Error: не определено #11234. Довоенный быт. Духовный мир и повседневный быт советского человека. Приобрести диплом в России очень легко
Уход и... Инструменты Дизайн ногтей

Довоенный быт. Духовный мир и повседневный быт советского человека. Приобрести диплом в России очень легко

Питание

С истема распределения важнейших товаров по карточкам была прямым следствием советской власти и шла с ней рука об руку. Возникнув еще при царе в 1916 году, она дожила до конца 1940-х с двумя краткими перерывами - в конце нэпа и перед самой войной. Но и тогда ограничения снимали лишь с продовольствия и сохраняли почти на все промышленные товары.

Карточки выдавались каждому человеку один раз в месяц в домоуправлении , полномочия которого в те времена выходили далеко за починку текущих кранов. Для получения карточек требовалось представить справки с места работы или учебы. В зависимости от этого выдавались рабочие, служащие или иждивенческие карточки с большой разницей в количестве полагающихся продуктов. Кроме того, заранее надо было оплатить коммунальные услуги и вообще не ссориться с тамошним начальством. Сами карточки были цветными листочками бумаги с печатями и вереницей мелких отрывных купонов на каждую выдачу товара.

Продовольственные карточки были двух типов: на хлеб и на остальные продукты списком, куда включались соль, сахар, крупа, мясо, рыба и пр. В двадцатых числах каждый продуктовый магазин записывал желающих отовариваться здесь в следующем месяце. Это называлось прикрепляться . Каждый имел право прикрепиться куда хочет, но потом целый месяц мог получать продукты только здесь. Прикрепив определенное число людей, магазин закрывал списки , и опоздавшие должны были идти в другое место.

Хотя набор продуктов был строго оговорен, в одном магазине они были лучше, чем в другом, и все постоянно раздумывали, куда прикрепиться в следующем месяце. Иногда какого-нибудь продукта в магазине не было, и тогда его насильно заменяли другим. Особенно страдало мясо, вместо которого зачастую предлагался яичный порошок (для омлетов). Поэтому обыватели, словно заправские игроки, придерживали карточки, изо дня в день наведываясь в свой магазин в ожидании более подходящего набора продуктов.

Продуктовые карточки отоваривались раз в несколько дней, а хлебные - ежедневно, и даже иногда можно было получить свои порции на день-два вперед. Покупатель предъявлял карточку, продавец отрезал купон и взвешивал что положено. Нормируемые продукты продавались за деньги , карточки только ограничивали их количество. Помимо карточных продуктов, магазин свободно торговал некоторыми другими, которыми сыт не будешь.

Джем и варенье (отпускавшиеся иногда вместо сахара) привозили в огромных дубовых бочках, а покупатели являлись с мисками и кастрюльками. В бочках с рассолом была селедка, в бочках с чистой водой - живая речная рыба. Вообще все, что текло, паковалась в бочки, а что сыпалось - в большие 50-килограммовые мешки. В магазинах продавали из бочек соленые огурцы, квашеную капусту, грибы соленые (грузди) и маринованные (маслята), а также моченые яблоки, клюкву и бруснику. Продуктовые склады были забиты этими гигантским бочками; при погрузке они часто бились, и тогда по всему району несло селедкой, а грузчики воровато распихивали добычу по карманам.

Баранина завозилась в магазины целыми тушами , говядина и свинина - частями туш, только чтобы поднять человеку. Они развешивались за прилавком на крюках в ожидании покупателей (я сам еще помню такой порядок). Рядом обыкновенно висела схема разделки туши , где указывались отдельные ее части (грудинка, корейка, вырез, край и пр.), которые все стоили по-разному. Говядина, баранина и свинина имели различные схемы разделки. Рядом с тушами стоял громадный пень, метровой высоты и такого же диаметра, с воткнутым в него топором, вроде как у Малюты Скуратова. Покупатель указывал пальцем, мясник снимал тушу с крюка, размахивался наотмашь и с диким хрустом костей отхватывал требуемый кусок. В мясники шли люди здоровые, с жилистыми волосатыми руками; белый передник у них всегда был заляпан запекшейся кровью. Однажды Алексей начал здороваться с мясником соседнего магазина Колей; тот был настолько этим польщен, что всегда уступал Алексею самые лакомые куски без переплаты.

Все продавалось вро злив и россыпью, поэтому человек, отправившийся в магазин без бидона или кастрюли, выглядел примерно так же, как ротозей, пришедший к колодцу без ведер. Вместо легких полиэтиленовых пакетов, какими мы сегодня пользуемся, хозяйки таскали огромные тяжелые сумки, сшитые из брезента и кожи. Ручки отрывались, бидоны и миски, уставленные внутри, расплескивались на мостовую. Некоторые отдавали предпочтение плетеным коше лкам , с крышками и без оных. Они были широкими и потому исключительно неудобными в переноске, а корявые бока норовили порвать одежду. Зато кастрюли твердо стояли на ровном дне и не съезжали в один угол. Что касается служащих, они были поголовно оснащены пузатыми "министерскими" портфелями с несколькими отделениями внутри. Удручала лишь невозможность засунуть туда кастрюлю.

Питание москвичей, с современной точки зрения, удивляло своей примитивностью. Купленные продукты по виду мало отличались от самостоятельно выращенных. Консервов и полуфабрикатов почти не производилось; во всяком случае, они редко попадали на стол. Не было ни ярких этикеток, ни полиэтиленовых упаковок, ни замороженных продуктов, ни химических добавок, удлиняющих сроки хранения. С другой стороны, никто не имел холодильников. Поэтому покупать съестное приходилось часто и понемногу. Ели картошку, вареные овощи, селедку, омлеты, супы, мясные запеканки, котлеты и пироги собственного изготовления. Мясо сначала вываривали для супа, затем вытаскивали и рубили для котлет. К блюдам щедро добавляли квашеную капусту, соленые огурцы, грибы, моченые яблоки и прочую клюкву. Рита то и дело бегала с миской в магазин за лисичками к ужину . Окончив трапезу, люди редко вставали из-за стола действительно сытыми .

Пили молоко, чай, кофейные суррогаты (например, ячменные), компоты и кисели. Чай совершенно не мыслился без варенья. В беднейших семьях приходилось выбирать между вареньем и куском сахара. К завтраку иногда покупали относительно дешевую красную икру . Тогда как черная икра считалась аристократической и мало кому была доступна.Молоко разносила по квартирам крестьянка-молочница , жившая со своей коровой в пригороде. Ираида Петровна заранее договаривалась с ней о частоте визитов и требуемом количестве молока. По утрам, гремя бидоном, она являлась у двери и отливала черпаком сколько нужно.

Поскольку карточки не обеспечивали людей даже самым необходимым, каждое предприятие полулегальным способом искало возможности подкормить своих сотрудников. Например, Наркомнефть (где работала Валентина) заключила соглашения со скотобойней и бакалейным заведением, откуда с известной периодичностью доставлялись свиные и говяжьи кости и серый, отвратительного вида кисель в бидонах.

Репрессии

В каждом доме был свой стукач, или даже несколько. Иногда их знали, но ничего не могли с ними сделать. Стукачи высматривали жизнь соседей, так сказать, изнутри , и сообщали куда следует. Помимо очевидного вреда стукачи, как ни странно, приносили окружающим немалую пользу: они оперативно докладывали о случаях мелкого воровства и хулиганства, проводили свое негласное расследование и выдавали виновного милиции, которая, не затевая волокиты, загоняла провинившегося под стол и била там сапогами. Такая воспитательная работа спасла множество человеческих судеб, раз и навсегда отваживая глупых молодых петушков от криминальной жизни.

Что касается настоящих, профессиональных уголовников, в условиях коммунальной скученности они не могли скрыть от окружающих рода своих занятий и потому даже не очень заботились о секретности. Соседи, в свою очередь, их не боялись, поскольку ни один здравомыслящий вор не совершал преступлений у себя дома. Поблизости от Лариновых обитал один сорвиголова; по утрам он иногда стучался к Ираиде Петровне, та ужасалась, но открывала дверь и делала ему срочные перевязки. Бандит рассыпался в любезностях и обещал Ираиде Петровне вечную безопасность. Однажды ночью прикатил "воронок", и больше его не видели.

Справедливо осуждая сталинские репрессии, мы как правило забываем, что около половины арестованных в те годы составляли обыкновенные уголовники. Невероятно расплодившийся при нэпе преступный мир требовал элементарного отстрела. В Чикаго полицейские уничтожали гангстеров на месте. Сталин пошел другим путем: человека с криминальным прошлым хватали безо всякого преступления, шили ему антисоветчину и ликвидировали. Можно сколько угодно осуждать эту практику с позиций "гуманизма" и "прав человека", но в считаные годы Москва очистилась до такой степени, что молодые девушки не боялись ходить по переулкам глубокой ночью. Ираида Петровна говорила, что благодарна Сталину за две вещи: твердые деньги (по сравнению с керенками ) и уничтожение ворья.

Относительно политических репрессий как таковых бытует множество небылиц, имеющих неприятное свойство перетекать из одной крайности в противоположную. В советские времена существование репрессий вовсе отрицалось. Когда же коммунистов оттеснили от власти, их преступления стали козырной картой в руках их противников. Финансируемые ими средства массовой информации раздули реальные (очень масштабные) факты до совершенно ложного впечатления, будто кроме сталинского террора в те времена ничего больше не было и граждане хронически пребывали в состоянии животного ужаса, не спя по ночам и вздрагивая от каждого шума на лестнице.

Конечно, в чисто статистическом выражении масштабы репрессий были беспрецедентными. Однако они проводились без лишнего шума и не привлекали внимания обывателей. Поздней ночью подъезжал небольшой фургончик (известный как "черный вороно к"), жильцов выводили, а дверь их комнаты опечатывали. Жильцы не чувствовали за собой вины, естественным образом надеялись, что в "органах" сидят справедливые люди, которые разберутся в этом недоразумении, и потому особого крика не поднимали. Наутро соседи шепотом делились последней новостью и не знали, что думать. Более умные остерегались высказываться, а среди прочих господствовала мысль, что без причины не накажут и что органам виднее . Такие опечатанные комнаты и квартиры были в каждом доме, хотя бы одна. Если имущество не конфисковывалось, а срок человеку давали маленький, по возвращении он заставал все свои вещи, убеленные пылью, в целости и сохранности. Другое дело, что таких людей редко оставляли в покое и через некоторое время забирали опять.

В немногих престижных зданиях, заселенных профессурой, военачальниками и пр., иногда за несколько месяцев выкашивали почти всех. Особенно этим свойством отличался печально знаменитый "Дом на набережной", где жили партийные верхушки (истреблявшие, таким образом, сами себя). От подобных домов обыватели шарахались, как от чумы. Но если человек не критиковал "линию партии", не отличался слишком знатным происхождением и не имел лакомого для других имущества , ему могла угрожать лишь трагическая случайность. "Молния не ударяет в низину", - говорили древние римляне и были правы.


Текст (с сокращениями)

М. Короткова

ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ ПОБЕДИТЕЛЕЙ:
БЫТ СОВЕТСКИХ ЛЮДЕЙ В ПОСЛЕВОЕННОЕ ВРЕМЯ (1945-1955)

Великая Отечественная война, ставшая тяжелым испытанием и потрясением для советских людей, надолго перевернула весь уклад и ход жизни большинства населения страны. Огромные трудности и материальные лишения воспринимались как временно неизбежные проблемы, как следствие войны.
Послевоенные годы начинались с пафоса восстановления, надежд на перемены. Главное — война была позади, люди радовались тому, что остались в живых, все остальное, включая бытовые условия, было не столь важно.
Все трудности повседневной жизни в основном легли на плечи женщин. Среди руин разрушенных городов они сажали огороды, убирали завалы и расчищали места под новое строительство, одновременно воспитывали детей и обеспечивали семью. Люди жили надеждой, что очень скоро наступит новая, более свободная и обеспеченная жизнь, поэтому советское общество тех лет называют «обществом надежд».

«Второй хлеб»
Основная реалия повседневной жизни того времени, шлейфом тянувшаяся из военной эпохи, — постоянная нехватка еды, полуголодное существование. Не хватало самого главного — хлеба. «Вторым хлебом» стала картошка, ее потребление увеличилось вдвое, она спасала прежде всего деревенских жителей от голода.
Из тертой сырой картошки, обваленной в муке или сухарях, пекли лепешки. Использовали даже мерзлую картошку, которая оставалась на зиму в поле. Ее доставали из земли, кожуру снимали и в эту крахмалистую массу добавляли немного муки, травы, соли (если она была) и жарили лепешки. Вот что в декабре 1948 г. писала колхозница Никифорова из села Чернушки: «Питание картофельное, иногда с молоком. В деревне Копытовой хлеб пекут так: сотрут ведро картофеля, положат горсть муки для склеивания. Хлеб этот почти без белка, необходимого для организма. Совершенно необходимо установить минимум количества хлеба, которое необходимо оставлять неприкосновенным, хотя бы 300 г муки на человека в сутки. Картофель — обманчивое питание, скорее вкусовое, чем насыщающее».

Люди послевоенного поколения до сих пор вспоминают, как они ждали весны, когда появится первая трава: можно сварить пустые щи из щавеля и крапивы. Ели также «пестыши» — побеги молодого полевого хвоща, «столбушки» — цветоносы щавеля. Даже овощные очистки толкли в ступе, а затем проваривали и использовали в пищу.

Приводим фрагмент из анонимного письма И.В.Сталину от 24 февраля 1947 г.: «Колхозники в основном питаются картофелем, а многие и картофеля не имеют, питаются пищевыми отбросами и питают надежду на весну, когда нарастет зеленая трава, тогда будут питаться травой. Но еще кое у кого останутся сушеные картофельные очистки и тыквенные корки, которые смелют и будут стряпать лепешки, которые в хорошем хозяйстве не стали бы есть свиньи. Дети дошкольного возраста не знают цвета и вкуса сахара, конфет, печенья и других кондитерских изделий, а питаются наравне со взрослыми картофелем и травой».
Настоящим благом для деревенских жителей было созревание в летний период ягод и грибов, которые собирали в основном подростки для своих семей.

Один трудодень (единица учета труда в колхозе), заработанный колхозником, приносил ему меньше продуктов, чем средний горожанин получал по продовольственной карточке. Колхознику надо было работать и откладывать все деньги целый год, чтобы он мог купить самый дешевый костюм.

Пустые щи и каша

В городах дело обстояло не лучше. Страна жила в условиях острого дефицита, а в 1946-1947 гг. страну охватил настоящий продовольственный кризис. В обычных магазинах продовольствие зачастую отсутствовало, они выглядели убого, часто в витринах выставляли картонные муляжи продуктов.

Цены на колхозных рынках были высокие: например, 1 кг хлеба стоил 150 руб., что составляло больше недельной зарплаты. В очередях за мукой стояли по нескольку дней, номер очереди писали на руке химическим карандашом, утром и вечером устраивали перекличку.

В это же время стали открывать коммерческие магазины, где продавались даже деликатесы и сладости, но они были «не по карману» простым рабочим. Вот как описал такой коммерческий магазин американец Дж. Стейнбек, побывавший в 1947 г. в Москве: «Продовольственные магазины в Москве очень большие, как и рестораны, они делятся на два вида: те, в которых продукты можно приобрести по карточкам, и коммерческие магазины, также управляемые государством, где можно купить практически простую еду, но по очень высоким ценам. Консервы сложены горами, шампанское и грузинские вина стоят пирамидами. Мы видели продукты, которые могли бы быть американскими. Здесь были банки с крабами, на которых стояли японские торговые марки. Были немецкие продукты. И здесь же лежали роскошные продукты Советского Союза: большие банки с икрой, горы колбас с Украины, сыры, рыба и даже дичь. И различные копчености. Но все это были деликатесы. Для простого русского главным было, сколько стоит хлеб и сколько его дают, а также цены на капусту и картошку».

Нормированное снабжение и услуги коммерческой торговли не могли избавить людей от продовольственных трудностей. Большинство горожан жили впроголодь.
По карточкам давали хлеб и один раз в месяц две бутылки (по 0,5 л) водки. Ее люди отвозили в пригородные деревни и меняли на картошку. Мечтой человека того времени были квашеная капуста с картошкой и хлебом и каша (в основном перловка, пшено и овес). Советские люди в то время практически не видели сахара и настоящего чая, не говоря уже о кондитерских изделиях. Вместо сахара использовали ломтики вареной свеклы, которые высушивали в печи. Пили также морковный чай (из сушеной моркови).

Письма рабочих послевоенного времени свидетельствуют об одном и том же: жители городов довольствовались пустыми щами и кашей при остром дефиците хлеба. Вот что они писали в 1945-1946 гг.: «Если бы не хлеб, кончил бы свое существование. Живу на одной воде. В столовой, кроме тухлой капусты и такой же рыбы, ничего не видишь, порции дают такие, что съешь и не заметишь, обедал или нет» (рабочий металлургического комбината И.Г. Савенков); «Кормить стали хуже, чем в войну, — миску баланды да две ложки каши овсяной, и это за сутки взрослому человеку» (рабочий автозавода М. Пугин).

Денежная реформа и отмена карточек

Послевоенное время ознаменовалось двумя важнейшими событиями в стране, которые не могли не повлиять на повседневную жизнь людей: денежная реформа и отмена карточек в 1947 г.
Существовали две точки зрения на отмену карточек. Одни считали, что это приведет к расцвету спекулятивной торговли и усугублению продовольственного кризиса. Другие полагали, что отмена карточек и разрешение коммерческой торговли хлебом и крупой стабилизируют продовольственную проблему.
Карточная система была отменена. Очереди в магазинах продолжали стоять, несмотря на значительное повышение цен. Цена за 1 кг черного хлеба выросла с 1 руб. до 3 руб. 40 коп., 1 кг сахара — с 5 руб. до 15 руб. 50 коп. Чтобы выжить в этих условиях, люди начали продавать нажитые до войны вещи.

Рынки находились в руках у спекулянтов, которые продавали товары первой необходимости: хлеб, сахар, масло, спички и мыло. Их снабжали «нечистые на руку» работники складов, баз, магазинов, столовых, ведавших продовольствием и снабжением. Чтобы пресечь спекуляцию, Совет министров СССР в декабре 1947 г. выпустил постановление «О нормах продажи промышленных и продовольственных товаров в одни руки ».

В одни руки отпускали: хлеб — 2 кг, крупа и макароны — 1 кг, мясо и мясопродукты — 1 кг, колбасные изделия и копчености — 0,5 кг, сметана — 0,5 кг, молоко — 1л, сахар — 0,5 кг, хлопчатобумажные ткани — 6 м, нитки на катушках — 1 шт., чулки или носки — 2 пары, обувь кожаная, текстильная или резиновая — 1 пара, мыло хозяйственное — 1 кусок, спички — 2 коробка, керосин — 2 л.

Смысл денежной реформы разъяснил в своих мемуарах тогдашний министр финансов А.Г. Зверев: «С 16 декабря 1947 года выпустили в обращение новые деньги и стали обменивать на них денежную наличность, за исключением разменной монеты, в течение недели (в отдаленных районах — в течение двух недель) по соотношению 1 за 10. Вклады и текущие счета в сберкассах переоценивались по соотношению 1 за 1 до 3 тысяч рублей, 2 за 3 от 3 тысяч до 10 тысяч рублей, 1 за 2 свыше 10 тысяч рублей, 4 за 5 для кооперативов и колхозов. Все обычные старые облигации, кроме займов 1947 года, обменивались на облигации нового займа по 1 за 3 прежних, а 3-процентные выигрышные облигации — из расчета 1 за 5».

Денежная реформа проводилась за счет народа. Деньги «в кубышке» внезапно обесценились, крохотные накопления населения были изъяты. Если учесть, что в сберкассах хранилось 15% накоплений, а 85% — на руках, то понятно, кто пострадал от реформы. Кроме того, реформа не затронула заработной платы рабочих и служащих, которую сохранили в прежнем размере.

Приводим фрагмент из письма учителя Востокова председателю Госплана СССР Н.А. Вознесенскому: «Стремление у Зверева таково: довести советского человека до состояния невозможности что-либо купить. Весь бюджет строит на максимальном обирании трудящихся. Моя зарплата 800 руб. (семья 14 человек). На руки получаю в месяц 454 руб. (на одного члена семьи 32 руб. 40 коп.), остальные Зверев берет в виде военного налога, подоходного, займа на оборону и пр. Скажите, положа руку на сердце, можно ли что-либо приобрести при причитающихся на одного члена семьи 32 руб. и при нынешних ценах на товары? Пионерский галстук стоит 80 руб. <...> Обычный мужской галстук в Госторговле — 27 руб. Пока существует денежная система в нашей стране, надо, чтобы она была денежной системой, а не издевательством над трудящимися».

Коммунальное житье-бытье

Черта послевоенной действительности — массовое разрушение жилого фонда и вытекавшая из этого необходимость для миллионов людей ютиться в подвалах и чердаках или иных подсобных, неприспособленных для житья помещениях, лишенных элементарных бытовых удобств.

Жизнь в тяжелых и скученных условиях была нормой. Комнаты в деревянных бараках, углы и койки в заводских общежитиях и коммунальные квартиры — основные виды послевоенного общественного жилья. Бараки, не имевшие ни водопровода, ни канализации, долгое время составляли значительную часть жилого фонда. Мечтой многих семей была своя комната в коммунальной квартире.

Бывший мэр г. Москвы Ю.М. Лужков о таком жилье вспоминал: «На шестерых одна комната. Лишь после войны отец отдал соседу нашу часть общей кухни, взял взамен его часть внутреннего сарая, отчего получилась как бы отдельная квартира. В ней все равно воды не было, ее провели много позже, газа не было, готовили на керосинках, канализации не было, ее заменяли выгребная яма и вертикальный ствол двухэтажного туалета, поскольку мы жили на первом, в детали лучше не вдаваться. Электричество было всегда. И еще было чудовищно холодно, ибо стены дощатые (засыпные), а отопление печное (непостоянное). В морозы тепло выдувало насквозь».

Поход в баню требовал много времени и был целым событием в семье. Надо было отстоять очередь, чтобы попасть в раздевалку и получить заветный номерок и место, где оставляли одежду. Номерок этот привязывали к ручке таза (шайки), который получали в мыльном отделении. Перед мытьем таз тщательно мыли, а после процедуры быстро сдавали, так как места на скамейке и освободившиеся шайки уже караулили только что пришедшие в баню люди.

Жизнь в коммунальной квартире того времени имела свою специфику. В квартире могло проживать до 40 человек. В одной комнате обычно размещалась семья: от 5 до 13 человек. Кухня, ванная и туалет были общими.

Такую коммуналку описал один из самых известных поэтов-шестидесятников — А.А. Вознесенский — в своей книге «Прорабы духа»: «В детстве наша семья из пяти человек жила в одной комнате. В остальных пяти комнатах квартиры жило еще шесть семей — семья рабочих, приехавшая с нефтепромыслов, возглавляемая языкастой Прасковьей, аристократическая рослая семья Неклюдовых из семи человек и овчарки Багиры, семья инженера Ферапонтова, пышная радушная дочь бывшего купца и разведенные муж и жена. Коммуналка наша считалась малонаселенной. В коридоре сушились простыни. У дровяной плиты среди кухонных баталий вздрагивали над керосинкой фамильные серьги Муси Неклюдовой. В туалете разведенный муж свистал «Баядеру», возмущая очередь. В этом мире я родился, был счастлив и иного не представлял».

Настоящим бедствием жизни в коммунальных квартирах были клопы. Они жили за обоями, за фотографиями на стене и в диванных подушках. Если их давили, то сильный запах разносился по всей комнате. Особенно много клопов было в металлических соединениях кроватей. Для их уничтожения ножки железной кровати ставили в таз и поливали кипятком из чайника.

Поскольку ванная была одна на всю квартиру, то жильцы расписывали на листке бумаги время, кто и когда собирается помыться и постирать. Ванная зачастую служила «яблоком раздора» для соседей. Поводом для конфликтов могли также стать висящий на стене в коридоре и всегда занятый телефон, единственный туалет, куда по утрам выстраивалась нервная очередь, уборка мест общего пользования и домашние животные.

Элитные квартиры

При таком жилищном кризисе, который охватил послевоенные города, стали возводить дорогостоящие многоквартирные элитные дома в стиле «сталинского ампира». Для простого человека были почти недоступны квартиры в этих многоэтажных жилых домах, облицованных светлым кирпичом и часто щедро разукрашенных всевозможными барельефами и скульптурами.

В этих домах давали квартиры интеллектуальной и творческой элите. Профессора и народные артисты могли занимать отдельные большие квартиры, но рабочие почти наверняка жили в коммуналках. В Москве на Кутузовском проспекте (прежней застроенной бараками Можайке) вырастали элитные здания, но даже в этих домах часть квартир отводили под коммунальные.

В.Д. Мухин, будучи мальчиком из барака на Можайке, попал в квартиру своего друга в новом элитном доме: «Квартира была большая с нишей для спальни и балконом на Москву-реку, но однокомнатная. Я, конечно, не знал, что нахожусь в квартире политработника, только что получившего повышение. Мебель в квартире словно сделана по заказу: кресла кожаные, диваны тоже из кожи. Лампа зеленая, со стойкой из темного металла, стояла на столе с обшивкой по краю из зеленого сукна».

Нехватка элементарных товаров

Не хватало элементарных товаров: от соли до гвоздей, не говоря уже о тканях и мебели. Не хватало керосина, спичек и мыла. Керосиновая лампа еще долго была спутником послевоенного времени.
Белье стирали в железных ваннах и тазах, терли на специальной волнистой доске. Приведем фрагменты рубрики «Полезные советы» из журнала «Работница» тех лет: «Для стирки вещей из натурального и искусственного шелка, а также трикотажных вещей применяются различные моющие средства: мыло, мыльные хлопья, мыльный корень, а для отбелки — перекись водорода. Для стирки вещей из шерстяных тканей и вязаных надо применять хорошее нейтральное ядровое мыло, мыльные хлопья, горчицу в порошке, мыльный корень. Белую шерсть обрабатывают перекисью водорода. Хорошим средством является также гидросульфит. Перед опусканием вещей в раствор необходимо отпороть все металлические пряжки, крючки, пуговицы».

Трудно было купить мебель: диваны, кровати, удобные шкафы. Вот фрагмент письма фронтовика А.И.Тарасова наркому В.М. Молотову (20 февраля 1946 г.): «Жена с детьми была эвакуирована из Москвы, четыре года скиталась с детьми среди чужих людей. Все, что у нее было, проела с детьми. Вернулась в Москву как нищая. А здесь в Москве из квартиры вынесли и продали всю нашу мебель, все оставшиеся вещи. Теперь я сплю на стульях, подстилая свою шинель».

Москвичка А.П. Морозова-Утенкова вспоминала свои проблемы 1952 г.: «Пока мы еще живем все вместе, и еще почти десять лет нам здесь жить. Только комната наша стала совсем мала. Даже спать негде: кроватей было только две, вернее, одна плюс сундук с приставленной к его торцу скамейкой — это ложе моего выросшего брата. Мать спит на полу, кровать отдала мне. Каждый день на пол стелется старая клеенка, сверху матрас и постель».

Понадобилось 7-8 лет, чтобы наладилось производство мебели, но и тогда ее могли купить на свои зарплаты далеко не все.

«Сделай новое из старого!»

Основной одеждой того времени стала военная форма — наследие и символ тяжелых лет. Женщины, вернувшиеся с войны, донашивали гимнастерки, военные сапоги и юбки. Обычной зимней одеждой были шинели и ватники.
Можно сказать, что при острой нехватке одежды и обуви главный девиз звучал так: «Сделай новое из старого!» Из парашютной ткани и занавесок шили белье и легкие платья, мужские пальто перелицовывали в женские и детские, старые свитера перевязывали в носки и кофточки. Сумки мастерили из старых пальтовых тканей и остатков материи.

Тревожные военные годы породили жесткие формы и мужественный крой. Для женской одежды были характерны широкие плечи (с подплечниками), чуть расклешенные юбки, закрытый ворот и талия, подчеркнутая поясом, — все это придавало костюму женщины геометрическую жесткость, дополненную грубоватыми туфлями на устойчивой подошве из пробки и широких каблуках. В общем виде силуэт напоминал букву «X». В моде были приталенные строгие темные платья с маленьким кружевным воротничком. Образ такой женщины воплотили на экране известные актрисы Л. Целиковская и В. Серова, сыгравшие в фильме «Сердца четырех».

Мех использовали в качестве подкладки или отделки воротников и манжет на костюмах и пальто. В основном это был черный каракуль, оставшийся от довоенных времен. Пределом мечтаний модной женщины были кожаная сумка, черно-бурая лисица на плечах и «буржуйский» пережиток — муфта из меха или бархата.

Фетровые шляпы также расценивались как элемент одежды, не соответствующий советской женщине. Основным головным убором в то время был платок или сооруженный из него тюрбан. Соответственно » женские шляпки уменьшились до такого размера, что едва прикрывали часть головы. Как правило, их делали из ткани и украшали небольшими искусственными цветами. Носили также маленькие шапочки и береты.
Прически были достаточно скромными. Все волосы зачесывали вверх и укладывали на макушке в локоны. Завитые в мелкую волну волосы убирали под вязаные сеточки, концы полудлинных волос закручивали внутрь. Предпочтение отдавали светлым волосам, во время мытья для придания им блеска ополаскивали уксусом или пивом.

Особенно тяжело было после войны с обувью, так как все запасы кожи были истрачены на военные нужды. Обувь стали делать из парусины, резины, войлока. Появились новые типы обуви: белые парусиновые туфли, которые чистили зубным порошком, туфли на эластичной подошве, плетеные босоножки, войлочные и резиновые боты, водонепроницаемые ботинки из обувной юфти (прочной толстой кожи). Самой популярной обувью стали валенки с галошами, а также войлочные чуни (короткие валенки) и бурки (высокие сапоги из войлока на кожаной подошве).

Любопытной приметой послевоенного времени были не чулки, а носочки, которые надевали с туфлями. Капроновые чулки, появившиеся в 1947 г., были неслыханной роскошью. В основном носили хлопчатобумажные чулки и фильдеперсовые (из хлопчатобумажной пряжи высшего сорта, с шелковистым блеском), которые держались на резиновых подвязках (пояса с резинками и застежками были еще редкостью). Поскольку они постоянно сползали, для женщины не было зазорным забежать в первый попавшийся подъезд, чтобы поправить чулок.

В косметике акцент делали на подведенные глаза и брови. Модны были тонкие брови «в ниточку». Женщины не особенно увлекались «декоративной косметикой», к которой относили тогда крем, пудру, душистую воду и духи.

Для всех — один стандарт

Вот что писал в 1947 г. американский писатель Дж. Стейнбек после путешествия по Советскому Союзу: «Женщины очень мало или совсем не пользуются косметикой. Их одежда была хоть и опрятной, но не очень нарядной. Большинство мужчин носили военную форму, хотя они уже не служили в армии. Форма была единственной одеждой, которую они имели. Форма была без знаков различия и погон».

Сначала мужчины действительно донашивали военную форму, а затем постепенно стали переходить на прямые пиджаки с квадратными широкими плечами и сравнительно широкие брюки с манжетами. Пальто шили длинные (зимние отделывали каракулем и цигейкой). Помимо прочего в моду вошли кожаные пальто. Очень распространенной вещью молодежного мужского гардероба были курточки с контрастной кокеткой и несколькими карманами, еще с 1940-х гг. получившие в народе название «хулиганки».

Мужскую одежду шили в основном из материалов серо-черных оттенков. Журналист С.Д. Нариньяни писал в 1946 г. о магазине Спецторга: «Выбрать костюм или пальто по росту или по своему вкусу не разрешалось. Для всех людей: высоких и низких, толстых и худых, для всех брюнетов, блондинов, лысых и чубатых имелся один стандарт: темно-синее пальто, черный костюм, коричневые туфли, черные шляпы, носки и рубашки цвета свежей глины. Но самыми страшными были, конечно, галстуки. Глядя на них, почему-то вспоминался купеческий трактир на старой Нижегородской ярмарке».

Носили громоздкие на тяжелой подошве ботинки, летом — сандалии из парусины и заменителей кожи. Головными уборами служили кепки, береты, шляпы, шапки-ушанки, спортивные шапочки, кубанки и папахи.


Стиляги

В конце 1940-х гг. в крупных городах стали появляться молодые люди и девушки, вызывающе одетые (по стандартам того времени). Позже этих приверженцев западноевропейской моды назвали стилягами (сами себя эти молодые люди обычно называли «штатниками», т.е. поклонниками американского стиля в одежде). Юноши и девушки выделялись одеждой ярких тонов, определенной манерой разговора. Они увлекались фокстротом, а позже скандальным танцем «буги-вуги».

Юноши предпочитали брюки-дудочки, элегантные пиджаки с широкими плечами, узкий галстук («селедочку») и взбитый из волос «кок» на голове. Девушки-стиляги употребляли яркую косметику, надевали платья с облегающими лифами и широкими, пышными юбками, длинные перчатки, туфли на высоких каблуках. (Широкая юбка в период тотального дефицита ткани считалась проявлением расточительности и аполитичности.)

А.А. Вознесенский вспоминал: «Иногда сквозь двор проходил Андрей Тарковский, мой товарищ по классу. Семья их бедствовала. Он где-то раздобыл оранжевый пиджак с рукавами не по росту и зеленую широкополую шляпу. Так появился первый стиляга в нашем дворе. Он был единственным светлым пятном в серой гамме тех будней. Шиком старших были золотые коронки — «фиксы», которые ставились на здоровые зубы, а то и зашитые под кожу жемчужины. Мы же довольствовались наколками, сделанными чернильным пером».

Властям стиляги не нравились, их осуждали на собраниях, исключали из комсомола, выгоняли из институтов. Патрули и дружинники отлавливали их на улицах, разрезали зауженные брюки и стригли под полубокс. Большинство стиляг не помышляли о каком-либо протесте против господствующей идеологии, но в их нарядах и поведении усмотрели угрозу моральным ценностям советского человека.

Двор — это часть дома

В бытовой жизни людей огромное значение имели дворы. В условиях жилищной тесноты, всеобщего горя военных лет и постоянных бытовых трудностей человеку в одиночку выжить было очень трудно.
Писатель В.В. Смирнов вспоминал: «Минуты покоя, одиночества, даже сна для самых чувствительных, ранимых, самых измочаленных были невыносимы. Человек бежал от себя, чтобы среди таких же, тертых-перетертых, в крови купаных, найти утешение, поддержку, чтобы еще раз с такими же, как он, пережить все снова — лишь бы не в одиночку».

В постоянных тяготах повседневной жизни люди находили повод для оптимизма, искренне радовались во время праздников или семейных торжеств соседей. В порядке вещей считалось зайти к соседу занять соли, хлеба или денег, попросить утюг или стол и стулья для гостей.

Москвичка И.М. Зеленова вспоминала: «Двор был неотъемлемой частью дома. На скамейку у подъезда собирались женщины, мужчины сидели за столиками возле сараев. А дети летом играли в салки, прятки, «штандер», «казаки-разбойники», прыгали через веревочку, зимой катались с сугробов на санках».
Именно во дворах взрослые и дети занимались спортом, особенно был популярен футбол. Старики часами сидели за игрой в домино, реже в шахматы.

Досуг и нравственность

Понятия о нравственности тогда были совершенно иными, чем сегодня. Люди стремились избегать осуждения своих поступков со стороны соседей из своей квартиры или своего двора. По сути это могло означать и осуждение общества.

Дж. Стейнбек обратил внимание на отсутствие улыбок и смеха у людей послевоенного времени, что совершенно понятно: много проблем и трудностей, поэтому не до смеха. Он вспоминал: «Советскую молодежь захлестнула волна нравственности. Это было что-то похожее на то, что происходило у нас в Штатах в провинциальных городишках поколение назад. Приличные девушки не ходят в ночные клубы. Приличные девушки не курят. Приличные девушки не красят губы и ногти. Приличные девушки не пьют. И еще приличные девушки очень осмотрительно ведут себя с парнями».

Главным развлечением послевоенного времени был поход в кино. Кино любили все. На экран выходили новые советские фильмы, но смотрели и трофейные — немецкие и американские. Широкий резонанс получили картины о войне, которая все еще переживалась как часть биографии страны и героического поколения. Самыми популярными фильмами такого рода были «Подвиг разведчика» (1947) с П.П.Кадочниковым в главной роли; «Повесть о настоящем человеке» и «Молодая гвардия» (1948) по произведениям Б.Н.Полевого и А.А.Фадеева; картина «Кубанские казаки» (1949). Такие фильмы помогали настроить людей на мирную жизнь и пережить тяготы и невзгоды послевоенного времени.

В 1951 г. было основано Центральное телевидение, и в этом же году выпустили первую модель телевизора — «КВН» с большой толстой линзой перед маленьким экраном. Поскольку телевизоры были большой редкостью, порой для просмотра телепрограмм собирались шумные компании из родственников, друзей и соседей.

Все официальные праздники отмечали массовыми мероприятиями — парадами и демонстрациями, на которые ходили всем двором, предприятием, школой. В День физкультурника проводили спортивные парады. Популярными местами досуга в условиях жилищной тесноты были парки культуры и отдыха.

Арбатов Г.А. Затянувшееся выздоровление. 1953-1085. М., 1991.
Бойцов М.А., Хромова И.С. История послевоенного десятилетия. 1945-1955. М., 2002.
Коммунальная страна в фотографиях и воспоминаниях/Сост. Е.В. Лаврентьева. М., 2009.
Кулакова И.П. История московского жилья. М., 2006.
Лужков Ю.М. Мы дети твои, Москва. М., 1996.
Романовская М.Б. История костюма и тендерные сюжеты моды. СПб., 2010.
Смирнов В.В. Заулки. М., 1986.
Советская жизнь. 1945-1953 гг./Сост. Е.Ю.Зубкова, Л.П. Кошелева. М, 2003.
Стейнбек Дж. Русский дневник. М., 1990.

«История и обществознание для школьников» . – 2015 . - № 2 . – С. 32-44.

Некий штамп, довольно распространённый во время существования СССР, который характеризовал как жизнь каждого человека так и всю жизнь людей на территории этой большой страны. Советский образ жизни мог касаться различных моментов жизни, конечно он согласовывался с социалистической системой, влиял на бытовые условия, экономические, культурные, поведенческие привычки. Советский образ жизни был пропитан коллективизмом в отличие от американского индивидуализма. Советский образ жизни был, возможно, создан в противовес Американскому образу жизни и даже Американской мечте с Протестанткой трудовой этикой. Советский образ жизни прославлял дружбу между народами, сплочённость, нравственность, стойкость перед трудностями, любовь к партии, своей родине, приверженность делу коммунизма и тому подобное.

Фраза Советский образ жизни часто могла использоваться для тех, кто был замечен в любви к западу, особенно к США, например не согласовывался с Советским образом жизни многие западные эстрадные коллективы, кинофильмы, которые могли критиковать социализм или СССР. Советский образ жизни стоит на одной лестнице с Советской идеологией, это официальная идеология СССР, правда уже после смерти Сталина и признанием Советскими лидерами, что коммунистический строй не может экономически обогнать капиталистический, Советская идеология пошла ко дну, по крайней мере ее перестали так популяризировать.

Неотъемлемой частью Советского образа жизни были различные товары, которые были доступны для покупки советскими гражданами. По сравнению с Американской мечтой то, что предлагал Советский образ жизни было очень мизерным. В СССР даже был создан потребительский рейтинг товаров, так называемый Потребительский идеал в СССР: «Квартира, дача, машина» или — «дачка, тачка и собачка».

Если Вы помните в застойные времена не у каждой семьи был холодильник, телевизор, магнитофон, не говоря уже про автомобиль и дачу, две последних вещи были один на миллион в прямом смысле слова. Посмотрите на старые фотографии Ваших городов, которые красуются пустынными, но широки проспектами, по которым ездят троллейбусы и грузовики с надписью хлеб или молоко.

Все мы помним такие бытовые клише как хрусталь, импортная стенка, полное собрание сочинений, радиола, вершиной шика был телевизор, позже даже цветного изображения. Автомобиль и дача были доступны только партийным чиновникам за выслугу лет. Обратите внимание, что в отличие от Американской мечты, на которую нужно было усердно трудиться в СССР доступ к высшим благам Советский образ жизни нужно было служить, такие простые работяги и инженеры не могли себе позволить автомобиль, а потом руководство СССР удивлялось, почему СССР не может догнать и перегнать запад, хотя в первое время после конца Второй мировой войны темпы роста экономки СССР даже опережали темпы протестантского запада. Первое время в СССР автомобили в частное пользование вообще не продавались, а потом являлись средством откачки денег у народа, на автомобиль простому рабочему нужно было работать несколько десятилетий.

В Берлине сегодня имеется музей ГДР, в котором представлена вся жизнь Восточной Германии при Советах, иностранцы или западногерманские туристы с любопытством посещают этот музей, однако он совершенно не популярен среди туристов из России, которые очень стыдятся своего советского прошлого и не хотят лишний раз на этот ужас смотреть, тогда как западный мир с удивлением пытается разгадать предназначение многих хозяйственных предметов, например, кипятильника.

Во многом единственное, что вынесли люди после распада СССР - это квартиры, которые выдавались в СССР как известно бесплатно, квартира или дом в западном мире называется пределом Американской мечты, в этом смысле граждане России или Украины после бесплатной приватизации свой квартиры могли считаться добившимися Американской мечты в России или на Украине.

Планировка и качество советской недвижимости относительно поганое, особенно если стандартная застройка хрущёвского периода. Многие россияне до сих пор не могут обновить дизайн советской эпохи, конечно первым делом может появиться новый телевизор, музыкальный центр, старый сломавшийся холодильник будет заменен на новый, не обойтись и без новой стиральной машины, большие расходы на смену старых окон, благо у нас это не запрещается, градоначальники не так строго следят за сохранением исторического облика фасадов. Люди современные и продвинутые могут жить в совершенно западном интерьере, набирает популярность стиль лофт, когда большие пространства и голые кирпичные стены имитируют жилое обустройство производственных или чердачных помещений. В прошлое уходит понимание, что на стенах могут быть только обои, многим нравится перепланировка со сносом стен, когда гостиная объединяется с кухней, студио не значит эконом жилье, это большие пространства, которые намекают на бизнес класс жилища и повышают цены, россияне наконец-то со стен начинают снимать, ковры, которые также в застойные времена считались вершиной обустройства дома, их еще покупали как вложение денежных средств. Кстати цены на советское жилье в Москве очень высокие, здесь можно сравнивать со стоимостью аналогичной недвижимости в каком-то Париже или Нью-Йорке.

В СССР придумали свои праздники, они отвечали полностью конъектуре советского стиля жизни, кончено главным праздником был Новый Год, который заменил народу традиционное Рождество, широко праздновался День Великой Октябрьской социалистической революции, Первое мая, 8 марта, День Конституции, День рождения Ленина.

Мода, одежда и стиль в СССР

Если посмотреть на старые фотографии, то участь советского человека в отношении моды не была такой уже провальной по сравнению с американцами, да конечно у советского человека мог быть только один свитер, куртка, пара сапог, костюм, тогда как у западного человека таких вещей могло быть с десяток, причем это обычный человек, а не модник там какой-то, вряд ли это положение дел изменилось в современной России или Украине. В СССР никогда не было такого переизбытка товаров, постоянный дефицит всего, что-то хорошее можно было достать через комиссионки и березки.

После революции 1917 года были упразднены символы капитализма, никто не осмелился бы на улицу выйти в традиционном котелке, его заменила кепка Ленина. Женский стиль очень сильно изменился, причем в лучшую сторону с современной точки зрения, это одобрили бы модницы из Скандинавии, женщины стали выглядеть по-деловому, особенно в 60 годах пришла мода брючные костюмы и такое подобное.

С 1970 годов началось влияние Америки, в СССР стали популярны джинсы, импортный вариант днем согнем не сыщешь, появились даже местные хиппи, но они казались совсем уж безобидными. В этот период одежда стала на удивление пестрой, если в 1960 годах люди были одеты поголовно в черные или серые пальто, то в 70 стал популярен красный, жёлтый, зеленый, синий и оранжевый цвет, особенно в женской моде, мужчины начали носить светло-серые краски. В это же время появилась мода на мужские и женские брюки клёш, узкие брюки с широкими штанинами. 1990 годы отлились модой на варёные джинсы «варёнки» и лосины.

Питание

С истема распределения важнейших товаров по карточкам была прямым следствием советской власти и шла с ней рука об руку. Возникнув еще при царе в 1916 году, она дожила до конца 1940-х с двумя краткими перерывами - в конце нэпа и перед самой войной. Но и тогда ограничения снимали лишь с продовольствия и сохраняли почти на все промышленные товары.

Карточки выдавались каждому человеку один раз в месяц в домоуправлении , полномочия которого в те времена выходили далеко за починку текущих кранов. Для получения карточек требовалось представить справки с места работы или учебы. В зависимости от этого выдавались рабочие, служащие или иждивенческие карточки с большой разницей в количестве полагающихся продуктов. Кроме того, заранее надо было оплатить коммунальные услуги и вообще не ссориться с тамошним начальством. Сами карточки были цветными листочками бумаги с печатями и вереницей мелких отрывных купонов на каждую выдачу товара.

Продовольственные карточки были двух типов: на хлеб и на остальные продукты списком, куда включались соль, сахар, крупа, мясо, рыба и пр. В двадцатых числах каждый продуктовый магазин записывал желающих отовариваться здесь в следующем месяце. Это называлось прикрепляться . Каждый имел право прикрепиться куда хочет, но потом целый месяц мог получать продукты только здесь. Прикрепив определенное число людей, магазин закрывал списки , и опоздавшие должны были идти в другое место.

Хотя набор продуктов был строго оговорен, в одном магазине они были лучше, чем в другом, и все постоянно раздумывали, куда прикрепиться в следующем месяце. Иногда какого-нибудь продукта в магазине не было, и тогда его насильно заменяли другим. Особенно страдало мясо, вместо которого зачастую предлагался яичный порошок (для омлетов). Поэтому обыватели, словно заправские игроки, придерживали карточки, изо дня в день наведываясь в свой магазин в ожидании более подходящего набора продуктов.

Продуктовые карточки отоваривались раз в несколько дней, а хлебные - ежедневно, и даже иногда можно было получить свои порции на день-два вперед. Покупатель предъявлял карточку, продавец отрезал купон и взвешивал что положено. Нормируемые продукты продавались за деньги , карточки только ограничивали их количество. Помимо карточных продуктов, магазин свободно торговал некоторыми другими, которыми сыт не будешь.

Джем и варенье (отпускавшиеся иногда вместо сахара) привозили в огромных дубовых бочках, а покупатели являлись с мисками и кастрюльками. В бочках с рассолом была селедка, в бочках с чистой водой - живая речная рыба. Вообще все, что текло, паковалась в бочки, а что сыпалось - в большие 50-килограммовые мешки. В магазинах продавали из бочек соленые огурцы, квашеную капусту, грибы соленые (грузди) и маринованные (маслята), а также моченые яблоки, клюкву и бруснику. Продуктовые склады были забиты этими гигантским бочками; при погрузке они часто бились, и тогда по всему району несло селедкой, а грузчики воровато распихивали добычу по карманам.

Баранина завозилась в магазины целыми тушами , говядина и свинина - частями туш, только чтобы поднять человеку. Они развешивались за прилавком на крюках в ожидании покупателей (я сам еще помню такой порядок). Рядом обыкновенно висела схема разделки туши , где указывались отдельные ее части (грудинка, корейка, вырез, край и пр.), которые все стоили по-разному. Говядина, баранина и свинина имели различные схемы разделки. Рядом с тушами стоял громадный пень, метровой высоты и такого же диаметра, с воткнутым в него топором, вроде как у Малюты Скуратова. Покупатель указывал пальцем, мясник снимал тушу с крюка, размахивался наотмашь и с диким хрустом костей отхватывал требуемый кусок. В мясники шли люди здоровые, с жилистыми волосатыми руками; белый передник у них всегда был заляпан запекшейся кровью. Однажды Алексей начал здороваться с мясником соседнего магазина Колей; тот был настолько этим польщен, что всегда уступал Алексею самые лакомые куски без переплаты.

Все продавалось вро злив и россыпью, поэтому человек, отправившийся в магазин без бидона или кастрюли, выглядел примерно так же, как ротозей, пришедший к колодцу без ведер. Вместо легких полиэтиленовых пакетов, какими мы сегодня пользуемся, хозяйки таскали огромные тяжелые сумки, сшитые из брезента и кожи. Ручки отрывались, бидоны и миски, уставленные внутри, расплескивались на мостовую. Некоторые отдавали предпочтение плетеным коше лкам , с крышками и без оных. Они были широкими и потому исключительно неудобными в переноске, а корявые бока норовили порвать одежду. Зато кастрюли твердо стояли на ровном дне и не съезжали в один угол. Что касается служащих, они были поголовно оснащены пузатыми "министерскими" портфелями с несколькими отделениями внутри. Удручала лишь невозможность засунуть туда кастрюлю.

Питание москвичей, с современной точки зрения, удивляло своей примитивностью. Купленные продукты по виду мало отличались от самостоятельно выращенных. Консервов и полуфабрикатов почти не производилось; во всяком случае, они редко попадали на стол. Не было ни ярких этикеток, ни полиэтиленовых упаковок, ни замороженных продуктов, ни химических добавок, удлиняющих сроки хранения. С другой стороны, никто не имел холодильников. Поэтому покупать съестное приходилось часто и понемногу. Ели картошку, вареные овощи, селедку, омлеты, супы, мясные запеканки, котлеты и пироги собственного изготовления. Мясо сначала вываривали для супа, затем вытаскивали и рубили для котлет. К блюдам щедро добавляли квашеную капусту, соленые огурцы, грибы, моченые яблоки и прочую клюкву. Рита то и дело бегала с миской в магазин за лисичками к ужину . Окончив трапезу, люди редко вставали из-за стола действительно сытыми .

Пили молоко, чай, кофейные суррогаты (например, ячменные), компоты и кисели. Чай совершенно не мыслился без варенья. В беднейших семьях приходилось выбирать между вареньем и куском сахара. К завтраку иногда покупали относительно дешевую красную икру . Тогда как черная икра считалась аристократической и мало кому была доступна.Молоко разносила по квартирам крестьянка-молочница , жившая со своей коровой в пригороде. Ираида Петровна заранее договаривалась с ней о частоте визитов и требуемом количестве молока. По утрам, гремя бидоном, она являлась у двери и отливала черпаком сколько нужно.

Поскольку карточки не обеспечивали людей даже самым необходимым, каждое предприятие полулегальным способом искало возможности подкормить своих сотрудников. Например, Наркомнефть (где работала Валентина) заключила соглашения со скотобойней и бакалейным заведением, откуда с известной периодичностью доставлялись свиные и говяжьи кости и серый, отвратительного вида кисель в бидонах.

Репрессии

В каждом доме был свой стукач, или даже несколько. Иногда их знали, но ничего не могли с ними сделать. Стукачи высматривали жизнь соседей, так сказать, изнутри , и сообщали куда следует. Помимо очевидного вреда стукачи, как ни странно, приносили окружающим немалую пользу: они оперативно докладывали о случаях мелкого воровства и хулиганства, проводили свое негласное расследование и выдавали виновного милиции, которая, не затевая волокиты, загоняла провинившегося под стол и била там сапогами. Такая воспитательная работа спасла множество человеческих судеб, раз и навсегда отваживая глупых молодых петушков от криминальной жизни.

Что касается настоящих, профессиональных уголовников, в условиях коммунальной скученности они не могли скрыть от окружающих рода своих занятий и потому даже не очень заботились о секретности. Соседи, в свою очередь, их не боялись, поскольку ни один здравомыслящий вор не совершал преступлений у себя дома. Поблизости от Лариновых обитал один сорвиголова; по утрам он иногда стучался к Ираиде Петровне, та ужасалась, но открывала дверь и делала ему срочные перевязки. Бандит рассыпался в любезностях и обещал Ираиде Петровне вечную безопасность. Однажды ночью прикатил "воронок", и больше его не видели.

Справедливо осуждая сталинские репрессии, мы как правило забываем, что около половины арестованных в те годы составляли обыкновенные уголовники. Невероятно расплодившийся при нэпе преступный мир требовал элементарного отстрела. В Чикаго полицейские уничтожали гангстеров на месте. Сталин пошел другим путем: человека с криминальным прошлым хватали безо всякого преступления, шили ему антисоветчину и ликвидировали. Можно сколько угодно осуждать эту практику с позиций "гуманизма" и "прав человека", но в считаные годы Москва очистилась до такой степени, что молодые девушки не боялись ходить по переулкам глубокой ночью. Ираида Петровна говорила, что благодарна Сталину за две вещи: твердые деньги (по сравнению с керенками ) и уничтожение ворья.

Относительно политических репрессий как таковых бытует множество небылиц, имеющих неприятное свойство перетекать из одной крайности в противоположную. В советские времена существование репрессий вовсе отрицалось. Когда же коммунистов оттеснили от власти, их преступления стали козырной картой в руках их противников. Финансируемые ими средства массовой информации раздули реальные (очень масштабные) факты до совершенно ложного впечатления, будто кроме сталинского террора в те времена ничего больше не было и граждане хронически пребывали в состоянии животного ужаса, не спя по ночам и вздрагивая от каждого шума на лестнице.

Конечно, в чисто статистическом выражении масштабы репрессий были беспрецедентными. Однако они проводились без лишнего шума и не привлекали внимания обывателей. Поздней ночью подъезжал небольшой фургончик (известный как "черный вороно к"), жильцов выводили, а дверь их комнаты опечатывали. Жильцы не чувствовали за собой вины, естественным образом надеялись, что в "органах" сидят справедливые люди, которые разберутся в этом недоразумении, и потому особого крика не поднимали. Наутро соседи шепотом делились последней новостью и не знали, что думать. Более умные остерегались высказываться, а среди прочих господствовала мысль, что без причины не накажут и что органам виднее . Такие опечатанные комнаты и квартиры были в каждом доме, хотя бы одна. Если имущество не конфисковывалось, а срок человеку давали маленький, по возвращении он заставал все свои вещи, убеленные пылью, в целости и сохранности. Другое дело, что таких людей редко оставляли в покое и через некоторое время забирали опять.

В немногих престижных зданиях, заселенных профессурой, военачальниками и пр., иногда за несколько месяцев выкашивали почти всех. Особенно этим свойством отличался печально знаменитый "Дом на набережной", где жили партийные верхушки (истреблявшие, таким образом, сами себя). От подобных домов обыватели шарахались, как от чумы. Но если человек не критиковал "линию партии", не отличался слишком знатным происхождением и не имел лакомого для других имущества , ему могла угрожать лишь трагическая случайность. "Молния не ударяет в низину", - говорили древние римляне и были правы.


Текст (с сокращениями)

Питание
Система распределения важнейших товаров по карточкам была прямым следствием советской власти и шла с ней рука об руку. Возникнув еще при царе в 1916 году, она дожила до конца 1940-х с двумя краткими перерывами - в конце нэпа и перед самой войной. Но и тогда ограничения снимали лишь с продовольствия и сохраняли почти на все промышленные товары.

Карточки выдавались каждому человеку один раз в месяц в домоуправлении, полномочия которого в те времена выходили далеко за починку текущих кранов. Для получения карточек требовалось представить справки с места работы или учебы. В зависимости от этого выдавались рабочие, служащие или иждивенческие карточки с большой разницей в количестве полагающихся продуктов. Кроме того, заранее надо было оплатить коммунальные услуги и вообще не ссориться с тамошним начальством. Сами карточки были цветными листочками бумаги с печатями и вереницей мелких отрывных купонов на каждую выдачу товара.

Продовольственные карточки были двух типов: на хлеб и на остальные продукты списком, куда включались соль, сахар, крупа, мясо, рыба и пр. В двадцатых числах каждый продуктовый магазин записывал желающих отовариваться здесь в следующем месяце. Это называлось прикрепляться. Каждый имел право прикрепиться куда хочет, но потом целый месяц мог получать продукты только здесь. Прикрепив определенное число людей, магазин закрывал списки, и опоздавшие должны были идти в другое место.

Хотя набор продуктов был строго оговорен, в одном магазине они были лучше, чем в другом, и все постоянно раздумывали, куда прикрепиться в следующем месяце. Иногда какого-нибудь продукта в магазине не было, и тогда его насильно заменяли другим. Особенно страдало мясо, вместо которого зачастую предлагался яичный порошок (для омлетов). Поэтому обыватели, словно заправские игроки, придерживали карточки, изо дня в день наведываясь в свой магазин в ожидании более подходящего набора продуктов.

Продуктовые карточки отоваривались раз в несколько дней, а хлебные - ежедневно, и даже иногда можно было получить свои порции на день-два вперед. Покупатель предъявлял карточку, продавец отрезал купон и взвешивал что положено. Нормируемые продукты продавались за деньги, карточки только ограничивали их количество. Помимо карточных продуктов, магазин свободно торговал некоторыми другими, которыми сыт не будешь.

Джем и варенье (отпускавшиеся иногда вместо сахара) привозили в огромных дубовых бочках, а покупатели являлись с мисками и кастрюльками. В бочках с рассолом была селедка, в бочках с чистой водой - живая речная рыба. Вообще все, что текло, паковалась в бочки, а что сыпалось - в большие 50-килограммовые мешки. В магазинах продавали из бочек соленые огурцы, квашеную капусту, грибы соленые (грузди) и маринованные (маслята), а также моченые яблоки, клюкву и бруснику. Продуктовые склады были забиты этими гигантским бочками; при погрузке они часто бились, и тогда по всему району несло селедкой, а грузчики воровато распихивали добычу по карманам.

Баранина завозилась в магазины целыми тушами, говядина и свинина - частями туш, только чтобы поднять человеку. Они развешивались за прилавком на крюках в ожидании покупателей (я сам еще помню такой порядок). Рядом обыкновенно висела схема разделки туши, где указывались отдельные ее части (грудинка, корейка, вырез, край и пр.), которые все стоили по-разному. Говядина, баранина и свинина имели различные схемы разделки. Рядом с тушами стоял громадный пень, метровой высоты и такого же диаметра, с воткнутым в него топором, вроде как у Малюты Скуратова. Покупатель указывал пальцем, мясник снимал тушу с крюка, размахивался наотмашь и с диким хрустом костей отхватывал требуемый кусок. В мясники шли люди здоровые, с жилистыми волосатыми руками; белый передник у них всегда был заляпан запекшейся кровью. Однажды Алексей начал здороваться с мясником соседнего магазина Колей; тот был настолько этим польщен, что всегда уступал Алексею самые лакомые куски без переплаты.

Все продавалось врозлив и россыпью, поэтому человек, отправившийся в магазин без бидона или кастрюли, выглядел примерно так же, как ротозей, пришедший к колодцу без ведер. Вместо легких полиэтиленовых пакетов, какими мы сегодня пользуемся, хозяйки таскали огромные тяжелые сумки, сшитые из брезента и кожи. Ручки отрывались, бидоны и миски, уставленные внутри, расплескивались на мостовую. Некоторые отдавали предпочтение плетеным кошелкам, с крышками и без оных. Они были широкими и потому исключительно неудобными в переноске, а корявые бока норовили порвать одежду. Зато кастрюли твердо стояли на ровном дне и не съезжали в один угол. Что касается служащих, они были поголовно оснащены пузатыми "министерскими" портфелями с несколькими отделениями внутри. Удручала лишь невозможность засунуть туда кастрюлю.

Питание москвичей, с современной точки зрения, удивляло своей примитивностью. Купленные продукты по виду мало отличались от самостоятельно выращенных. Консервов и полуфабрикатов почти не производилось; во всяком случае, они редко попадали на стол. Не было ни ярких этикеток, ни полиэтиленовых упаковок, ни замороженных продуктов, ни химических добавок, удлиняющих сроки хранения. С другой стороны, никто не имел холодильников. Поэтому покупать съестное приходилось часто и понемногу. Ели картошку, вареные овощи, селедку, омлеты, супы, мясные запеканки, котлеты и пироги собственного изготовления. Мясо сначала вываривали для супа, затем вытаскивали и рубили для котлет. К блюдам щедро добавляли квашеную капусту, соленые огурцы, грибы, моченые яблоки и прочую клюкву. Рита то и дело бегала с миской в магазин за лисичками к ужину. Окончив трапезу, люди редко вставали из-за стола действительно сытыми.

Пили молоко, чай, кофейные суррогаты (например, ячменные), компоты и кисели. Чай совершенно не мыслился без варенья. В беднейших семьях приходилось выбирать между вареньем и куском сахара. К завтраку иногда покупали относительно дешевую красную икру. Тогда как черная икра считалась аристократической и мало кому была доступна.Молоко разносила по квартирам крестьянка-молочница, жившая со своей коровой в пригороде. Ираида Петровна заранее договаривалась с ней о частоте визитов и требуемом количестве молока. По утрам, гремя бидоном, она являлась у двери и отливала черпаком сколько нужно.


Поскольку карточки не обеспечивали людей даже самым необходимым, каждое предприятие полулегальным способом искало возможности подкормить своих сотрудников. Например, Наркомнефть (где работала Валентина) заключила соглашения со скотобойней и бакалейным заведением, откуда с известной периодичностью доставлялись свиные и говяжьи кости и серый, отвратительного вида кисель в бидонах.

Репрессии


В каждом доме был свой стукач, или даже несколько. Иногда их знали, но ничего не могли с ними сделать. Стукачи высматривали жизнь соседей, так сказать, изнутри, и сообщали куда следует. Помимо очевидного вреда стукачи, как ни странно, приносили окружающим немалую пользу: они оперативно докладывали о случаях мелкого воровства и хулиганства, проводили свое негласное расследование и выдавали виновного милиции, которая, не затевая волокиты, загоняла провинившегося под стол и била там сапогами. Такая воспитательная работа спасла множество человеческих судеб, раз и навсегда отваживая глупых молодых петушков от криминальной жизни.

Что касается настоящих, профессиональных уголовников, в условиях коммунальной скученности они не могли скрыть от окружающих рода своих занятий и потому даже не очень заботились о секретности. Соседи, в свою очередь, их не боялись, поскольку ни один здравомыслящий вор не совершал преступлений у себя дома. Поблизости от Лариновых обитал один сорвиголова; по утрам он иногда стучался к Ираиде Петровне, та ужасалась, но открывала дверь и делала ему срочные перевязки. Бандит рассыпался в любезностях и обещал Ираиде Петровне вечную безопасность. Однажды ночью прикатил "воронок", и больше его не видели.


Справедливо осуждая сталинские репрессии, мы как правило забываем, что около половины арестованных в те годы составляли обыкновенные уголовники. Невероятно расплодившийся при нэпе преступный мир требовал элементарного отстрела. В Чикаго полицейские уничтожали гангстеров на месте. Сталин пошел другим путем: человека с криминальным прошлым хватали безо всякого преступления, шили ему антисоветчину и ликвидировали. Можно сколько угодно осуждать эту практику с позиций "гуманизма" и "прав человека", но в считаные годы Москва очистилась до такой степени, что молодые девушки не боялись ходить по переулкам глубокой ночью. Ираида Петровна говорила, что благодарна Сталину за две вещи: твердые деньги (по сравнению с керенками) и уничтожение ворья.

Относительно политических репрессий как таковых бытует множество небылиц, имеющих неприятное свойство перетекать из одной крайности в противоположную. В советские времена существование репрессий вовсе отрицалось. Когда же коммунистов оттеснили от власти, их преступления стали козырной картой в руках их противников. Финансируемые ими средства массовой информации раздули реальные (очень масштабные) факты до совершенно ложного впечатления, будто кроме сталинского террора в те времена ничего больше не было и граждане хронически пребывали в состоянии животного ужаса, не спя по ночам и вздрагивая от каждого шума на лестнице.


Конечно, в чисто статистическом выражении масштабы репрессий были беспрецедентными. Однако они проводились без лишнего шума и не привлекали внимания обывателей. Поздней ночью подъезжал небольшой фургончик (известный как "черный воронок"), жильцов выводили, а дверь их комнаты опечатывали. Жильцы не чувствовали за собой вины, естественным образом надеялись, что в "органах" сидят справедливые люди, которые разберутся в этом недоразумении, и потому особого крика не поднимали. Наутро соседи шепотом делились последней новостью и не знали, что думать. Более умные остерегались высказываться, а среди прочих господствовала мысль, что без причины не накажут и что органам виднее. Такие опечатанные комнаты и квартиры были в каждом доме, хотя бы одна. Если имущество не конфисковывалось, а срок человеку давали маленький, по возвращении он заставал все свои вещи, убеленные пылью, в целости и сохранности. Другое дело, что таких людей редко оставляли в покое и через некоторое время забирали опять.

В немногих престижных зданиях, заселенных профессурой, военачальниками и пр., иногда за несколько месяцев выкашивали почти всех. Особенно этим свойством отличался печально знаменитый "Дом на набережной", где жили партийные верхушки (истреблявшие, таким образом, сами себя). От подобных домов обыватели шарахались, как от чумы. Но если человек не критиковал "линию партии", не отличался слишком знатным происхождением и не имел лакомого для других имущества, ему могла угрожать лишь трагическая случайность. "Молния не ударяет в низину", - говорили древние римляне и были правы.