, следовательно, никаких заслуг в победе не имеет.

По окончанию сражения князь Владимир Андреевич, двоюродный брат и союзник Дмитрия, еле нашел князя Московского. «Сказание» повествует, что Дмитрий лежал под срубленным деревом без сознания, в изрубленных латах, но сам цел и невредим. Вроде бы изнемог, вышел из боя и прилег вздремнуть. Почему он лежал под срубленным деревом, кто его срубил, «Сказание» умалчивает. Может князь Дмитрий неистово рубился с деревом? Может дерево услужливо срубила свита, что бы князь невзначай не замерз холодным сентябрьским днем, и грел свои благородные косточки под нежарким осенним солнцем?

Почему князь лежал там, не подавая о себе вести? Был смертельно пьян? Обделался со страху, и боялся прилюдно опозориться? Просто остолбенел от ужаса и ждал: чья возьмет?

Как бы тамни было, заслуги князя Дмитрия в победе на поле Куликовом, судя по «Сказанию о Мамаевом побоище», нет ни какой. Все решили его двоюродный брат князь Владимир Андреевич, и главное – княжий воевода Дмитрий Боброк Волынец.

Таинственный Боброк! Он не князь, ибо именуется просто воеводой. Таких имен как Боброк, у жителей Волыни, да и у всех остальных славян нет и в помине. Кто он загадочный Волынец, которого слушался князь Владимир Андреевич Серпуховской, а князь Дмитрий Донской доверил полное руководство битвой? Нет ответа. Возможно Боброк Волынец порождение волшебных грибов, коими постился черноризец стряпавший «Сказание»...

Потери

«Тогда сказал великий князь Дмитрий Иванович: "Сосчитайте, братья, сколько осталось всех нас". И сосчитали, и сказал Михаил Александрович, боярин московский: "Господин князь, осталось всех нас сорок тысяч, а было всех нас больше четырехсот тысяч, конницы и пехоты"». (Лицевой свод...).Как уже упоминалось, князь Дмитрий повелел захоронить всех своих. Все останки павших московитов и их союзников, растворились в земле как сахар в горячем чае. По крайней мере, длящиеся более полувека регулярные археологические раскопки на поле Куликовом, не обнаружили никаких костных останков. От слова абсолютно. Нет даже фрагмента кости! Необходимо набрать археологов из различных мединских и буровских, добавить им в рацион постных грибочков, а в арсенал – духовных скреп и специалистов по фотошопу, и тогда, возможно, все найдется.

О погибшей знати сообщает как «Сказание» так и«Синодик павших на Куликовом поле», время создания коего, совпадает с «Краткой летописной повестью о Куликовской битве», то есть относится к началу Х V века. Среди упоминаемой немногочисленной московскойзнати, два имени привлекают особое внимание. Это Андрей Иванович Серкизов и Семен Мелик. Эти имена проливают дополнительный свет на московских богатырей, . Серкизовы ведут свой род от золотоордынского царевича Серкиза, покинувшего Орду в 1371 году, и получившего во владение подмосковное село Серкизово (Черкизово). Мелик, без всякого сомнения, это искаженное «Мелех», что переводится с иврита как «царь, король». Истинно великорусские люди!

Фольклорные источники о Куликовской битве

Зарубежные источники

Ибн Хальдун в «Книге назидательных примеров» сообщает следующее.«Урус-хан утвердился в Сарае, а Мамай в Крыму; ему же принадлежали земли между Крымом и Сараем. Это произошло в течение 776 г. (хиджры, т.е. в 1374/75 г.). Токтамыш же отправился дальше и, завладев уделом Урус-хана в горах Хорезмских, отправился в Сарай. Тут находились правители Урус-хана, но он отнял его у них; (таким образом) он возвратил себе те владения, которые у него отнял Мамай. Он завоевал также удел Хаджи-черкеса в Астрахани, обобрал все, что было в руках узурпаторов, стер следы их и выступил в Крым, против Мамая, который бежал перед ним.
(Долго) не приходило (дальнейших) сведений о нем (Мамае) а потом подтвердилось известие о гибели его. И соединилась власть над Сараем и его уделами в руках Токтамыша, сына Бердибека, так как они принадлежали роду его». (Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. СПб., 1884, т. 1, с. 391).

Заметно, что на Востоке никто слыхом не слыхивал о славном сражении Дмитрия с Мамаем. Но, как известно, Восток – дело тонкое. Посему обратим взоры на Запад.

Уже в наше время белорусский историк Ф. Подберезкин, обнаружил в европейских источниках сообщения о якобы Куликовской битве. Процитируем их полностью.

«Также в это время была в одном месте, что зовется Флавасер (Flawasser), великая битва между русскими и татарами, каковых до сей поры между людьми не было. Ибо в ней погибло 200 000 человек. Обычай у этих народов не таков, как у нас. Ибо они скачут туда и сюда, и стреляют один в одного из лука. Победа склонялась к русским, которые захватили немало скота, ибо иной добычи эти народы не знают. Но русские недолго радовались победе, ибо татары объединились с литвинами, побили русских, отобрали у них скот. Это случилось в год от рождения нашего Господа Спасителя в тысяча триста восемьдесят первый». (Альберт Кранц. Вандалия. Любек: 1519).

Путаницу усиливает сообщение монаха-францисканца Дитмара Любекского, составленное до 1395 года. «В то же время была там великая битва у Синей Воды (blаwasser) между русскими и татарами, и тогда было побито народу с обеих сторон четыре сотни тысяч; тогда русские выиграли битву. Когда они хотели отправиться домой с большой добычей, то столкнулись с литовцами, которые были позваны на помощь татарами, и взяли у русских их добычу, и убили их много на поле».

Иоганн фон Посильге из Пруссии, писавший не позднее 1406 года, повествует. «В том же году была большая война во многих странах: особенно так сражались русские с татарами у Синей Воды, и с обеих сторон было убито около 40 тысяч человек. Однако русские удержали (за собой) поле. И, когда они шли из боя, они столкнулись с литовцами, которые были позваны татарами туда на помощь, и убили русских очень много и взяли у них большую добычу, которую те взяли у татар».

Скорее всего хронисты написали это с чужих слов, не вникая в подробности. Заметно, что западные хронисты знают о битве на Синих водах 1362 года, которая велась между Ольгердом и татарами. Ни о каком князе Дмитрии из Москвы все хронисты знать незнают. Отметим, что в те времена Русью называли Украину, Литвой – современную Беларусь, Жемайтией – Литву, а современную Россию – Московией, Залесьем, Залесской Ордой, Тартариейили Золотой Ордой.

Итоги

Повествующие о Куликовской битве средневековые источники являются художественными произведениями, написанными значительно позже описываемых событий, из недостоверных источников. Они противоречат как друг другу, так и самим себе, а так же здравому смыслу. Монахи, составившие данные опусы, выполняли княжий (государственный) заказ, и радели более об упрочении православной веры и престиже правящей династии, нежели о точном воспроизведениипроизошедших событий. Об этом свидетельствуют многочисленные сообщения о молитвах, благословениях и знамениях, оставляющим реальным историческим событиям роль второго плана.

Достоверность фольклорных произведений приблизительно соответствует реальности событий «Властелина колец» Джона Толкина.

Источники вне Московии знают лишь о битвах с татарами, но не на Дону, без упоминания любого московского князя.

Все попытки состряпать рассказы о великом полководце Дмитрии Донском вызваны, вполне понятным, желанием его потомков возвеличить своего предка, даже посредством небылиц образца «деды воевали». Кроме анализа источников, это становится абсолютно понятным, после знакомства с историей Московии.

В соответствии с ней, в результате Куликовской битвы 1380 года, уже в 1480 году (пустячок – всего через 100 лет), а Крымскому ханству – уже в 1700 году (320 лет – сущая мелочь, по сравнению с вечностью).

Таковы результаты выдуманной битвы, страны,чьи правители и в наши дни лживы, солдаты не имеют знаков различий, а спортсмены – флага и родины.

Сайт містить унікальні тексти, кожен з яких уперше був оприлюднений саме тут. Бажаєте читати нові статті першим? Натисніть на дзвоник розташований в правому нижньому кутку монітора!

В 1380 г. произошла Куликовская битва, в которой был нанесен сокрушительный удар татарам коалицией русских князей, возглавлявшейся московским князем Дмитрием Ивановичем. Победа в битве имела большое значение в истории Руси.

Летописная повесть об этом событии возникла в конце XIV века. В ней уже выдвигается на первый план московских князь Дмитрий Иванович, который, в союзе с двоюродным братом князем Владимиром Андреевичем, с другими русскими князьями и с двумя Ольгердовичам, Андреем Полоцким и Дмитрием Брянским, одержал победу над татарами.

Повесть рассказывает о том, что на Русь пришел нечестивый царь Мамай при поддержке изменника – рязанского князя Олега Ивановича и литовского князя Ягайла. Дмитрий Иванович, стоящий во главе коалиции, выступивший против татар, как благочестивый человек, перед отправлением в поход молится богу и просит благословения у епископа Герасима.

В обычном стиле воинских повестей описывается столкновение русских с татарами и поражение татар на реке Непрядве. Мамай затем терпит поражение еще от хана Тохтамыша и убегает в Каффу, где и погибает. Дмитрий Иванович возвращается победителем, с добычей. Узнав о насилиях Олега Рязанского, он собирается послать против него войско. Рязанские бояре бьют ему челом, и он сажает в Рязани своих наместников.

В литературном отношении летописная повесть связана с традиционной стилистикой и риторическими украшениями, заимствованными из летописных повестей и в особенности из позднейшей редакции жития Александра Невского. По Синодику были приведены имена убитых князей и воевод.

Ближайшей хронологически после летописной повести литературной обработкой сюжета о Мамаевом побоище нужно считать поэтическую повесть «Задонщина» (конец XIV века, автор предположительно Софоний Рязанец). Ее стиль заимствован из литературных традиций Киевской Руси. Образные средства и целый ряд сюжетных подробностей являются подражанием «Слову о полку Игореве»: обращение к «братьям и друзьям», приглашение собраться восславить Русскую землю и победу Дмитрий Ивановича, упоминание вещего Бояна, обращение к жаворонку, соловью, сравнение воинов с турами. Иногда даже нелегко определить, что оказывается порчей текста, допущенной переписчиком, а что является результатом чисто внешнего подражания автора стилю «Слова». Однако появляется характерная для эпохи прибавка «постоять за веру христианскую».

В «Слове» говорилось о том, как готовятся русские войска к походу. В «Задонщине» находим соответствующее место, также говорящее о сборе русских войск. Употребляется такое средство выразительности, характерное для «Слова», как отрицательные параллелизм: «То ни орлы слетелись – выехали посадники из Великого Новгорода».

Как участников похода игорева, так и участников похода Дмитрия Ивановича сопровождают зловещие знамения природы: встают сильные ветры с моря, пригоняют они тучу великую. Из тучи выступила кровавые зори, а в них трепещут синие молнии. Звучит и зловещий крик птиц.

По сравнению со «Словом» в «Задонщине» события развиваются в обратном порядке: в «Слове» - сначала победа русских, потом их поражение, в «Задонщине» наоборот: русские войска сначала терпят поражение (плач о погибших), а потом оправившись, наносят татарам сокрушительный удар (прославление героизма, мужества).

Параллельно тем местам в «Слове», где речь идет о плаче русских жен и затем о плаче Ярославны, в «Задонщине» передается плач жен воевод и бояр, из которых одна обращается с просьбой к Дону «прилелеять» ее мужа, как о том же просила Ярославна, обращаясь к Днепру.

Решительное столкновение русских с татарами происходит тогда, когда выходит из засады запасный полк Владимира Андреевича, который изображается приблизительно в таких же чертах, как и брат Игоря Всеволод в «Слове».

Момент битвы описывается в традиционных формулах для воинской повести: «гремят мечи булатные о шеломы хиновские» и т.д. Но в «Слове черна земля была засеяна костьми русских сынов, а в «Задонщине» – татарскими костями. Перечисляется богатства, добытые в битве русскими воинами.

«Задонщина» заканчивается рассказом о том, что Дмитрий Иванович на поле Куликовом, на реке Непрядве, вместе с братом Владимиром Андреевичем и со своими воеводами становится на костях павших русских воинах и произносит им похвальное слово.

Сходство «Задонщины» со «Словом»:

• повторение целых отрывков,
• повторение композиционных частей (поражение, победа, плач),
• сходность образов, оборотов,
• сходность описания князей.

Будучи в основном подражание «Слову», «Задонщина» не лишена, однако, самостоятельных поэтических достоинств; в ней имеются яркие художественные образы. Она тесно связана с устным народным творчеством, что проявляется в частом употреблении отрицательного параллелизма. Более того в «Задонщине» ни разу не употребляются языческие божества, которыми изобилует «Слово». А из мифологических существ присутствует только Див, которые скорее перенесен сюда чисто механически, без мифологического осмысления. В «Задонщине» проступает умеренная религиозная струя: Дмитрий несколько раз молится, борется «за веру христианскую».

Понятие Русской земли в «Задонщине» уже напрямую ассоциируется с Московским княжеством во главе с Дмитрием Ивановичем (мысль об утверждении главенства Москвы). Показательно, что вопреки исторической действительности, автор говорит о том, что к московскому князю помогали все князья русские. Тогда как мы знаем, что это было не так и что Олег Рязанский и Ягайло Ольгердович Литовский были в союзе с Мамаем.

Не случайно, что в то время, когда для русского народа возникла перспектива его национального возрождения и государственной независимости от Золотой Орды, автор обратился к величайшему поэтическому памятнику Киевской Руси, насквозь проникнутому высокой гражданской идеей национального единства, свобод и народной чести. Главным отличием «Задонщины» от «Слова» является эмоциональный тон: в «Слове» это горесть, скорбь и жалость о погибших, о тяжелой участи Русской земли, в «Задонщине» - радость и торжество по поводу победы над врагом. Здесь же проявился новый экспрессивно-эмоциональный стиль, который проявился в характере прославления московского князя и в прямой речи героев.

Третье произведение, посвященной куликовской битве, известно под именем «Сказание о Мамаевом побоище» (первая четверть XV века). Его сюжет осложнен большим количеством эпизодов и исторических и легендарных подробностей, не одинаковы в различных редакциях. В нем наиболее подробно повествуется о всех перипетиях Куликовской битвы. В основном же все редакции «Сказания» объединяет идея героического подвига русского народа в борьбе с врагом под предводительством московского князя, который выделяется своей воинской доблестью, высотой душевных качеств и примерной религиозностью.

В «Сказании» мы находим ряд эпизодов и деталей, какие не встречаются ни в летописной повести, ни в «Задонщине». К ним относятся письма Олега Рязанского, Мамая и Ягайла, Андрея и Дмитрия Ольгердовичей, плач супруги Дмитрия Ивановича Евдокии, раскаяние Олега, знамения и приметы, предвещающие поражение татар, розыски раненого Дмитрия и др.

Заимствование из устных преданий:

• поединок Пересвета с Челубеем (в былинных традициях)
• посещение Дмитрия монастыря,
• обмен Дмитрия одеждой с боярином Михаилом Бренком,
• эпизод гадания Дмитрия перед сражением (слушает землю, птиц и зверей).

Встав в поле и повернувшись к стану татарскому, слышат Дмитрий Иванович и Дмитрий Волынец сильный шум. А у русских полков была тишина. Поняли, что это добрая примета. Затем Волынец долго «слышал» землю, поникнув к ней ухом. И сказал, что слышал вопли татарской женщины и скорбь русской. Это значит, что татары будут побеждены, но и русских много падет.

В одном из списков «Сказания» мы находим явные песенные вставки, к числу которых принадлежит описание выезжающего против Пересвета татарского богатыря, восходящее к былинному описанию встречи Ильи Муромца с Идолищем поганым.

В «Сказании имеются отдельные самостоятельно созданные удачные поэтические картины, связанные с народно-поэтической традицией. Такова прежде всего картина русского войска, открывающаяся глазам Дмитрия с высокого места. На знаменах выделяется спасов образ, как солнечное светило, испускающее лучи и всюду светящееся, шумят распущенные стяги, простирающиеся, как облака, гребни шлемов развиваются, как огненное пламя.

В «Сказании» проявляются черты стиля монументального историзма (былинные приемы, народные придания, художественный вымысел) и экспрессивно-эмоционального стиля (элементы психологизма, внимание к чувствам героев, нагнетание напряжения).

В 1380 году московский князь Дмитрий Иванович сплотил под своими знаменами почти всю Северо-Восточную Русь и нанес сокрушительный удар Золотой Орде. Победа показала, что у русского народа есть силы для решительной борьбы с врагом, но эти силы способна объединить лишь централизованная власть великого князя. После одержанной победы на Куликовом поле вопрос об окончательном свержении монголо-татарского ига был лишь вопросом времени. Исторические события 1380 года нашли сове отражение в устном народном творчестве и произведениях литературы: летописная повесть, «Задонщина», «Слово о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича», «Сказание о Мамаевом побоище».

Летописная повесть о Куликовской битве. Летописная повесть о Куликовской битве дошла до нас в двух вариантах: кратком и пространном. В повести не только излагаются основные факты: сбор вражеских сил и русских войск, битва на реке Непрядве, возвращение с победой великого князя в Москву, гибель Мамая,- но и дается эмоционально-экспрессивная публицистическая оценка этим фактам. Центральный герой летописной повести - великий князь московский Дмитрий Иванович. Он «Христолюбивый» и «боголюбивый» князь - идеальный христианин, постоянно обращающийся с молитвами к Богу, в то же время отважный воин, который бьется на поле Куликовом «напереди». Сама битва изображается при помощи характерных для воинской повести приемов: «Быстъ сеча велика и брань крепка и труск велик зело... пролъяша кровь аки дождевна туча обоих... паде труп на трупе, и паде тело татарьское на телеси крестъянстем».

Основная цель летописной повести - показать превосходство храбрости русских войск над высокоумием и лютостью «сыроядцев» «безбожных татар» и «поганой Литвы», заклеймить позором измену Олега Рязанского.

Краткая повесть вошла в состав «Рогожского летописца» и является произведением информативного типа, с традиционной 3-х частной структурой. Значительное место уделено 3-ей части-последствиям битвы. Но появляются и новые детали: перечень погибших в конце повести; приемы нанизывания однородных тропов («безбожный злочестивыи ордынский князь, Мамай поганый») и соединения тавтологических оборотов («мёртвых множьство бесчислено»). Пространная повесть сохранилась в составе Новгородской 4 летописи. Состав фактических сведений тот же, что и в краткой, но т.к. это повесть событийного типа, автор увеличил число композиционных элементов, характеризующих героев. Увеличивается количество молитв главного героя: перед боем-3, после боя-благодарственная молитва. Также появляется другой лирический фрагмент, ранее не использовавпшйся,-плач русских жён. Используются и разнообразные изобразительно-выразительные средства, особенно яркие по отношению к врагам: «тёмный сыроядец Мамай», отступник Олег Рязанский, «душегубливый», «кровопивец крестьянский». Описания самой Куликовской битвы во всех повестях отличаются эмоциональностью, которая создаётся восклицаниями автора и включением в текст элементов пейзажа, ранее не использовавшихся. Все эти особенности делают повествование более сюжетно мотивированным и эмоционально напряжённым.

Композиция «Сказания» структурно следует традиции воинской повести, но повествование состоит из ряда отдельных эпизодов-микросюжетов, соединённых между собой сюжетно мотивированными или хронологическими вставками, что является новаторством. Также новое проявляется в стремлении автора показать личность каждого героя в отдельности и показать его роль на протяжении всей повести. Персонажи делятся на главные (Дмитрий Иванович, Владимир Андреевич и Мамай), второстепенные (Сергий Радонежский, Дмитрий Боброк, Олег Рязанский и др.) и эпизодические (митрополит Киприан, Фома Кацибей и др.). Также композиционной особенностью является множество лирических фрагментов (молитвы, плач) и природных описаний. В тексте появляется и видение. Появляется новый описательный элемент-изображение русского войска, как его увидели князья с холма. Наряду с сохранением воинских формул, используется множество эпитетов, сравнений, усиливается роль метафор, подчёркивающих переживания героев. Автор «Задонщины» взял за образец «Слово о полку Игореве». Во вступлении так же упоминается Боян, а в конце устанавливается время события («А от Калатъские рати до Мамаева побоища 160 лет»). Дальнейший текст в целом традиционен-3-х частная структура. Но внутри каждой части повествование строится на основе отдельных эпизодов-картин, чередующихся с авторскими отступлениями. В повести есть документальные элементы, использование цифровых данных, перечневые перечисления. Есть незначительные отступления от хронологии, что нетрадиционно для воинской повести. Лирические фрагменты немногочисленны, согласно канонам воинской повести. Нет детальных описаний персонажей (кроме Дмитрия Ивановича), а враги описаны совсем схематично. Фольклорное влияние видно в использовании отрицательных сравнений («То ти было не серые волцы, но придоша погании татарове, пройти хотят воюючи всю Рускую землю»). «Задонщина»-памятник, созданный на скрещении традиций: фольклорной, воинской повести и «Слова». Но ведущей следует признать всё-таки традицию воинской повести.

«Задонщина». Задонщина» дошла до нас в шести списках , самый ранний из которых (список Ефросина) датируется 1470-ми гг., а поздний- концом XVII в. «Задонщиной» названо рассматриваемое произведение в списке Ефросина. В других списках оно называется «Словом о великом князе Дмитрии Ивановиче и брате его князе Владимире Андреевиче». Ефросиновский список представляет собой сокращенную переработку недошедшего первоначального пространного текста, в остальных списках текст пестрит ошибками и искажениями.

В «Задонщине» выражено поэтическое отношение автора к событиям Куликовской битвы. Его рассказ (как и в «Слове о полку Игореве») переносится из одного места в другое: из Москвы на Куликово поле, снова в Москву, в Новгород, опять на Куликово поле. Настоящее переплетается с воспоминаниями о прошлом. Сам автор охарактеризовал свое произведение как «жалость и похвалу великому князю Дмитрею Ивановичю и брату его, князю Владимеру Ондреевичю», «Жалость» - это плач по погибшим, «Похвала» - слава мужеству и воинской доблести русских.

Первая часть «Задонщины» - «жалость» описывает сбор русских войск, их выступление в поход, первую битву и поражение. Природа в «Задонщине» на стороне русских и предвещает поражение «поганых»: кричат птицы, Дмитрию Донскому же светит солнце. Павших воинов олакивают жены: княгини и боярыни. Их плачи построены, подобно плачу Ярославны, на обращении к ветру, Дону, Москве-реке.

Вторая часть «Задонщины» - «похвала» прославляет победу, одержанную русскими, когда из засады выступил полк Дмитрия Боброк Волынца. Враги обратились в бегство, а русским досталась богатая добыча, и теперь уже русские жены одевают на себя наряды и украшения женщин из Орды.

Весь текст «Задонщины» соотнесен со «Словом о полку Игореве»: тут и повторение целых отрывков из «Слова», и одинаковые характеристики, и сходные поэтические приемы. Но обращение автора «Задонщины» к «Слову о полку Игореве» носит творческий, а не механический характер. Победа великого князя московского над Мамаем воспринимается автором «З.» как реванш за поражение, понесенное Игорем на Каяле. Значительно усилен в «Задонщине» христианский элемент и вовсе отсутствуют языческие образы.

Принято считать, что «Задонщина» была написана Софонием Рязанцем: это имя, как имя ее автора, названо в заглавии двух произведения. Однако Софоний Рязанец называется и автором «Сказания о Мамаевом побоище» в целом ряде списков основной редакции «Сказания». Имя Софония Рязанца упоминается и в самом тексте «Задонщины», и характер этого упоминания таков, что в Софонии Рязанце следует скорее всего видеть не автора «Задонщины», а автора какого-то не дошедшего до нас поэтического произведения о Куликовской битве, которым, независимо друг от друга, воспользовались и автор «Задоншины», и автор «Сказания о Мамаевом побоище». Никакими сведениями о Софонии Рязанце, кроме упоминания его имени в «Задонщине» и в «Сказании о Мамаевом побоище», мы не располагаем.

«Задонщина» - интереснейший литературный памятник, созданный как непосредственный отклик на важнейшее событие в истории страны. Замечательно это произведение и тем, что оно отражало передовую политическую идею своего времени: во главе всех русских земель должна стоять Москва и единение русских князей под властью московского великого князя служит залогом освобождения Русской земли от монголо-татарского господства.

«Сказание о Мамаевом побоище». «Сказание о Мамаевом побоище» - наиболее обширный памятник Куликовского цикла, написанный в середине 15 века. Это не только литературный памятник, но и важнейший исторический источник. В нем дошел до нас самый подробный рассказ о событиях Куликовской битвы. В «Сказании» дается описание приготовления к походу и «уряжения» полков, распределения сил и постановка перед отрядами их воинской задачи. В «Сказании» подробно описывается движение русского войска из Москвы через Коломну на Куликово поле. Здесь дается перечисление князей и воевод, принявших участие в сражении, рассказывается о переправе русских сил через Дон. Только из «Сказания» мы знаем, что исход сражения решил полк под руководством князя Владимира Серпуховского: перед началом битвы он был поставлен в засаду и неожиданным нападением с флангов и тыла на ворвавшегося в русское расположение врага нанес ему сокрушительное поражение. Из «Сказания» мы узнаем, что великий князь был контужен и найден в бессознательном состоянии после окончания сражения. Эти подробности и ряд других, в том числе и легендарно-эпических (рассказ о поединке перед началом боя инока-богатыря Пересвета с татарским богатырем, эпизоды, повествующие о помощи русским святых, и т. д.), донесло до нас только «Сказание о Мамаевом побоище».

«Сказание» многократно переписывалось и перерабатывалось, вплоть до начала XVIII в., и дошло до нас в восьми редакциях и большом количестве вариантов . О популярности памятника у средневекового читателя как «четьего» (предназначавшегося для индивидуального чтения) произведения свидетельствует большое число лицевых (иллюстрированных миниатюрами) списков его.

Главный герой «Сказания»-Дмитрий Донской. «Сказание» - это не только рассказ о Куликовской битве, но и произведение, посвященное восхвалению великого князя московского. Автор изображает Дмитрия мудрым и мужественным полководцем, подчеркивает его воинскую доблесть и отвагу. Все остальные персонажи произведения группируются вокруг Дмитрия Донского. Дмитрий - старший среди русских князей, все они - его верные помощники, вассалы, его младшие братья. Образ Дмитрия Донского все еще в основном носит черты идеализации, но и будущие тенденции обращения к личностному началу видны в нем – автор иногда говорит об особых эмоциях ДД (грусть, ярость и пр.)

В «Сказании» поход Дмитрия Ивановича благословляет митрополит Киприан. На самом же деле Киприана в 1380 г. в Москве не было. Это не ошибка автора «Сказания», а . Из публицистических соображений автор «Сказания», поставивший своей задачей нарисовать идеальный образ великого князя московского, правителя и главы всех русских сил, должен был проиллюстрировать прочный союз московского князя с митрополитом всея Руси. И в произведении литературном он мог, вопреки исторической правде, рассказать о благословении Дмитрия и его воинства митрополитом Киприаном, тем более что формально Киприан действительно был в это время митрополитом всея Руси.

Во время Куликовской битвы в союз с Мамаем вступили рязанский князь Олег и литовский князь Ягайло, сын умершего в 1377 г. литовского князя Ольгерда. В «Сказании» же, описывающем событие 1380 г., литовским союзником Мамая назван Ольгерд. Как и в случае с Киприаном, перед нами не ошибка, а сознательный литературно-публицистический прием . Для русского человека конца XIV - начала XV в., а особенно для москвичей, имя Ольгерда было связано с воспоминаниями о его походах на Московское княжество. Это был коварный и опасный враг Руси, о воинской хитрости которого сообщалось в летописной статье-некрологе о его смерти. Поэтому назвать Ольгерда союзником Мамая вместо Ягайла могли только в то время, когда это имя было еще хорошо памятно как имя опасного врага Москвы. В более позднее время такая перемена имен не имела смысла.

Мамай, враг Русской земли, изображается автором «Сказания» в резко отрицательных тонах. Идет противопоставление: если Дмитрий - это светлое начало, глава благого дела, деяниями которого руководит бог, то Мамай - олицетворение тьмы и зла - за ним стоит дьявол. Героический характер события, изображенного в «Сказании», обусловил обращение автора к устным преданиям о Мамаевом побоище. К устным преданиям скорее всего восходит эпизод единоборства перед началом общего сражения инока Троице-Сергиева монастыря Пересвета с татарским богатырем. Эпическая основа ощущается в рассказе об «испытании примет» Дмитрием Волынцом; опытный воевода Дмитрий Волынец с великим князем в ночь накануне боя выезжают в поле между русскими и татарскими войсками, и Волынец слышит, как земля плачет «надвое» - о татарских и русских воинах: будет много убитых, но все же русские одолеют. Устное предание, вероятно, лежит и в основе сообщения «Сказания» о том, что Дмитрий перед сражением надел княжеские доспехи на любимого воеводу, а сам в одежде простого воина с железной палицей первым ринулся в бой. В плаче Евдокии так же звучат нотки фольлорного плача-причитания.

Описания русского воинства представляют собой яркие и образные картины. В описаниях картин природы может быть отмечена определенная лиричность и стремление связать эти описания с настроением событий. Глубоко эмоциональны и не лишены жизненной правдивости отдельные авторские замечания. Рассказывая, например, о прощании с женами уходящих из Москвы на битву воинов, автор пишет, что жены «в слезах и въсклицании сердечнем не могуще ни слова изрещи», и добавляет, что «князь же великий сам мало ся удръжа от слез, не дався прослезити народа ради».

«Сказание о Мамаевом побоище» представляло для читателей интерес уже тем, что оно подробно описывало все обстоятельства Куликовской битвы. Однако не только в этом привлекательность произведения. Несмотря на значительный налет риторичности, «Сказание о Мамаевом побоище» носит ярко выраженный сюжетный характер . Не только само событие, но и судьба отдельных лиц , развитие перипетий сюжета заставляло читателей волноваться и сопереживать описываемому. И в целом ряде редакций памятника сюжетные эпизоды усложняются, увеличиваются в количестве. Все это делало «Сказание о Мамаевом побоище» не только историко-публицистическим памятником, но и сюжетно-увлекательным произведением.