Бугров Николай Александрович. Малиновский скит. Купцы бугровы. Человек с большой буквы

XVIII–XX век

Род хлебопромышленников Бугровых ведет начало от старообрядческой семьи купцов, вышедших из удельных крестьян Семеновского уезда. Фамилия «Бугров» закрепилась за первым известным членом этой семьи Петром Егоровичем. История фамилии такова: семья жила в деревне Попово на реке Линде, дом стоял на бугре, отсюда и пошла традиция звать членов семьи Бугровыми.

Первый известный представитель рода – Петр Егорович Бугров (1785–1859 годы) начал активную хлебную торговлю на Нижегородской ярмарке в начале XIX века. Начиная с 1829 года им были арендованы 4 мельницы на реке Линде. В дальнейшем их число увеличилось. Бугрова не пугал тот факт, что почти все мельницы, которые он снимал, находились в плачевном полуразрушенном состоянии. Он увеличивал производительность путем ремонта и грамотной модернизации. Эти мельницы были предназначены строго для переработки ржи. «Матушка рожь кормит всех дураков сплошь, а пшеничка по выбору», – любил приговаривать делец. Он делал ставку на более дешевую ржаную муку, тогда как производители пшеничной муки часто не могли распродать весь объем заготовленной продукции, так как она была доступна далеко не каждому в России.

Наибольшую известность П.Е. Бугрову принесла его деятельность в качестве умелого строительного подрядчика. В то время наиболее прибыльными считались строительные работы на ярмарках, так как они были стабильны и хорошо оплачивались. И Бугров активно включился в процесс освоения строительного рынка. Таким образом, на конец 1850-х годов он смог скопить миллионное состояние.

В 1856 году умерла жена Петра Егоровича Бугрова. После этого он передал по наследству все свои дела сыну Александру. Сам Бугров-старший вернулся в деревню Попово, где начал заниматься сельским хозяйством и благотворительностью. Среди прочего он принимал участие в ремонте Главного ярмарочного дома, кроме того, на его средства и под его руководством был выстроен доходный дом, в котором потом размещался городской театр.

Александр Петрович Бугров (1809–1883 годы) начал с модернизации мельниц своего отца. Технические возможности позволяли сделать процесс обработки зерна более продуктивным. Под руководством Александра деревянные водяные колёса были заменены на водяные турбины. Впоследствии к этим турбинам были добавлены паровые двигатели, которые давали возможность перерабатывать зерно круглый год.

Бугровым-младшим также были поставлены две мощные мельницы на новом месте, на реке Сейме. Благодаря этому ему удалось существенно расширить мукомольное производство отца. В результате этих преобразований и введения в оборот продукции с новых мельниц нижегородская ярмарка стала играть еще большую роль в реализации бакалейной продукции бугровской фирмы.

В 1880-х годах Александр Бугров и его сын Николай построили на свои средства муниципальный ночлежный дом для людей, прибывавших в Нижний Новгород на заработки. Это дом был рассчитан на внушительное количество постояльцев и мог вместить 840 человек.

Александр Бугров вслед за отцом активно занимался благотворительностью. При нем началось строительство так называемого Вдовьего дома на 160 вдов с детьми, которое завершил его сын. Это было огромное, на 300 квартир, здание, предназначенное для поселения исключительно вдов и сирот. Бугров прекрасно оборудовал в нём начальную школу.

Его сын, Николай Александрович Бугров, был, по свидетельствам современников, необыкновенным человеком. «Миллионер, крупный торговец хлебом, владелец паровых мельниц, десятка пароходов, флотилии барж, огромных лесов, – Н. А. Бугров играл в Нижнем и губернии роль удельного князя», – писал Максим Горький в очерке «Н.А. Бугров».

Вслед за дедом и отцом Николай внимательно следил за техническими новшествами и изменениями. Поэтому под его руководством в доставшееся ему в наследство от отца и деда дело по производству муки он внедрил новый для того времени вальцовый способ помола. Мельницы Бугрова в отличие от других мельниц тех лет уже имели паровые двигатели вместо водяного привода, что позволяло повышать их производительность. Кроме обычных зерновых культур, таких как рожь, на них перерабатывались и бобовые культуры.

Мука с этих мельниц продавалась не через посредников, а напрямую. Ее можно было приобрести на специально оборудованных перевалочных пунктах Нижнего Новгорода и сёлах губернии: Павлово, Ворсма, Богородск. Для транспортировки хлеба по Волге Бугров содержал целый флот барж и пароходов, о которых и писал Горький.

Огромной удачей и одновременно признанием качества продукции стало для Бугрова получение в 1896 году права поставлять хлеб для русской армии.

На вопросы о богатстве купец приговаривал: «Помилуйте, велики ли мои делишки, велики ли мои мельчонки? Клюю по зернышку, на хлеб только себе и сестре достаю». К слову сказать, в то время его капитал составлял около восьми миллионов.

Купец принимал участие в строительстве в Нижнем Новгороде системы водопровода, забиравшем воду из реки Оки. Стоит отметить, что использование его было бесплатно, и горожанам он прослужил вплоть до 1988 года. Николай Бугров считался одним из самых крупных домовладельцев в старом Нижнем Новгороде. Он инвестировал немалые деньги в градостроительство, а часть своего дохода регулярно выделял на содержание ночлежного дома для малоимущих, построенного его отцом. Также Бугров довел до конца строительство в Нижнем Новгороде Вдовьего дома и выстроил здание Волжско-Камского банка. Кроме того купец профинансировал строительство здания Городской думы на Благовещенской площади.

Помощь Николая Бугрова была всегда адресной и действительной. В кухне его дома на Нижневолжской набережной всегда стояла хохломская плошка, из которой он давал деньги просителям. Во голодные годы (1891–1892 годы) он продал губернской Продовольственной комиссии весь закупленный хлеб по заготовительной цене – 1 руб. 28 коп. за пуд, не получив при этом никакой прибыли. Другие нижегородские помещики в то время цену снижать не стали и держали ее на уровне 1 руб. 60 коп.

Бугров по факту являлся светским лидером беглопоповской старообрядческой общины Нижнего Новгорода.

До 45 % своего дохода Бугров ежегодно тратил на благотворительность. В общей сложности за свою жизнь он раздал милостыни на сумму порядка 10 млн рублей.

«Дай-ко мне ты власть, – говорил он, прищурив здоровый глаз до тонкости ножового лезвия, – я бы весь народ разбередил, ахнули бы и немцы и англичане! Я бы кресты да ордена за работу давал – столярам, машинистам, трудовым, чёрным людям. Успел в своём деле – вот тебе честь и слава! Соревнуй дальше. А что, по ходу дела, на голову наступил кому-нибудь – это ничего! Не в пустыне живём, не толкнув – не пройдёшь! Когда всю землю поднимем да в работу толкнем – тогда жить просторнее будет», – писал Максим Горький.

За свою жизнь Бугров был женат три раза, однако к сорока годам успел похоронить всех своих жен. Трое его детей умерли еще будучи младенцами. После этого вдовец боялся заводить семью. Наверное, это стало причиной его дальнейшего поведения. Николай Бугров широко использовал догмат раскольничьего вероучения, что «блуд не грех, а испытание Божие». Встав на такую позицию, он начал искать женщин на время. Посещая подопечные скиты, он там выбирал себе девушку. После избранница переселялась к нему в дом «для услужения». Прихоть и похоть обычно проходили через один-два месяца. Связь редко длилась полгода и никогда больше. Разонравившейся наложнице выбирался муж из числа многочисленных приказчиков или баржевых матросов. Молодоженам Бугров за свой счет строил домик на Линде или Сейме. Эти домики все были на одно лицо – голубого цвета, с тремя окнами, палисадником и кустами белой сирени. Число домиков росло, и впоследствии досужие люди подсчитали, что число их перевалило за три десятка.

Умер Бугров в возрасте 74 лет. В городе ему устроили почетные похороны, провожали его всем городом. Среди толпы многие искренне плакали.

Из книги Бизнес по еврейски с нуля автора Абрамович Михаил Леонидович

Из книги Насилие и социальные порядки автора Норт Дуглас

Зрелые естественные государства: Франция и Англия в XVI, XVII и XVIII столетиях Предыдущая часть была посвящена церкви, поскольку в правовой и политической обстановке средневековой Европы организационные изменения в структуре церкви мгновенно переносились на все общество.

Из книги Деньги, банковский кредит и экономичские циклы автора Уэрта де Сото Хесус

Из книги Психология победы [Секреты подготовки олимпийских чемпионов и преуспевающих бизнесменов, или 24 часа в твою пользу] автора Кутовая Елена Ивановна

Из книги Выбор автора Мандино Ог

Из книги Русские предприниматели. Двигатели прогресса автора Мудрова Ирина Анатольевна

Из книги Как стать волшебником продаж: Правила привлечения и удержания клиентов автора Фокс Джеффри Дж.

Мосоловы XVIII век Максим Перфильевич, Алексей Перфильевич, Иван Меньшой Перфильевич и Иван Большой Перфильевич – знаменитые в свое время граждане Тулы, промышленники и купцы Мосоловы. Все они были профессиональными оружейниками, мануфактуристами, а также купцами. От

Из книги автора

Прохоровы XVIII век – начало XX века Иван Прохорович Прохоров принадлежал крестьянскому сословию. Он был закреплен на земле, принадлежащей Троице-Сергиевскому посаду. Иван Прохоров служил при самом Московском митрополите. Обычно около монастырей селились ремесленники,

Николай Александрович Бугров (1837-1911) - крупнейший нижегородский купец, хлебопромышленник, финансист, домовладелец, меценат и благотворитель. Происходил из старообрядческой купеческой семьи, ведущей род из удельных крестьян Семёновского уезда.

Модернизировал производство муки, внедрив вальцовый способ помола. С 1896 года получил право поставлять хлеб для русской армии. Для перевозки хлеба по Волге Бугровым содержался целый флот барж и пароходов.

Бугров был фактически светским лидером Беглопоповской старообрядческой общины Нижнего Новгорода.

Практически всё производство старообрядческих листовок находилось в руках Бугрова.

Н. А. Бугрову посвящён один из биографических очерков М. Горького («Н. А. Бугров»), методы управления бизнесом Бугрова ставил в пример И. В. Сталин.

Благотворительность.

Бугров много времени и средств уделял благотворительности, строительству богаделен, ночлежных домов и т. п. Считается, что за свою жизнь он только милостыни раздал около 10 млн руб.

Николай Бугров был крупнейшим домовладельцем старого Нижнего Новгорода. Он вкладывал значительные средства в городское строительство, часть дохода от которого регулярно шла на содержание ночлежного дома для босяков, выстроенного его отцом. Кроме того, Бугров завершил начатое отцом строительство в Нижнем Новгороде «Вдовьего дома», выстроил здание Волжско-Камского банка (ул. Рождественская, 27), профинансировал строительство здания Городской думы на Благовещенской площади (в настоящее время - Дворец труда, ул. Б. Покровская, 1).

Ежегодно на благотворительность Бугров выделял 45 % чистого дохода:

15 % на содержание городецкой молельной и училища для детей старообрядцев

30 % погорельцам, бедным

5 % престарелым рабочим и служащим

50 % на нужды фирмы

Погорельцам жертвовал по 5 рублей, а ближним строил дома и дарил лошадь или корову.

При его участии в Нижнем Новгороде был построен водопровод. Пользование им было бесплатным.

Источником воды служила река Ока. Водопровод прослужил вплоть до 1988 года.

Мельницы Бугрова, в отличие от других мельниц того времени, имели паровые двигатели вместо водяного привода, что позволяло повысить их производительность. На них перерабатывались бобовые и зерновые культуры.

Муку с этих мельниц можно было приобрести непосредственно у них, на перевалочных пунктах Нижнего Новгорода и сёлах губернии: Павлово, Ворсма, Богородск.

Быт Бугрова Н. А. не отличался дороговизной и изобилием. Стены дома были оклеены дешёвыми обоями. На стенах были картины религиозного содержания. Красные углы комнат были с иконами без обкладов.

Обычными блюдами были щи и каша, в пост - горох.

Одежда:

Кафтан, козловые сапоги, картуз (и зимой и летом).

Родственники:

дед - Бугров, Пётр Егорович

отец - Бугров, Александр Петрович

Портрет хлебопромышленника Н.А. Бугрова н. XX в.

Дом Бугова, до перестройки. Второй этаж арендовал театр. нач. 1890-х

Вид внутри дома Бугрова Н. А.

Государственная дума. Вид внутри здания

Ночлежный дом Н. А. Бугрова на Скобе

Добро пожаловать!

Вы находитесь на главной странице Энциклопедии Нижнего Новгорода - центральном справочном ресурсе региона, выходящем при поддержке общественных организаций Нижнего Новгорода .

В настоящий момент Энциклопедия представляет собой описание региональной жизни и окружающего её внешнего мира с точки зрения самих нижегородцев. Здесь Вы свободно можете публиковать материалы информационного, коммерческого и личного характера, создавать удобные ссылки вида и вносить свое мнение в большинство существующих текстов. Особое внимание редакция Энциклопедии уделяет авторитетным источникам – сообщениям влиятельных, информированных и успешных нижегородских персон .

Приглашаем ввести больше нижегородской информации в Энциклопедию, стать экспертом , и, возможно, одним из администраторов .

Принципы Энциклопедии:

2. В отличии от Википедии, в Нижегородской Энциклопедии может быть информация и статья про любое, даже самое малое нижегородское явление. Кроме того не требуется наукообразность, нейтральность и тому подобное.

3. Простота изложения и естественный человеческий язык – основа нашего стиля и всячески приветствуется, когда помогают донести правду. Статьи энциклопедии призваны быть понятными и приносить практическую пользу.

4. Допускаются разные и взаимоисключающие точки зрения. Про одно и то же явление можно создавать разные статьи. Например – положение дел на бумаге, в реальности, в народном изложении, с точки зрения определенной группы лиц.

5. Аргументированное народное слово имеет всегда приоритет над административно-канцелярским стилем.

Читайте основные положения

Приглашаем вас написать статьи – о нижегородских явлениях в которых вы по вашему мнению разбираетесь.

Статус проекта

Нижегородская энциклопедия является полностью независимым проектом. ЭНН финансируется и поддерживается исключительно частными лицами и развивается активистами, на некоммерческой основе.

Официальные контакты

Некоммерческая Организация «Открытая Нижегородская Энциклопедия » (самопровозглашенная организация)

April 23rd, 2013

Проект на строительство каменного, двухэтажного флигеля по красной линии Нижневолжской набережной (бывшей Нижнее - Окской набережной), был заказан нижегородским купцом Н.А.Бугровым в июле 1888 года. Автор проекта архитектор Н.Д.Григорьев. На проекте имеется размашистая подпись Бугрова: «По сему чертежу строица желаю. Нижегородский купец Николай Александрович Бугров».

Дом Н.А. Бугрова в городской усадьбе на Нижнем базаре расположен в исторической части города Нижнего Новгорода недалеко от Речного вокзала. Фасад северной части двухэтажного здания с главным входом ориентирован на Нижневолжскую набережную. Эта часть здания бывшей конторы запроектирована в стиле эклектики. Северный фасад оштукатурен терразитовой штукатуркой и имеет сложную пластику фасада. Западная часть здания формирует внутриквартальную застройку. Западный, южный и восточные фасады не оштукатурены и не имеют сложных декоративных элементов. Все здание построено из кирпича, крыша скатная вальмовая, кровля железная по деревянной обрешетке.
Основные габариты плана главного северного крыла здания - 33,5 х 17,8 м; западного крыла здания - 17,4 х 12,3 м.

Николай Александрович Бугров (1838 - 1911г.) - самый крупный промышленник-финансист и домовладелец Нижегородской губернии конца XIX - начала XX века, меценат и благотворитель, родился в Нижнем Новгороде и стал продолжателем дела, начатого дедом, Петром Егоровичем, и отцом, Александром Петровичем, основателем нижегородского предпринимательского рода.

Нижегородское старообрядчество связано с одной из самых известных купеческих фамилий России - династией Бугровых. Самой колоритной фигурой Нижегородского купечества являлся Николай Александрович Бугров - старообрядец - беглопоповец. В известном произведении "В лесах" Мельникова-Печерского под именем Максима Потапова был изображен его отец. Н.А.Бугров был негласным лидером нижегородской буржуазии, "коноводом" самой большой на Нижегородчине. Его влияние вышло далеко за пределы губернии. Он открыто поддерживал тайные сектантские скиты в лесах Керженца и на Иргизе. Бугров вообще являлся не только деятельным защитников сектантства, но и крепким столпом, на который опиралось "древнее благочестие " Поволжья, Приуралья, и даже некоторой части Сибири.

К началу XX века Н.А. Бугров полностью застроил дедовскую городскую усадьбу на Нижневолжской набережной. Формирование комплекса зданий усадьбы началось с возведения каменного двухэтажного флигеля со службами, проект которого был утвержден в 1888 году Нижегородской Городской Управой, а его строительство было завершено в 1889 году. Дом Н.А. Бугрова является примером архитектуры доходного дома и представляет собой единый комплекс конторских, жилых и складских зданий. Он является памятником архитектуры эклектики концаXIX - начала XX.

Н.А. Бугров - почетный гражданин города Нижнего Новгорода, потомственный почетный гражданин, 1-ой гильдии купец, мануфактур, советник, гласный Государственной Думы, нижегородских губернского и уездного земских собраний, вероисповедания православного старообрядческого приемлющего священство. Имел четыре ордена (Св. Анны 2-ой и 3-ей степени, Св. Станислава 3-ей степени, Св. Владимира 4-ой степени) и четыре медали (золотая с надписью «за усердие» на Станиславской ленте для ношения на шее; две серебряные - в память освящения Храма Христа Спасителя в Москве для ношения в петлице, в память коронования Государя Императора Николая II для ношения в петлице на Андреевской ленте; бронзовая - в память коронования Государя Императора Александра III на Александровской ленте для ношения в петлице…).

Он вкладывал огромные средства в городское строительство. Завершил строительство «Вдовьего дома», профинансировал строительство Городской Думы, выстроил здание с помещениями для Волжско-Камского банка и целый ряд доходных домов.

По проекту предполагалось построить несколько примыкавших друг к другу каменных зданий, образующих комплекс сложной конфигурации в плане, а именно: двухэтажное здание конторы (вдоль Нижневолжской набережной), одноэтажное здание склада (вдоль Козьмодемьянского переулка), к которому с восточной стороны примыкало жилое здание. С южной стороны комплекс завершало здание со складскими помещениями и службами. Каждое здание имело свое собственное архитектурное решение. Главное северное крыло здания имело коридорную планировочную структуру с равными по площади помещениями, расположенными симметрично относительно коридора. Парадный вход с лестницей примыкал с восточной стороны и был немного заглублен относительно фасадной плоскости, имеющей двухъярусное членение.

Н.А.Бугров был вдовцом и не оставил наследников. После его кончины в 1911 году, домом владела его незамужняя сестра Зиновея. В 1914 году, при неясных обстоятельствах, владельцем дома стал граф Порше. 1914 годом можно датировать перепланировку особняка и значительные изменения всего архитектурного облика здания. Во время ремонта крайняя восточная ось главного фасада со стороны набережной была перестроена под главный вход с парадной лестницей и оформлена в виде портика.

Главный северный фасад здания, обращенный на Нижневолжскую набережную, до сегодняшнего дня сохранил свой исторический облик. Восточный, южный и западный фасады (без сложных декоративных элементов) частично утратили исторический облик в процессе ремонтных работ и перестройки.

Оконные проемы первого яруса выполнены в виде шести арок, на втором этаже оконные проемы прямоугольной формы расположены попарно над арками.

Общая композиция северного фасада имеет ассиметричное решение. В формировании пластики стены применена сложная метрическая закономерность, в декоративной отделке фасада использовалась тема классицизма.

В северной части здания перепланировка носила незначительный фрагментарный характер, и большая часть помещений сохранила исторические интерьеры и инженерные конструкции. В ходе перепланировок западной части здания, расположенной вдоль Нежинского переулка, исторические интерьеры были полностью утрачены, а сохранились внешние и внутренняя продольная несущая стена, разделяющая здание на две части - жилую и нежилую (последняя входит в границы памятника).

В некоторых помещениях первого этажа западной части северного крыла здания устроены подвесные потолки. Печь на площадке главной лестнице облицована современным материалом и служит конструкцией для установленного на ней зеркала.

Лестница в коридоре первого этажа заменена новой, а пространство коридора частично расширено, перегородки заменены и передвинуты.

В помещениях с южной стороны и в помещении библиотеки (с северной стороны рядом с парадной лестницей) устроены антресоли.
Сейчас в здании находится детская художественная школа №1, поэтому интерьеры соответственные.

В просторных студиях занимаются дети

На стенах коридора развешены фотографии старого Нижнего.

После перепланировки графа Порше в 1914 году, в центральной части второго этажа были снесены перегородки и выстроен парадный зал.

Помещения, расположенные вдоль главного фасада, объединены двупольными дверями, расположенными на одной оси. Полы выложили паркетом из дуба. Были установлены два изразцовых камина с богатым лепным декором. К сожалению, изразцы каминов не сохранились и сейчас они облицованы обыкновенной белой кафельной плиткой.

Но остались люстры начала ХХ века.

Полы лестничных площадок были выложены метлахской плиткой, частично сохранившейся до наших дней. Интерьеры первого и второго этажа получили лепной декор.

Наиболее богато был декорирован потолок вестибюля лестничной клетки. До наших дней сохранились тянутые карнизы по периметру плоских потолков в помещениях первого и второго этажа и лепной потолочный декор.

На второй этаж ведет просторная лестница с великолепными витражами (которые, к сожалению, очень плохо получились на моих фотографиях).

После 1917 года, в здании, расположенном на набережной у многочисленных причалов, располагались конторы, связанные с деятельностью Волжского пароходства. По обрывку газеты с требованием расстрела «предателя Бухарина», найденному в 1989 году и служившему подстилкой для паркета первого этажа, можно предположить, что в 1936 - 1938 годах был проведен ремонт здания с многочисленными перепланировками первого этажа и частично второго.

Первый этаж получил центральный коридор с остекленным верхом. Боковые помещения были разгорожены временными перегородками.

Помещения первого этажа, расположенные по Нежинскому переулку были превращены в склады для посуды из буфетов экскурсионных судов. В начале 60-х годов прошлого века в здание вселилась вечерняя школа рабочей молодежи, а затем межшкольный производственный комбинат. Появилось дополнительное оборудование и временные стены.

Пластичные фундаменты из красного кирпича на известковом растворе, опирающиеся на дубовые сваи, сумели выдержать дополнительную нагрузку, но получили значительную деформацию. Началось разрушение фасада и частичное обрушение потолков. Паркетные полы были закрашены суриком. Камины утратили часть изразцов. Топочные отверстия были заложены кирпичом. Здание в значительной степени утратило свой архитектурный облик и стало непригодным для эксплуатации.

В 1987 году особняк Бугрова был передан детской художественной школе № 1. В 1988 - 1991 годах был произведен капитальный ремонт, в значительной мере вернувший зданию его первоначальный облик знакомый нам по фотографиям Нижегородского фотохудожника М.П.Дмитриева.

Многое еще предстоит выполнить для того, чтобы дом Бугрова - прекрасный образец здания, выстроенного в духе эклектики с сочетанием декоративных приемов барокко и классицизма - предстал перед нами во всем своем великолепии.

Дом Н.А. Бугрова является объектом культурного наследия регионального значения. Этот памятник архитектуры - один из лучших примеров эклектики в архитектуре зданий контор конца XIX - начала XX века. Объект входит в состав комплекса городской усадьбы Н.А. Бугрова, последнего представителя нижегородского предпринимательского рода Бугровых, внесшего значительный вклад в историю развития города Нижнего Новгорода.

Ночлежный дом на 840 человек.
Улица Рождественская, дом 2. (1883г.)

Пожертвовал деньги на
строительство городского водопровода.

Пожертвовал деньги, совместно с другими
нижегородскими предпринимателями, на
строительство Мариинского
бесплатного родильного дома.
(ныне Роддом №1 на улице Варварской). 1884г.

Здание Городской управы (Дворец Труда)
на Благовещенской площади
(ныне площадь Минина и Пожарского). 1890г.

“Вдовий дом” на 160 вдов с детьми. Площадь Лядова. (1887г.)

Типы старообрядцев.

Николай Александрович Бугров.

Дом Рукавишникова.

А.М. Горький с сыном.

Внутренний вид Ночлежного Дома имени Н.А. Бугрова.

Дом, в котором жил А.М. Горький во время событий описываемых в очерке. (ныне Музей квартира Алексея Максимовича Горького. Расположен по адресу: г. Н. Новгород, улица Семашко, дом 19).

Бугров (в центре) в окружении старообрядцев. (фото, предположительно, выполнено в интерьере школы).

Спуск к реке у Сафоновской площади. Стрелкой обозначен дом Бугрова (ныне здание школы).

В.И. Суриков. “Боярыня Морозова”. Этюд к картине.

Французская художница- Роза Бонёр.

Вид на место слияния Волги и Оки. Нижний Новгород.

Выход императора Николая II и императрицы из Спасо-Преображенского собора в Нижегородском кремле. 1896 г.

В. А. Серов - Портрет Николая II.

Вид на нагорную часть Нижнего Новгорода. Часть панорамы. 1900 г.

Вид на Нижневолжскую набережную. Конец XIX в.

Городской голова Нижнего Новгорода Д.В.Сироткин.

Дом Сироткина на Верхневолжской набережной. (ныне здание художественного музея).

Волжские босяки.

У Волжской пристани.

Монахини на паперти.

Похороны А.Н. Бугрова. Похоронная процессия у здания Городской управы. 1911г.

Николай Александрович
Бугров (1837-1911)
оставил заметный след в истории
Нижнего Новгорода.
Продолжатель дела своего отца,
А. Бугрова, он нажил огромное
состояние, став одним из богатейших
людей России.
Пытливый ум, предприимчивость,
неутомимая жажда деятельности
причудливым образом соединились в нем
с тягой к общественной деятельности,
религиозностью, желанием улучшить
материальное положение
своих работников.
Личная его жизнь сложилась неудачно,
и он не оставил после себя наследников.
Его наследником стал Нижний Новгород
и все мы - его жители.
Мы живем в построенных Бугровым
домах, работаем в них, учимся, мы
пользуемся ими по какому-то смутному, темному праву и содержим их порою в полном небрежении,
не понимая и не переживая свое состояние как наследников чьего-то труда и упорства.

Дома, построенные и подаренные Н.А. Бугровым Нижнему Новгороду:

Учредил в городе Семёнове
степендию “Крестьянскому мальчику,
имеющему выдающиеся способности”.

Первым её получил ученик школы
села Хахалы- Николай Воробьёв, в 1912г.

И многое другое...

Более полное представление о личности
Н.А. Бугрова можно получить из очерка
А.М. Горького «Купец Бугров», написанного в 1919 году и опубликованного в 1923 году.
Очерк дается в сокращении.

Миллионер, крупный торговец хлебом, владелец паровых мельниц, десятка пароходов, флотилии барж, огромных лесов, - Н. А. Бугров играл в Нижнем и губернии роль удельного князя. Старообрядец "беспоповского согласия", он выстроил в поле, в версте расстояния от Нижнего, обширное кладбище, обнесённое высокой, кирпичной оградой, на кладбище - церковь и "скит", - а деревенских мужиков наказывали годом тюрьмы по 103 статье "Уложения о наказаниях уголовных" за то, что они устраивали в избах у себя тайные "молельни". В селе Поповке Бугров возвёл огромное здание, богадельню для старообрядцев, - было широко известно, что в этой богадельне воспитываются сектанты-"начётники". Он открыто поддерживал тайные сектантские скиты в лесах Керженца и на Иргизе и вообще являлся не только деятельным защитником сектантства, но и крепким столпом, на который опиралось "древлее благочестие" Поволжья, Приуралья и даже некоторой части Сибири.

Глава государственной церкви, нигилист и циник Константин Победоносцев, писал - кажется в 1901 году - доклад царю о враждебной, антицерковной деятельности Бугрова, но это не мешало миллионеру упрямо делать своё дело. Он говорил "ты" взбалмошному губернатору Баранову, и я видел, как он, в 96 году, на всероссийской выставке, дружески хлопал по животу Витте и, топая ногою, кричал на министра двора Воронцова.
Был он щедрым филантропом: выстроил в Нижнем хороший ночлежный дом, огромное, на 300 квартир, здание для вдов и сирот, прекрасно оборудовал в нём школу, устроил городской водопровод, выстроил и подарил городу здание для городской думы, делал земству подарки лесом для сельских школ и вообще не жалел денег на дела "благотворения". Дед мой сказывал мне, что отец Бугрова "разжился" фабрикацией фальшивых денег, но дед обо всех крупных купцах города говорил как о фальшивомонетчиках, грабителях и убийцах. Это не мешало ему относиться к ним с уважением и даже с восторгом. Из его эпических повестей можно было сделать такой вывод: если преступление не удалось - тогда это преступление, достойное кары; если же оно ловко скрыто - это удача, достойная хвалы.
Говорили, что Мельников-Печерский "В лесах" под именем Максима Потапова изобразил отца Бугрова; я так много слышал плохого о людях, что мне было легче верить Мельникову, а не деду. О Николае Бугрове рассказывали, что он вдвое увеличил миллионы отца на самарском голоде начала восьмидесятых годов.Обширные дела свои Бугров вёл сам, единолично, таская векселя и разные бумаги в кармане поддевки. Его уговорили завести контору, взять бухгалтера; он снял помещение для конторы, богато и

Солидно обставил его, пригласил из Москвы бухгалтера, но никакихдел и бумаг конторе не передал, а на предложение бухгалтера составить инвентарь имущества задумчиво сказал, почёсывая скулу:

Это - большое дело! Имущества у меня много, считать его - долго! Просидев месяца три в пустой конторе без дела, бухгалтер заявил, что он не хочет получать деньги даром и просит отпустить его.

Извини, брат! - сказал Бугров. - Нет у меня времени конторой заниматься, лишняя она обуза мне. У меня контора вся тут.

И, усмехаясь, он хлопнул себя ладонью по карману и по лбу.

Я часто встречал этого человека на торговых улицах города: большой, грузный, в длинном сюртуке, похожем ни поддевку, в ярко начищенных сапогах и в суконном картузе, он шёл тяжёлой походкой, засунув руки в карманы, шёл встречу людям, как будто не видя их, а они уступали дорогу ему не только с уважением, но почти со страхом. На его красноватых скулах бессильно разрослась серенькая бородка мордвина, прямые, редкие волосы её, не скрывая маленьких ушей, с приросшими мочками, и морщин на шее, на щеках, вытягивали тупой подбородок, смешно удлиняя его. Лицо - неясное, незаконченное, в нём нет ни одной черты, которая, резко бросаясь в глаза, навсегда оставалась бы в памяти. Такие неуловимые, как бы нарочито стёртые, безглазые лица часто встречаются у людей верхнего и среднего Поволжья, - под скучной, неопределённой маской эти люди ловко скрывают свой хитрый ум, здравый смысл и странную, ничем необъяснимую жестокость.

Каждый раз, встречая Бугрова, я испытывал волнующее, двойственное чувство - напряжённое любопытство сочеталось в нём с инстинктивною враждой.

Почти всегда я принуждал себя вспоминать "добрые дела" этого человека, и всегда являлась у меня мысль:

"Странно, что в одном и том же городе, на узенькой полоске земли могут встречаться люди столь решительно чуждые друг другу, как чужды я и этот "воротило". Мне сообщили, что будто, прочитав мою книжку "Фома Гордеев", Бугров оценил меня так: - Это - вредный сочинитель, книжка против нашего сословия написана. Таких - в Сибирь ссылать, подальше, на самый край...

Но моя вражда к Бугрову возникла за несколько лет раньше этой оценки; её воспитал ряд таких фактов: человек этот брал у бедняков родителей дочь, жил с нею, пока она не надоедала ему, а потом выдавал её замуж за одного из сотен своих служащих или рабочих, снабжая приданым в три, пять тысяч рублей, и обязательно строил молодожёнам маленький, в три окна, домик, ярко окрашенный, крытый железом. В Сейме, где у Бугрова была огромная паровая мельница, такие домики торчали на всех улицах. Новенькие, уютные, с цветами и кисейными занавесками на окнах, с зелёными или голубыми ставнями, они нахально дразнили людей яркостью своих красок и как бы нарочито подчёркнутым однообразием форм.

Ко мне пришла женщина, возбуждённая почти до безумия, и сказала: её близкий друг заболел в далёкой ссылке, у Полярного круга. Она должна немедля ехать к нему, нужны деньги. Я знал, что речь идёт о человеке недюжинном, но у меня не было крупной суммы, нужной на поездку к нему. Я пошёл к чудаковатому богачу Митрофану Рукавишникову…

В полумраке кабинета, тесно уставленного мебелью из рога техасских быков, в глубоком кресле, сидел, окутав ноги пледом, горбун с лицом подростка; испуганно глядя на меня тёмными глазами,он молча выслушал просьбу дать мне денег взаём и молча протянул двадцать пять рублей. Мне было нужно в сорок раз больше. Я молча ушёл.

Дня три бегал по городу, отыскивая деньги, и, случайно встретив Зарубина, спросил: не поможет ли он мне? - А ты проси у Бугрова, этот даст! Едем к нему, он на бирже в сей час!

Поехали. В шумной толпе купечества я тотчас увидал крупную фигуру Бугрова, он стоял, прислонясь спиною к стене, его теснила толпа возбуждённых людей и вперебой кричала что-то, а он изредка, спокойно и лениво говорил:

Нет. И слово это в его устах напоминало возглас "цыц!", которым укрощают лай надоевших собак.

Вот - самый этот Горький, - сказал Зарубин, бесцеремонно растолкав купечество. С лица, измятого старостью, на меня недоверчиво и скользко взглянули маленькие, усталые глазки, веко одного из них было парализовано и отвисло, обнажая белок, расписанный красными жилками, из угла глаза, от переносицы, непрерывно стекала слеза. Зрачки показались мне мутными, но вдруг в них вспыхнули зелёненькие искры, осветив на секунду это мордовское лицо умильной усмешкой. И, пожимая руку мою пухлой, но крепкой рукою, Бугров сказал:

Честь городу нашему... Чайку попить не желаете ли со мною? В "Биржевой" гостинице, где всё пред ним склонилось до земли и даже канарейки на окнах почтительно перестали петь, - Бугров крепко сел на стул, спросив официанта:

Чайку, брат, дашь? Зарубина остановил какой-то толстый, красноносый человек с солдатскими усами, старик кричал на него:
- Полиции - боишься, а совести - не боишься!

Всё воюет языком неуёмным старец наш, - сказал Бугров, вздыхая, отёр слезу с лица синим платком и, проткнув меня острыми лучами глаз, спросил:

Слыхал я, что самоуком дошли вы до мастерства вашего, минуя школы и гимназии? Так. Городу нашему лестно. И будто бедность большую испытать пришлось? И в ночлежном доме моём живали? Я сказал, что, будучи мальчишкой, мне случалось по пятницам бывать у него на дворе, - в этот день он, в "поминок" по отце, давал нищим по два фунта пшеничного хлеба и по серебряному гривеннику.

Это ничего не доказует, - сказал он, двигая серенькими волосами редких бровей. - За гривенником и не бедные люди приходили от жадности своей. А вот что в ночлежном жили вы, - это мне слишком удивительно. Потому что я привык думать: из этого дома, как из омута, никуда нет путей.

Человек - вынослив.

Очень правильно, но давайте прибавим: когда знает, чего хочет.

Говорил он солидно, как и подобало человеку его положения, слова подбирал осторожно, - должно быть, осторожность эта и делала его речь вычурной, тяжёлой. Зубы у него мелкие, плотно составлены в одну полоску жёлтой кости. Нижняя губа толста и выворочена, как у негра.

Откуда же вы купечество знаете? - спросил он, а выслушав мой ответ, сказал:

Не всё в книге вашей верно, многое же очень строго сказано, однако Маякин - примечательное лицо! Изволили знать такого? Я вокруг себя подобного не видал, а - чувствую: такой человек должен быть! Насквозь русский и душой и разумом. Политического ума...

И, широко улыбаясь, он прибавил весело:

Очень поучительно подсказываете вы купцу, как ему жить и думать надобно, о-очень! Подошёл Зарубин, сердито шлёпнулся на стул и спросил не то - меня, не то - Бугрова:

Дал денег?

Вопрос его так смутил меня, что я едва не выругался и, должно быть, сильно покраснел. Заметив моё смущение, Бугров тотчас шутливо спросил:

Кто - кому?

Я в кратких словах объяснил мою нужду, но Зарубин вмешался, говоря:

Это он не для себя ищет денег, он живёт скудно...

Для кого же, - можно узнать? - обратился ко мне Бугров.

Я был раздражён, выдумывать не хотелось, и я сказал правду, ожидая отказа.Но миллионер, почёсывая скулу, смахивая пальцем слезу со щеки, внимательно выслушал меня, вынул бумажник и, считая деньги, спросил:

А - хватит суммы этой? Путь - дальний, и всякие случаи неудобные возможны...

Поблагодарив его, я предложил дать расписку, - он любезно усмехнулся:

Разве что из интереса к почерку вашему возьму...

А посмотрев на расписку, заметил:

Пишете как будто уставом, по-старообрядчески, каждая буковка - отдельно стоит. Очень интересно пишете!..

По псалтырю учился.

Оно и видно. Может - возьмёте расписочку назад?

Я отказался и, торопясь передать деньги, ушёл. Пожимая мне руку с преувеличенной любезностью, Бугров сказал:

Будемте знакомы! Иной раз позвольте лошадь прислать за вами, - вы далеко живёте.

Весьма прошу посетить меня.

Спустя несколько дней, утром около восьми часов, он прислал за мною лошадь, и вот я сижу с ним в маленькой комнатке, её окно выходит во двор, застроенный каменными складами, загромождённый якорями, железным ломом, лыком, рогожей, мешками муки. На столе шумно кипит маленький самовар, стоит блюдо горячих калачей, ваза зернистой икры и сахарница с разноцветными кубиками фруктового - "постного" - сахара.

Рафинада - не употребляю, - усмехаясь, сказал Бугров. - Не оттого, что будто рафинад собачьей кровью моют и делают с ним разные... мапулярии, что ли, зовётся это, по-учёному?

Манипуляции?

Похоже. Нет, постный сахар - вкуснее и зубам легче...

В комнате было пусто, - два стула, на которых сидели мы, маленький базарный стол и ещё столик и стул в углу, у окна. Стены оклеены дешёвыми обоями, мутноголубого цвета, около двери в раме за стеклом - расписание рейсов пассажирских пароходов. Блестел недавно выкрашенный рыжий пол, всё вылощено, скучно чисто, от этой чистоты веяло холодом, и было в ней что-то "нежилое". Воздух густо насыщен церковным запахом ладана, лампадного масла, в нём кружится большая синяя муха и назойливо жужжит. В углу - икона богоматери, в жемчужном окладе, на венчике - три красные камня; пред нею - лампада синего стекла. Колеблется сиротливо голубой огонёк, и как будто по иконе текут капельки пота или слёз. Иногда муха садится на ризу и ползает по ней чёрным шариком. Бугров - в сюртуке тонкого сукна, сюртук длинен, наглухо, до горла, застёгнут, похож на подрясник. Смакуя душистый чай, Бугров спрашивает:

Так, значит, приходилось вам в ночлежном доме живать?

Трудно поверить, - раздумчиво отирая слезу со щеки,

Продолжает он. - Босяк наш - осенний лист. И даже того бесполезнее, ибо - лист осенний удобряет землю... И, в тон жужжанию мухи, рассказывает:

У нас тут, на берегу, подрядчик есть, артель грузчиков держит, Сумароков по фамилии; так он - знаменитого лица потомок, в Екатеринины времена его дед большую значительность имел, а внук - личность дерзкая, живёт вроде атамана разбойников, пьянствуя с рабочими своими, и прикрывает их воровство. Ведь вот какая превратность! А вы - наоборот. Трудно понять, на каких весах судьба взвешивает людей... Возьмите икорки ещё!

Не спеша жуёт калач, громко чмокая, и скользящим взглядом щупает меня.

Книг я не читаю, а ваши сочинения - прочитал, посоветовали. Очень удивительных людей встречали вы. Например: в одну сторону идёт Маякин, в другую - "проходимец" этот, - как его?

Промтов.

Да. Одни, души не щадя, стараются для России, для всех людей нашего государства, а другой - расковыривает всю жизнь похабным языком, грязным шилом умишка своего. А вы и о том и о другом рассказываете... не умею выразить как, как будто о чужих вам, не русских людях, но как будто и родственно, а? Не совсем понимаю это...

Я спросил: читал ли он рассказ "Мой спутник"?

Читал. Весьма занятно.

Он откинулся на спинку стула, стирая пот с лица большим платком с цветной каймою, потом - взмахнул им, как флагом.

Ну, это, конечно, человек дикий, не русский. А этот, "проходимец" - правда? Маякин же, говорите, не совсем правда? Качая головой с жёлто-седыми волосами, плотно примасленными к черепу, он негромко сказал:

Есть в этом опасность. Государство наше, говорят, дом, который требует ремонта, перестроить надо-де его! Так-с. Ну, а какой же силой? Сила-то где, по-вашему? Как же всех людей включить в это дело, когда одни свободно пасутся, как скот на подножном корму, и ничего боле не желают? А как же Маякин-то? Хозяин-то? Он, души не жалея, делу государственному жертвует всей силой и совестью, а другим - наплевать на него, а?

Значительный этот разговор был прерван мухой - она слепо налетела на слабый огонёк лампады, взныла и, погасив его, упала в масло. Бугров встал, вышел за дверь и крикнул:

Явилась миловидная девушка, одетая, как монахиня, в тёмное, поклонилась нам, прижав руки к животу, и, положив на стол несколько телеграмм, молча стала оправлять лампадку. Потом, с таким же поклоном, не поднимая глаз, исчезла, перебирая пальцами кожаную лестовку, висевшую на поясе у неё.

Дела доспели, извините, - сказал Бугров, скользя глазами по квадратным бумажкам телеграмм. Вынул из кармана огрызок карандаша, наморщив нос, поставил на бумагах какие-то знаки и небрежно бросил их на стол, говоря:

Пойдёмте отсюда...

Привёл меня в большой зал с окнами на берег Волги; на крашеном полу лежали чистые половики, небелёного холста, по стенам стояли стулья. У одной из них - кожаный диван. Скучно пусто, и всё тот же церковный, масляный запах. А в стёкла окон непрерывно стучится буйный, железный гул трудового дня, на реке свистят пароходы...

Хороша картинка? - спросил Бугров, указывая на стену, - там висела копия Сурикова "Боярыня Морозова", а против её, на другой стене, - превосходное старое полотно - цветы, написанные удивительно тонко и благородно. Медная пластинка внизу рамы говорила, что это работа Розы Бонёр.

Вам эта больше нравится? - улыбаясь, спросил старик. - Я её в Париже купил; иду по улице, вижу - в окне картина и на ней цифра - десять тысяч! Что такое? - думаю. Пригляделся - цветы и боле ничего. Искусно, однако же и цена. Три тысячи целковых ведь. Послал знакомого спросить: почему так дорого? Тот спросил - редкость, говорит. Опять пошёл, посмотрел. Нет, думаю, дудки! А наутро говорю приятелю-то: "Поди-ка, возьми её мне".

Он засмеялся.

Каприз, конечно. Но - так она мне понравилась - нельзя оставить...

Всё вокруг блестело холодной нежилою чистотой, вызывая мысль о скучной, одинокой жизни.

Вы меня извините, - надо на биржу идти, - сказал Бугров.- Не удалось нам кончить интересную нашу беседу, очень жалею. Позвольте обеспокоить вас вдругорядь... До свиданьица!

Он часто присылал за мною лошадь, и я охотно ездил к нему пить утренний чай с калачами, икрой и "постным" сахаром. Мне нравилось слушать его осторожно щупающие речи, следить за цепким взглядом умных глаз, догадываться - чем живёт этот человек вне интересов своего купеческого дела и в чём, кроме денег, сила его влияния?

Мне казалось, что он хочет что-то вытянуть из меня, о чём-то выспросить, но он, видимо, не умел сделать это или неясно понимал, чего хочет. Часто возвращался к скучному вопросу:

Как же это случилось, что вы, странствуя по путям опасным и даже гибельным, всё-таки вышли на дорогу полезного труда?

Это раздражало меня. Я говорил ему о Слепушкине, Сурикове, Кулибине и других русских самоучках.

Скажите, какое обилие! - нехотя удивлялся он, задумчиво почёсывая скулу, безуспешно пытаясь прищурить больной глаз. И, прищуривая здоровый, назойливо спрашивал: - Ведь в жизни без основания, без привязки к делу, - большой соблазн должен быть, как же это не соблазнились вы? В дело-то как вросли, а?

Но наконец он всё-таки поймал мысль, которая тревожила его:

Видите ли, что интересно: вот мы живём сыто и богато, а под нами водятся люди особых свойств, подкапывают нашу жизнь. Люди - злые, как вы рассказываете о них в книжках ваших, люди - без жалости. Ведь ежели начнёт этих людей снизу-то горбом выпирать, - покатится вся наша жизнь сверху вниз...

Говорил он улыбаясь, но глаза его, позеленев, смотрели на меня сухо и пронзительно. Сознавая бесполезность моих слов, я довольно резко сказал, что жизнь насквозь несправедлива, а потому - непрочна, и что - рано или поздно - люди изменят не только формы, но и основания своих взаимоотношений.

Непрочна! - повторил он, как бы не расслышав слова - несправедлива. - Это - верно, непрочна. Знаки непрочности её весьма заметны стали. И - замолчал.

Посидев минуту, две, я стал прощаться, убеждённый, что знакомство наше пресеклось и уж больше не буду я пить чай у Бугрова с горячими калачами и зернистой икрой. Он молча и сухо пожал руку мне, но в прихожей неожиданно заговорил, вполголоса, напряжённо, глядя в угол, где сгустился сумрак:

А ведь человек - страшен! Ой, страшен человек! Иной раз - опамятуешься от суеты дней, и вдруг - сотрясётся душа, бессловесно подумаешь - о, господи! Неужто все - или многие - люди в таких же облаках тёмных живут, как ты сам? И кружит их вихорь жизни так же, как тебя? Жутко помыслить, что встречный на улице, чужой тебе человек проникает в душу твою и смятение твоё понятно ему... Говорил он нараспев, и странно было мне слушать это признание.

Человек - словно зерно под жерновом, и каждое зерно хочет избежать участи своей, - ведь вот оно, главное-то, около чего все кружатся и образуют вихорь жизни... Он замолчал, усмехаясь, а я сказал первое, что пришло в голову: - С такими мыслями - вам трудно жить!

Он чмокнул губами.

Вскоре он снова прислал за мною лошадь, и, беседуя с ним, я почувствовал, что ему ничего не нужно от меня, а - просто - скучно человеку и он забавляется возможностью беседовать с кем-то иного круга, иных мыслей. Держался он со мною всё менее церемонно и даже начал говорить отеческим тоном. Зная, что я сидел в тюрьме, он заметил:

Это - зря! Ваше дело - рассказывать, а не развязывать...

Что значит - развязывать?

То и значит: революция - развязка всех узлов, которые законами связаны и людей скрепляют для дела. Или вы - судья, или - подсудимый... Когда я сказал ему о назревающей неизбежности конституции, он, широко улыбаясь, ответил:

Да ведь при конституции мы, купечество, вам, беспокойным, ещё туже, чем теперь, гайки подвинтим. Но о политике он беседовал неохотно и пренебрежительно, тоном игрока в шахматы об игре в шашки.

Конечно, - всякая шашка хочет в дамки пролезть, а все другие шашки от этого проигрывают. Дело - пустенькое. В шахматах - там суть игры - мат королю!

Несколько раз он беседовал с царём Николаем.

Не горяч уголёк. Десяток слов скажет - семь не нужны, а три - не его. Отец тоже не великого ума был, а всё-таки - мужик солидный, крепкого запаха, хозяин! А этот - ласков, глаза бабьи... Он прибавил зазорное слово и вздохнул, говоря:

Не по земле они ходят, цари, не знают они, как на улице живут. Живут, скворцы в скворешнях, во дворцах своих, но даже тараканов клевать не умеют и - выходят из моды. Не страшны стали. А царь - до той минуты владыка, покуда страшен.

Говорил он небрежным тоном, ленивенькими словами, безуспешно пытаясь поймать ложкой чаинку в стакане чая. Но вдруг, отбросив ложку, приподнял брови, широко открыл зелёные болотные глаза.

Вот над этим подумать стоит, господин Горький, - чем будем жить, когда страх пропадёт, а? Пропадает страшок пред царём. Когда приезжал к нам, в Нижний, отец Николая, так горожане молебны служили благодарственные богу за то, что царя увидать довелось. Да! А когда этот, в девяносто шестом, на выставку приехал, так дворник мой, Михайло, говорит: "Не велик у нас царёк! И лицом неказист и роста недостойного для столь большого государства. Иностранные-то, глядя на него, поди-ко, думают: ну, какая там Россия, при таком неприглядном царе!" Вот как. А он, Михайло, в охране царской был. И никого тогда не обрадовал царёв наезд, - как будто все одно подумали: "Ох, не велик царёк у нас!"

Он взглянул в угол на умирающий, сапфировый огонёк лампады, встал, подошёл к двери и, приоткрыв её, крикнул:

Лампаду оправьте, эй! Бесшумно, как всегда, вошла, низко кланяясь, тёмная девица, встала на стул, оправляя лампаду, Бугров смотрел на её стройные ноги в чёрных чулках и ворчал:

Что это у вас в этой горнице лампада всегда плохо горит? Девица исчезла, уплыла, точно обрывок чёрной тучи…

…Однажды он спросил:

А что вы - различие между людями видите? Примерно- различие между мною и матросом с баржи?

Не велико, Николай Александрович.

Вот и мне тоже кажется: не велико для вас различие между людей. Так ли это? По-моему, очень тонко надо различать, кто - каков. Надобно подсказывать человеку, что в нём его, что - чужое. А вы - как в присутствии по воинской повинности: годен - негоден! Для чего же годен-то? Для драки? Пристукивая ребром ладони по столу, он сказал:

В человеке - одна годность: к работе! Любит, умеет работать - годен! Не умеет? Прочь его! В этом вся премудрость, с этим безо всяких конституций можно прожить.

Дай-ко мне ты власть, - говорил он, прищурив здоровый глаз до тонкости ножового лезвия, - я бы весь народ разбередил, ахнули бы и немцы и англичане! Я бы кресты да ордена за работу давал - столярам, машинистам, трудовым, чёрным людям. Успел в своём деле - вот тебе честь и слава! Соревнуй дальше. А что, по ходу дела, на голову наступил кому-нибудь - это ничего! Не в пустыне живём, не толкнув - не пройдёшь! Когда всю землю поднимем да в работу толкнем - тогда жить просторнее будет. Народ у нас хороший, с таким народом горы можно опрокинуть, Кавказы распахать. Только одно помнить надо: ведь вы сына вашего в позывной час плоти его сами к распутной бабе не поведёте - нет? Так и народ нельзя сразу в суету нашу башкой окунать - захлебнётся он, задохнётся в едком дыме нашем! Осторожно надо. Для мужика разум вроде распутной бабы - фокусы знает, и душу не ласкает. У мужика в соседях леший живёт, под печью - домовой, а мы его, мужика, телефоном по башке. Примите в расчёт вот что: трудно понять, кое место - правда, кое - выдумка? Когда выдумка-то издаля идёт, из древности, - так она ведь тоже силу правды имеет! Так что - пожалуй, леший, домовой - боле правда, чем телефон, фокус сего дня... Встал, взглянул в окно и проворчал:

Экое дурачьё!

…О работе он говорил много, интересно, и всегда в его речах о ней звучало что-то церковное, сектантское. Мне казалось, что к труду он относится почти религиозно, с твёрдой верой в его внутреннюю силу, которая со временем свяжет всех людей в одно необоримое целое, в единую, разумную энергию, - цель её: претворить нашу грязную землю в райский сад.

Это совпадало с моим отношением к труду; для меня труд - область, где воображение моё беспредельно, я верю, что все тайны и трагедии нашей жизни разрешатся только трудом и только он осуществит соблазнительную мечту о равенстве людей, о справедливой жизни.

Но скоро я убедился, что Бугров не "фанатик дела", он говорит о труде догматически, как человек, которому необходимо с достоинством заполнить глубокую пустоту своей жизни, насытить ненасытную жадность душевной скуки. Он был слишком крупен и здоров для пьянства, игры в карты, был уже стар для разврата и всякого хлама, которым люди его стада заполняют зияние своей душевной пустоты.

Однажды в вагоне, по дороге в Москву, ко мне подошёл кондуктор и сказал, что Бугров просит меня к нему в купе. Мне нужно было видеть его, я пошёл.

Он сидел, расстегнув сюртук, закинув голову, и смотрел в потолок на вентилятор.

Здорово! Садитесь. Вы что-то писали мне о босяках, не помню я...

Дмитрий Сироткин, пароходовладелец, старообрядец, кажется "австрийского согласия", впоследствии - епископ, нижегородский городской голова, издатель журнала "Церковь", умница и честолюбец, бойкий, широкий человек, предложил мне устроить для безработных дневное пристанище - это было необходимо того ради, чтоб защитить их от эксплоатации трактирщиков. Зимою из ночлежного дома выгоняли людей в 6 часов утра, когда на улицах ещё темно и делать нечего, "босяки" и безработные шли в "шалманы" - грязные трактиры, соблазнялись там чаем, водкой, напивали и поедали за зиму рублей на шестьдесят. Весною, когда начиналась работа на Оке и Волге, трактирщики распоряжались закупленной рабочей силою, как им было угодно, выжимая зимние долги.

Мы сняли помещение, где люди могли сидеть в тепле, давали им порцию чая за две копейки, фунт хлеба, организовали маленькую библиотеку, поставили пианино и устраивали в праздничные дни концерты, литературные чтения. Наше пристанище помещалось в доме с колоннами, его прозвали "Столбы", оно с утра до вечера было набито людьми, а "босяки" чувствовали себя подлинными

Хозяевами его, сами строго следили за чистотой, порядком. Разумеется, всё это стоило немалых денег, и я должен был просить их у Бугрова.

Пустяковина всё это, - сказал он, вздохнув. - На что годен этот народ? Негодники все, негодяи. Вон они даже часов не могут завести у себя. Я удивился.

В ночлежном у них часов нет, времени не знают. Испортились часы там...

Так вы велите починить их или купите новые. Бугров рассердился, заворчал:

Всё я да я! А сами они - не могут? Я сказал ему, что будет очень странно, если люди, у которых нет рубах и часто не хватает копейки на хлеб, будут, издыхая с голода, копить деньги на покупку стенных мозеровских часов.

Это очень рассмешило его, открыв рот и зажмурив глаза, он минуты две колыхался, всхлипывая, хлопая руками по коленям, а успокоясь, весело заговорил:

Ох, глупость я сморозил! Ну, знаете, это со мной бывает, - вдруг вижу я себя бедным и становлюсь расчётлив, скуп. Другие из нашего брата фальшиво прибедняются, зная, что бедному - легче, душе свободнее, с бедного меньше спрашивают и люди и бог. У меня - не то: я начисто забываю, что богат, пароходы имею, мельницы, деньги, забываю, что впрягла меня судьба в большой воз. В душе я не скуп, деньгами не обольщён, просят - даю. Крепко вытер платком мокрый глаз и продолжал задумчиво:

А бывает, хочется мне в бедном трактире посидеть и чаю со ржаным хлебом попить, так чтоб и крошки все были съедены. Это бы можно понять, если б я когда-то бедность испытал, но я родился богат. Богат, а - есть охота милостыню попросить, самому понять, как туго бедность живёт. Этого фокуса я не понимаю, и вам, наверное, не понять. Эдакое, слышал я, только у беременных баб бывает...

Отвалясь на спинку дивана и закрыв глаза, он тихо бормотал:

Капризен человек... чуден! Вот Гордей Чернов бросил всё своё богатство и дело на ходу, - в монастырь сбежал, да ещё на Афон, в самую строгость. Кириллов, Стёпа, благочестиво и мудро жил, скромен и учён, до шести десятков дожил, - закутил, поставил себя на дыбы, как молодой гуляка, на позор и смех людям отдал. "Всё, говорит, неправда, всё - фальшь и зло, богатые - звери, бедные - дураки, царь - злодей, честная жизнь - в отказе от себя!" Да. Вот - Зарубин тоже. Савва Морозов, большого ума человек, Николай Мешков - пермяк, с вами, революционерами, якшаются. Да - мало ли! Как будто люди всю жизнь плутали в темноте, чужими дорогами и вдруг - видят: вот она где, прямая наша тропа. А - куда тропа эта ведёт однако?

Он замолчал, тяжко вздохнув. За окном, в лунном сумраке, стремительно бежали деревья. Железный грохот поезда, раздирая тишину полей, гнал куда-то тёмные избы деревень. Испуганно катилась и пряталась в деревьях луна, вдруг выкатывалась в поле и медленно плыла над ним, усталая.

Перекрестясь, Бугров сказал угрюмо:

У нас, в России, особая совесть, она вроде как бешеная. Испугалась, обезумела, сбежала в леса, овраги, в трущобы, там и спряталась. Идёт человек своим путём, а она выскочит зверем - цап его за душу. И - каюк! Вся жизнь - прахом, хинью. Худое, хорошее - всё в один костёр... Он снова перекрестился, зажмурясь. Я стал прощаться с ним...

Однажды я встретил его в маленькой деревушке среди заволжских лесов. Я шёл на Китеж-озеро, остановился в деревне ночевать и узнал, что "ждут Бугрова", - он едет куда-то в скиты. Я сидел на завалине избы, у околицы; был вечер, уже пригнали стадо, со двора доносился приторный запах парного молока. В раскалённом небе запада медленно плавилась тёмносиняя туча, напоминая формой своей вырванное с корнем дерево. В опаловом небе над деревней плавали два коршуна, из леса притекал густой запах хвои и грибов, предо мною вокруг берёзы гудели жуки. Усталые люди медленно возились на улице и во дворах. Околдованная лесною тишиной, замирала полусонная, сказочная жизнь неведомых людей.

Когда стемнело - в улицу деревни въехала коляска, запряжённая парой крупных, вороных лошадей, в коляске развалился Бугров, окружённый какими-то свёртками, ящиками...

Вы как здесь? - спросил он меня. И тотчас предложил:

Айда со мною! Хороших девиц увидите. Тут, недалеко, скиток есть, приют для сирот, рукодельям девицы обучаются...

Большая горница, куда мы вошли, освещалась двумя лампами на стенах, третья, под красным бумажным абажуром, стояла на длинном столе среди чайной посуды, тарелок с мёдом, земляникой, лепёшками. Нас встретила в дверях высокая, красивая девица, держа в руках медный таз с водою, другая, похожая на неё, как сестра, вытянув руки, повесила на них длинное расшитое полотенце. Балагуря весело, Бугров вымыл руки, вытер мокрым полотенцем лицо, положил в таз две золотых монеты, подошёл к стене, где стояло штуки четыре пяльцев, причесал пред маленьким зеркалом волосы на голове, бороду и, глядя в угол, на огонь лампады пред образами в большом киоте с золотыми "виноградами", закинув голову, трижды истово перекрестился...

Спать мы легли на поляне, под окнами избы. Бугров - в телеге, пышно набитой сеном, я - положив на траву толстый войлок...

В непоколебимой тишине леса гукнул сыч, угрюмо и напрасно. Лес стоял плотной, чёрной стеною, и казалось, что это из него исходит тьма. Сквозь сыроватую мглу, в тёмном, маленьком небе над нами тускло светился золотой посев звёзд.

Глупа жизнь. Страшна путанностью своей, тёмен смысл её... А всё-таки - хороша?

Очень. Только вот умирать надо. Через минуту, две он добавил тихонько:

Скоро... Умирать... И - замолчал, должно быть, уснул.

Утром я простился с ним, уходя на Китеж-озеро, и больше уже не встречал Н.А.Бугрова.

Он умер, кажется, в десятом году и торжественно, как и следовало, похоронен в своём городе...