Утвержденная грамота об избрании на московское государство михаила федоровича романова. Венчание на царство михаила романова
Источник:
Работа Профессора Д. В Цвѣтаева,
Управляющаго Московскимъ Архивомъ Министерства Юстиціи.
«ИЗБРАНІЕ Михаила Ѳеодоровча Романова НА ЦАРСТВО»
Издание 1913 года
Т-во СКОРОПЕЧАТНІ-А.А.ЛЕВЕНСОНЪ
Москва, Тверская, Трехпрудный пер., соб. Д.
1) «Без государя ни на малое время
быть не мочно,и досталь
Московскому государству быть
в разорении».
Дворцовые Разряды, I, 34.
2) «Не возможно нам пребыти без
царя ни единаго часа, но да изберём
собе царя на царство».
Полное Собрание Русских Летописей, V, 63.
Избирательный авторитет земских соборов.-Вопрос об избрании царя на земском соборе при втором ополчении.-Состав земского собора 1613 года.-Ход избирательных занятий собора.-Романовы, их деятельность и землевладение.-Причины успеха кандидатуры Михаила Феодоровича Романова.-Избрание Михаила Феодоровича и принятие им избрания ).
I.
Избирательный авторитет земских соборов.
Когда, по освобождении Москвы от поляков, перед русскою землёю стал на первую очередь вопрос о замещении престола, лишь одно учреждение обладало в глазах страны всем авторитетом для избрания государя: таким учреждением история сделала к тому времени земский собор. При этом собор, которому суждено было совершить «великое дело» избрания Михаила Феодоровича Романова на царство, достиг такой полноты в своем составе и компетенции, какой не имел ни один из его предшественников; ему более, чем предыдущим, соответствовало тогдашнее наименование соборов «Советом всей земли» и «Вселенским советом».
Вызванное жизненными потребностями государства и народа, учреждение это, само по себе высокое по идее, укреплялось еще более в уважении к нему населения своей деятельностью ). Созываемые по разным поводам, соборы, за время своего полуторавекового существования, принимали участие в обсуждении, а иногда, по требованию обстоятельств, и в решении весьма разнообразных и для своей поры самых жгучих вопросов. Вопросы эти относились к внутреннему управлению, начиная с избрания главы государства, выполнения верховного политического суда, составления общего и частного законодательства и кончая делами установления и умиротворения отношений между правящими и управляемыми, устройства административного и сословного, изыскания денежных средств и проч. Соборы касались-также и дел внешней политики- войны и мира, заключения договоров, уступки своей области или присоединения новой. Трудно указать пример, когда бы решение менее удовлетворило население, чем если б оно состоялось без участия собора, хотя представительство у нас никогда не достигало всей полноты, как и на Западе, где оно тоже не было всесословным. И в английском парламенте, в первоначальном его виде, и во французских генеральных штатах, и в немецких ландтагах от имени всего народа выступали члены и представители правящих и привилегированных классов и сословий; не говорим уже об областных и генеральных сеймах соседнего польско-литовского государства.
В круг важных дел, которыми занимались земские соборы, вопрос о престолонаследии вошёл еще при сыне государя, установившего это новое учреждение. К содействию собора обращается правительство для укрепления престола за Феодором Ивановичем, воцарение которого, в нарушение обычая, не было оформлено завещанием предшественника и вызвало некоторые происки и замешательства. В данном случае нормальным порядком наследования был переход престола от отца к старшему сыну, и роль учреждения была еще небольшой и пассивной. Хотя, по летописи, соборные члены «молили со слезами» Феодора Ивановича скорее сесть на престол отца своего, и он венчался царским венцом «по их молению», но собор 1584 года лишь подтверждал то, что было нормою, был в сущности официальным свидетелем вступления на престол прямого законного наследника, заменить которого никто не был в праве. По прекращении же династии, Борис Годунов, бесспорно сильнейший из кандидатов на царство, принял, однако, престол не прежде, чем его избрал нарочито созванный земский собор. Требуя его созыва, Борис руководствовался не столько соображениями о правах этого учреждения, сколько стремлением путём такого избрания найти почву для обеспечения себе в своём царствовании возможно большей независимости от притязаний со стороны соперников и боярства; и все же нельзя не видеть здесь проявления, пока косвенного, мысли о том, что в безгосударное время именно земскому собору принадлежит право избрания государя, иными словами, верховная власть. Существование этой мысли, таким образом, заметно еще в тот начальный период истории данного учреждения, когда по своему составу оно являлось ничем иным, как совещанием правительства со своими собственными призываемыми агентами, и когда представления об ином, выборном, составе собора только еще нарождались. Созыв собора в 1598 г. для избрания Годунова, являясь выражением этой мысли, должен был вместе с тем, в качестве прецедента, содействовать укреплению её в сознании населения на будущее время; на нем же- впервые является небольшая часть, очевидно, выборных, представителей провинциального служилого дворянства, близкого Годунову, и призывом их кладётся первый строительный камень к расширению представительства, пока в пользу одного среднего провинциального класса.
В эпоху смуты, среди общего потрясения государственного строя, земский собор оказался единственным учреждением, к которому общественная мысль могла обратиться, как к точке опоры, и рост соборного авторитета особенно интенсивен именно в этот период: можно сказать, что смутные годы сами дали стране учреждение, достаточно авторитетное для того, чтобы избранием династии, прочно занявшей престол, положить конец неурядицам. Воцарение Василия Шуйскаго без соборного избрания было уже примято, как прямое нарушение прав земского собора ). Обстоятельства, сделавшие одно время неизбежным призвание на престол иноземца, вызывают попытки (1610 г.) даже формального закрепления места земского собора, в системе государственных учреждений. Боярское избрание королевича Владислава было прикрыто авторитетом собора, на котором в значительном числе были представители местных дворянских обществ. В заявлениях и образе действий послов, отправленных затем к Сигизмунду с предложением короны его сыну, настойчиво проводится мысль о верховном в безгосудариое время авторитете земского собора ). Одновременно с тем в стране развивается политическое движение по городам и уездам, которое получает большое значение в деле роста представительства п компетенции собора.
Движение это пошло наперекор смуте. Последняя вызывала население на необычную, энергическую и напряжённую политическую самодеятельность. При ослаблении государства заговорили в великорусской земле местные миры, получившие от Грозного земское самоуправление, заговорила община, пробудились отчасти навыки и практика прежние, времен уделов и вечевого уклада. По мере того, как расшатывалась в смуте государственная власть, местным мирам приходилось проявлять все больше самостоятельности в заботах о поддержании в них порядка и о самозащите, и все больше увеличивался круг ведения местных выборных органов. Когда же, по низвержении Шуйского и за неприбытием Владислава, разруха достигла крайней степени, выявилась в полной силе роль местных обществ и выборного начала. По всем крупным городам севера возникают советы из выборных всех свободных сословий местного населения, сосредоточивающие в своем ведении дело обороны областей. В целях согласования своих действий, взаимной поддержки и сообщения друг другу о «вестех», советы эти вступают между собою в сношения. Покуда в переписке и сношениях между общинами преследуются задачи узкие, защита своих мест,-слышатся скорее взаимные увещания, укоры, обличения. С увеличением же районов, находящихся в ведении связанных одна с другой выборных организаций, и с уяснением опасности от надвигавшегося польско-литовского господства, кругозор расширяется, сношения получают направление в духе взаимного союза и единения. Местные и районные советы, сначала действовавшие ощупью и в круге замкнутых интересов, смелее и сознательнее затрагивают вопросы, касающиеся уже всей страны. При этом ни по городам, ни в объединённых районах никто не подаёт голоса о возвращении к старой местной обособленности и независимости. Ослабив центробежные стремления, московская политическая система крепко связала с центром самостоятельные княжества и земли, представители которых стали также принимать участие и встречаться на земских соборах. Бедствия смут приучали сознательнее ценить государственность, выработанную историческою жизнью, и побуждали поддерживать и восстановлять ее в её лучших свойствах. И земля, казалось, распадавшаяся, собиралась вокруг Москвы, с которою была соединена жизнью на одних общих основах. Местные миры думают и сносятся между собою об освобождении общей столицы и о восстановлении общегосударственного порядка.
Незаменимую услугу изнемогавшему государству оказывает русская церковь, которая, по освобождении от Византии, шедшей на униатские уступки Риму, как самостоятельная, сделалась к этому времени вполне национальной. Всею своею нравственною и материальною силою стремится она теперь поддержать идею и интересы русской государственности, воодушевить и поднять на ратные за нее подвиги во имя высших вечных побуждений; она начинает говорить о восстановлении общего порядка избранием государя тем же советом всей земли. В местные городские советы духовные власти входили в полном своем составе. Грамоты, пересылаемые от городов и монастырей, обращались совместно ко всем чинам совета и города, духовным, военно-служилым и тяглым.
При столь исключительных обстоятельствах быстро развёртывавшейся политической и социальной жизни, все сильнее и настойчивее стала укрепляться мысль об образовании такого общего совета, в который сошлись бы «всех чинов» люди изо всех областей государства и который взял бы в свои руки судьбы целой страны. На совете нового типа должны были отразиться свойства ведших к нему организаций; вместе с прежними служебными чинами должны были явиться теперь многочисленные и разнообразные выборные представители общественных слоёв. Принцип выборного представительства переносился из местного управления в центральное, и новый земский собор таким образом должен был облечься доверием земли еще в большей степени, чем собор прежнего типа. В нем получает фактическое и юридическое торжество идея полномочного государственного учреждения для бесспорного решения дел в государстве и прежде всего важнейшего тогда дела-избрания государя, замещения престола.
Следует отметить, что успешному осуществлению стоявшей на очереди задачи помогало то обстоятельство, что никакого другого идеала, кроме царского, не выставляли даже те элементы, которые, за разрушительные тенденции и необузданные поживы на счёт мирного, земского населения, прослыли в народной молве «ворами», а в исторической науке признаны анархическими. Когда, после гибели Прокопия Ляпунова, распалось первое ополчение и под Москвой стали хозяйничать примкнувшие было к нему приверженцы второго Самозванца с кн. Дм. Трубецким во главе и казаки Ив. Зарецкого, то раздачу поместий оба эти предводителя, «по совету всей земли», состоявшему при них, обусловливали тем, что «как на Московское государство Бог даст государя, и тогда велит государь на ту вотчину дать вотчинную жалованную грамоту».
Выборный совет первого ополчения уже формально, в приговоре 30 июня 1611 года, признавал за собою право распоряжаться как делами военными, так и по внутреннему управлению и устройству государства. Образовавшийся из представителей слоев, создавших ополчение, он значительно пополнился провинциальным служилым классом, получившим доступ в собор при избрании Годунова, и имел в себе, кроме того, атаманов и сотников казачества и «дворовых людей». Такой совет, а еще менее тот, что остался при Трубецком и Заруцком, не являлись по своему составу «советом всей земли», земским собором в собственном смысле. Сами Трубецкой и Заруцкий делали распоряжения и производили раздачу земель не всегда по этому «совету», действовали и помимо его, а земская рать собиралась и против них, объявляя, что они, присягнув новому Самозванцу, хотят разорения и пагубы «всяких чинов, земских и уездных лучших людей», чтобы «владети им по своему воровскому казацкому обычаю» ).
Во втором ополчении, при князе Дмитрии Михайловиче Пожарском, сначала возникает совет представителей, служилых и тяглых, главным образом средних классов, от тех городов и уездов, которые постепенно присоединяются к движению. Это ополчение Руси северо-восточной, помещичьей и торгово-промышленной, в отличие от первого, явившегося главным образом от служилого сословия и казачества, оказывалось по преимуществу земским, и такой характер оно все яснее сообщает и совету, на котором, как на городских советах, стал принимать очень заметное участие выборный посадский элемент. «Бояре, и окольничие, и Дмитрий Пожарский» с товарищами рассыпали из Ярославля по городам приглашения прислать возможно скорее «из всяких чинов людей человека по два и с ними совет свой отписати за своими руками». Грамоты эти, как пред тем от городских советов, обращались к духовным властям или всему освящённому собору, к служилым чинам и к посадским и всяким жилецким и уездным людям ). Вместе с выборными, которые были присланы по этому приглашению, в ополчении действуют «освященный собор» в виде духовного совета при ростовско-ярославском митрополите Кирилле, вызванном из лавры ), и «синклит» начальников, в известной мере заменявший собою в ополчении боярскую думу, и таким Образом при ополчении образуется земский собор нового, свойственного XVII веку, типа, принимающий на себя руководство всем управлением.
ПРИМЕЧАНИЕ:
1) Самым ранним из дошедших до нас основных источников по вопросу об избрании и вступлении на престол Михаила Фёдоровича являются грамоты, которыми сносился земский собор с государем, его матерью Марфою Ивановною и с отправленным к ним посольством, в период от избрания Михаила до прибытия его в Москву. Грамоты эти долгое время хранились в Сенатском Разрядном Архиве, с 1852 года входящем в состав учреждённого тогда Московского Архива Министерства Юстиции. Оне были напечатаны в «Описании Государственнаго Разряднаго Архива» П. И. Ивановым (М. 1842) и в «Дворцовых Разрядах», т. I (Спб. 1850). В 1858 году архивный столбец с этими документами передан был, согласно Высочайшему повелению, в Государственное Древлехранилище. Однако Московский Архив Министерства Юстиции и теперь обладает богатым материалом, важным для выяснения обстановки народнаго избрания Михаила Феодоровича: таковы документы, которые касаются экономическаго положения новой династии; заключая точныя первостепенныя данныя об ея землевладении, в количественном и качественном отношениях, они проливают свет на связи рода Романовых, по землевладению, с очень многими местностями страны. В настоящее время Архивом приступлено к изданию, в двух первых томах его «Сборника», этих документов; для полноты в «Сборник» включается несколько ценных документов и из других архивов.- Избранию и вступлению на царство Михаила Феодоровича посвящен ряд работ: Н. А. Лавровскаго, Избрание Михаила Феодоровича на царство (Опыты историко-филологических трудов студентов Главнаго Педагогическаго Института. Спб., 1852); М. Д. Хмырова, Избрание на царство Михаила Феодоровича Романова. Спб., 1863; Von Егwіn Bauer, Die Wahl Michail Feodorowitsch Romanow`s zum Zaren von Russland (Subel, Historische Zeitschrift, 1886, I); А. И. М а р к е в и ч а, Избрание на царство Михаила Феодоровича Романова (Журн. Мин. Нар. Проев., 1891, IX-X); С. И. Чернышева, Избрание на царство Михаила Феодоровича Романова (вступительная лекция, Труды Киевской Духовной Академии, 1912, 1, и отдельною брошюрой, Киев, 1912).-Дальнейшия указания на источники и пособия будут даны ниже. Настоящая монография составлена нами при сотрудничестве делопроизводителя Архива Министерства Юстиции Н, Г. Бережкова в предварительной разработке частных вопросов. Работа по изданию документов о землевладении бояр Романовых производится нами вместе со служащими в Архиве.
2) Главная литература о земских соборах: К. С. Аксаков, Краткий исторический очерк земских соборов (Собрание сочинений. М., 1861); Б. Н. Ч и ч е р и н, О народном представительстве. М, 1886, стр. 355 слл.; И. Д. Беляев, Земские соборы на Руси (Отчет Московского Университета за 1867 год); В. И. Сергеевич, Земские соборы в Московском государстве (Сборник государственных знаний. Спб., 1875, т. II) и Лекции и исследования по истории русскаго права. Спб., 1883; М. Ф. В л а д и м і р с к і й-Б у д а н о в, рецензия на изследование Сергеевича (Киевские Университетские Известия, 1875, X) и Обзор истории русскаго права. Спб.-Киев, 1905, четвёртое издание с дополнениями; Н. П. Загоскин, Земские соборы (в Истории права Московского государства. Казань, 1877, т. I); С. Ф. Платонов, Заметки по истории московских земских соборов (Журн. Мин. Нар. Проев., 1883, и в Статьях по русской истории. Спб., 1903); В. Н. Латкин, Земские соборы древней Руси. Спб., 1885; В. О. Ключевский, Состав представительства на земских соборах древней Руси (Русская Мысль, 1890, № 1, 1891, № 1, 1892, №№ 1 и 2 и в Опытах и исследованиях. М., 1912, цитируем по этому изданию); И. И. Дитятин, Роль челобитий и земских соборов в управлении Московского государства (в Статьях по истории русского права. Спб., 1896). В недавние годы появились работы М. В. Клочкова, Дворянское представительство на земском соборе 1566 года (Вестник Права, 1904, ноябрь); С. Ф. П л а т о н о в а, К истории московских земских соборов (в «Журнале для всех» 1905, отдельно, Спб., 1905, и в издании «Москва в ея прошлом и настоящем»); А. И. Заозерскаго, К вопросу о составе и значении земских соборов (Журн. Мин. Нар. Проев., 1909, VI, 299- 352, также в издании «Три века». М., 1912, I); И. А. С т р а т о н о в а, Заметки по истории земских соборов Московской Руси (Записки Казанскаго Унив., 1905 и след., отдельно, Казань, 1912); С. А в а л і а н и, Земские соборы (историография и представительство). Одесса, 1910.-Сначала занимались изучением преимущественно внешней судьбы, круга деятельности и значения соборов; с М. Ф. Владимирскаго-Буданова и В. О. Ключевскаго обратились к уяснению их состава и постепеннаго внутренняго развития в связи со свойствами и условиями московской исторической жизни. Аналогия между земскими соборами и западными сословными собраниями проведена в трудах В. И. Сергеевича и В. Н. Паткина и особенно полно у Н.П. Павлова- Сильванскаго, Феодализм в удельной Руси. Спб., 1910. Г. Авалиани в своей «Историографии земских соборов», поставив своею задачею «без цели решения спорных вопросов» «подвести итоги работам, посвященным земским соборам», сжато передает содержание и выводы большинства этих работ.
3) «О царстве царя Феодора Ивановича, како сяде на царьство: Того же году по преставлении царя Ивана Васильевича приидоша к Москве изо всех городов Московского государства и молили со слезами царевича Федора Ивановича, чтоб не мешкал, сел на Московское государство и венчался царским венцом. Он же, государь, не презре моления всех православных християн и венчался царским венцом вскоре после преставления отца своего царя Ивана Васильевича». Новый летописец, 35 (Полное Собрание Русских Летописей, XIV, I); Русская летопись по Никонову списку. Спб., 1792, 5-6. О неудовольствии, вызванном тем, что кн. Шуйский без соборнаго избрания принял престол, см. Новый летописец, 69; Русская Историческая Библиотека, XIII: Временник дьяка Ив. Тимофеева, 377, 389-390, Повесть Хворостинина, 542. В данную эпоху возникла даже мысль о праве земского собора не только избирать в безгосударное время государя, но, при известных условиях, и судить и низлагать его, что с необычною энергиею и убедительностью выражено самим царем Василием Шуйским мятежникам, когда ему грозила от них опасность сведения с престола: «аще ли от престола и царства мя изгоняете, то не имате сего учинити, дондеже снидутся все большие боляре и всех чинов люди, и аз с ними; и как вся земля совет положит, так и аз готов по тому совету творити». А. П о- п о в, Изборник. М., 1859, 198-199; В. О. К л ю ч е в с к і й, Боярская дума древней Руси. М., 1902 г., 367.
4) Договоры: Приложения №№ 20 и 24 к Запискам гетмана Жолкевскаго о Московской войне, изд. П. А. Муханова, Спб., 1871; Собрание государственных грамот и договоров, II, №№ 199 и 120; Д. В. Цветаев, К истории Смутнаго времени, сборник. М., 1913 г., №№ 8 и 9. Речи послов: Дополнения к Деяниям Петра Великаго. М., 1790, 40 и след.
5) Грамота кн. Пожарскаго о Трубецком и Заруцком, 7 апреля 1612 г. из Ярославля: Акты Археографической Экспедиции, II, №203, стр. 255-256. Вотчинныя жалованныя грамоты кн. Трубецкого и Заруцкаго «по совету всей земли»: 24 ноября 1611 г. и 26 июля 1612 г. (Собрание историко-юридических актов И. Д. Беляева, опис. Д. Лебедева. М., 1881 г., №№ 247, 251), 15 июня 1612 г. (Акты Археографической Экспедиции, II, № 207), без упоминания о соборе: 17 марта 1612 г. (С. Б. Веселовский, Акты подмосковных ополчений и земского собора 1611-1613 гг. М., 1911, № 69). Участвовавшие в соборе перваго ополчения «дворовые люди», это, по мнению одних,- «боярские холопы» (И. Е. Забелин, Минин и Пожарский. М., 1896 г., 65), «холопы, освобожденные смутой» (Паткин, 115), по мнению других,-«представители тяглых людей, мелких собственников» (А в а л і а н и, вып. II, 74). Приговор Ляпуновскаго ополчения 30 июня 1611 г. у Забелина, прилож. № I, стр. 269-278. Указания представителей духовенства на необходимость общего совета русских людей для избрания государя из природных русских, в марте 1611 г., апреле 1612 г.: Акты Археографической Экспедиции, II, №№ 180, 202, и др.;об инициативе Гермогена и о служении церкви: С. Кедров, Жизнеописание святейшаго Гермогена, патриарха Московскаго и всея России. М., 1912, 86 и след.; прот. П. Скуба- невский, Гермоген, патриарх Московский и всея Руси, и его служение отечеству в Смутное время (Вера и Разум, 1912, кн. IV-V); проф. А. Дмитриевский, Патриарх Гермоген и русское духовенство в их служении отечеству в Смутное время. О политическом движении по областям, между прочим, А. П. Щапова- Великорусския области и Смутное время (Сочинения. Спб., 1906, I, 648-709) и проф. Платонова, Очерки по истории Смуты в Московском государстве.
6) Акты Археографической Экспедиции, II, № 203.
7) «Бысть в началникех в Ярославле и во всяких людех бысть смута великая, прибегнути не к кому и разсудити их некому. Они же, советовав, и послаша в Троицкой монастырь к бывшему митрополиту ростовскому Кириллу молити ево, чтобы он был на прежнем своем престоле в Ростове. Он же не презри их челобитья, прииде в Ростов, а из Ростова приде в Ярославль и люди Божия укрепляше, а которая ссора учинитца, и началники во всем докладываху ево». Полное Собрание Русских Летописей, XIV, I, 120. Этому иерарху, непосредственно знакомому с делами центральной России и Новгорода, пришлось потом занять первенствующее положение-и при ополчении, и на избирательном соборе. Игуменом Новгородского Антониева монастыря он присутствовал в мае 1589 г. на московском соборе о возвышении епархий (Собрание государственных грамот и договоров, II, 99); из архимандритов Троице-Сергиева монастыря (1594-1605) посвященный в митрополита ростовского и ярославского (18 марта 1605 г.), он присутствовал (13 апреля) при смерти царя Бориса Годунова, но в апреле 1606 г. Самозванец 1 заместил его в Ростове Филаретом Никитичем, после чего он жил на покое в Троицко-Сергиевом монастыре до возвращения (весной 1612 г.), по просьбе начальников ополчения и ярославцев, на свою кафедру; скончался на ней 7 мая 1619 г. Прот. Діев.
14. Боровск . - 19. Казань . - 20. Двина .
Из той же монографии Морозовой:
II. ОПИСЬ "ДЕЛА ОБ ИЗБРАНИИ МИХАИЛА ФЕДОРОВИЧА НА ЦАРСТВО". 1613 г.
(РГАДА, Ф. 135. Отд. III . Рубр. I . Ед. хр. 2)
Л. 1-7 Грамота Земского собора царю Михаилу Федоровичу об избрании его на царство. 2 марта 1613 г. Грамота была написана одновременно с Наказом костромским послам. Л. 1 и 2 - черновик, на л. 1 об. - адрес, л. 3-7 - правлены (Прил. III, № 6).
Л. 8-17 Отписка Земского собора царю Михаилу Федоровичу об обнародовании его согласия стать царем. После 23 марта. Беловик с небольшими исправлениями. (Прил. III, № 23).
Л. 18-27 Грамота Земского собора костромским послам о том, чтобы они просили царя Михаила Федоровича немедленно ехать в Москву. После 23 марта. Черновик (Прил. III, № 24).
Л. 28-46 Отписка костромских послов Земскому собору о согласии Михаила Федоровича стать царем. 17 марта. (Прил. III, № 16). Беловая, с адресом на обороте.
Л. 47-52 Отписка Земского собора царю Михаилу Федоровичу о получении его грамоты о прибытии в Ярославль. После 26 марта. Черновик. (Прил. III, № 27).
Л. 52а-57 Отписка Земского собора великой государыне старице Марфе Ивановне о получении ее грамоты о прибытии в Ярославль. После 26 марта. Черновик. (Прил. III, № 28).
Л. 58-68 Грамота царя Михаила Федоровича Земскому собору о согласии стать царем и прибытии в Ярославль. 23 марта. Беловик, с адресом на обороте л. 58. (Прил. III, № 21).
Л. 69-76 Грамота великой государыни старицы Марфы Ивановны Земскому собору о согласии ее сына стать царем. 23 марта. Беловик, с адресом на обороте л. 69. (Прил. III, № 22).
Л. 76а-79
Отписка Земского собора царю Михаилу Федоровичу о мерах по защите Пскова от шведов-После 19 марта. Черновик. (Прил. III, № 18).
л. 79а-81 Отписка Земского собора царю Михаилу Федоровичу о посылке ратных людей против поляков и литовцев. 19 марта. Черновик. (Прил. III, № 17).
Л. 82-86 Отписка Земского собора царю Михаилу Федоровичу о мерах по борьбе с грабежами и сбору средств для царского обихода. После 26 марта. Черновик. (Прил. III, № 29).
Л. 87 Отписка костромских послов Земскому собору о присылке в Кострому государственной печати и боярского списка. 17 марта. Подлинник, с адресом на обороте. (Прил. III, № 15).
Л. 88-89 Грамота Земского собора ярославским воеводам Ивану Хованскому и Семену Головину о сыске убежавших подъячих Ватуты Алексеева и Григория Евфимьева. 30 марта. Черновик. (Прил. III, № 32).
Л.90-91 Отписка Земского собора царю Михаилу Федоровичу о побеге в Ярославль подъячих Ватуты Алексеева и Григория Евфимьева. 30 марта. Черновик. (Прил. III, № 31).
Л. 92-94 Грамота Земского собора Ф.И. Шереметеву с вопросом о времени приезда царя в Москву. 1 апреля. Черновик. (Прил. III, № 33).
л. 95-96 Отписка Земского собора царю Михаилу Федоровичу о присяге ему переяславцев. После 4 марта. Черновик. (Прил. III, № 8).
л. 97 Отписка Земского собора царю Михаилу Федоровичу о присяге ему свияжан. После 4 марта. Черновик. (Прил. III, № 9).
л. 98-101 Отписка Земского собора царю Михаилу Федоровичу о присяге ему ратных людей Никонора Шульгина. 21 марта. Л. 98-99 - беловик с исправлениями; л. 101 - черновик. (Прил. III, № 19).
л. 102-103 Отписка Земского собора царю Михаилу Федоровичу о присяге ему выборных от Нижнего Новгорода. Начало марта. Черновик. (Прил. III, № 12).
л. 104-105 Отписка Земского собора царю Михаилу Федоровичу о присяге ему жителей Боровска. 15 марта. Черновик. (Прил. III, № 14).
л. 106-107 Отписка Земского собора царю Михаилу Федоровичу о присяге ему нижегородцев. Март. Черновик. (Прил. III, № 13).
Л. 108-109 Отписка воеводы Мирона Вельяминова царю Михаилу Федоровичу о посланных к нему михайловцах. 9 апреля. Подлинник, с адресом на обороте л. 108. (Прил. III, № 39).
Л. 110 Отписка Ф.И. Мстиславского царю Михаилу Федоровичу об отправке к нему Федора Чевкина и Михайловских сидельцов. 13 апреля. Черновик (Прил. III, № 46).
Л. 111 Отписка зарайского воеводы А.Ф. Гагарина царю Михаилу Федоровичу о присяге ему михайловцев. 5 апреля. Подлинник, с адресом на обороте (Прил. III, № 36).
Л. 112 Грамота жителей Михайлова зарайскому воеводе А.Ф. Гагарину о борьбе с Заруцким. 2 апреля. Подлинник, с адресом на обороте. (Прил. III, № 35).
Л. 113 Отписка Земского собора царю Михаилу Федоровичу о событиях в Михайлове. После 5 апреля. Черновик. (Прил. III, № 37).
Л. 114 Отписка Земского собора царю Михаилу Федоровичу о присяге ему жителей Ряжска и Печерников. После 7 апреля. Черновик. (Прил. III, № 40).
Л. 115 Отписка Ф.И. Мстиславского царю Михаилу Федоровичу о том, что он не смеет назначать воевод в города. 11 апреля. Черновик. (Прил. III, № 41).
Л. 116-117 Отписка Ф.И. Мстиславского царю Михаилу Федоровичу о невозможности сбора кормов без государева указа. После 13 апреля. Черновик. (Прил. III, № 47).
Л. 118-119 Отписка Ф.И. Мстиславского царю Михаилу Федоровичу о защите Арзамаса от ногайцев. После 12 апреля. Черновик. (Прил. III, № 45).
Л. 120-121 Отписка Ф.И. Мстиславского царю Михаилу Федоровичу об очищении Северской земли от польских и литовских людей. После 11 апреля. Черновик. (Прил. III, № 43).
Л. 122-123 Отписка Ф.И. Мстиславского царю Михаилу Федоровичу о борьбе воевод Андрея Хованского и Семена Гагарина с литовцами. 14 апреля. Черновик. (Прил. III, № 50).
Л. 124 Отписка Ф.И. Мстиславского царю Михаилу Федоровичу о челобитье Никонора Шульгина. До 18 апреля. Черновик, на обороте адрес. (Прил. Ш, № 55).
Л. 125-127 Отписка Ф.И. Мстиславского царю Михаилу Федоровичу о борьбе с Зарутцким. 14 апреля. Черновик. (Прил. III, № 48).
Л. 128 Отписка Ф.И. Мстиславского царю Михаилу Федоровичу о борьбе с Зарутцким. 14 апреля. Черновик. (Прил. III, № 49).
Л. 129-130 Отписка Ф.И. Мстиславского царю Михаилу Федоровичу о разорении Заруцким Дедилова. После 19 апреля. Черновик. Лист 130 - приложение, писанное иным почерком. (Прил. III, № 56).
Л. 131 Отписка Ф.И. Мстиславского царю Михаилу Федоровичу о разорении Заруцким Крапивны. После 19 апреля. Черновик. (Прил. III, № 57).
Л. 132-133 Отписка Ф.И. Мстиславского царю Михаилу Федоровичу о распрях среди воевод. До 26 апреля. Черновик. (Прил. III, № 64).
Л. 134. Отписка Ф.И. Мстиславского царю Михаилу Федоровичу о неприезде служилых людей на службу. 20 апреля. Беловая копия л. 144. (Прил. III, № 58).
Л. 135 Отписка Ф.И. Мстиславского царю Михаилу Федоровичу с просьбой прислать в Москву служилых людей. После 22 апреля. Черновик. (Прил. III, № 60).
Л. 136 Грамота царя Михаила Федоровича Ф.И. Мстиславскому о посылке ратных людей под Михайлов. 17 апреля. Подлинник, с адресом на обороте. (Прил. III, № 52).
Л. 137-141 Грамота царя Михаила Федоровича Земскому собору о присяге казанцев. 18 апреля. Подлинник, с адресом на обороте л. 137. (Прил. III, № 54).
Л. 142-143 Грамота царя Михаила Федоровича Ф.И. Мстиславскому о посылке ратных людей под Михайлов. 17 апреля. Подлинник, с адресом на обороте л. 142. (Прил. III, №51).
Л. 144 Отписка Ф.И. Мстиславского царю Михаилу Федоровичу о неприезде служилых людей на службу. 20 апреля. Черновик отписки на л. 134. (Прил. III, № 59).
Л. 145-150 Грамота царя Михаила Федоровича Земскому собору о скором выезде из Ярославля. 8 апреля. Подлиник, с адресом на обороте л. 145. (Прил. III, № 38).
Л. 151-152 Грамота царя Михаила Федоровича Земскому собору о прибытии в Ростов. 18 апреля. Подлинник с адресом на обороте л. 151. (Прил. III, № 53).
Л. 153-155 Отписка Ф.И. Мстиславского царю Михаилу Федоровичу о взятии Зарутцким Крапивны. До 25 апреля. Черновик. (Прил. III, № 63).
Л. 156-159 Отписка Ф.И. Мстиславского царю Михаилу Федоровичу о победе рыльских воевод над литовцами. 11 апреля. Черновик. (Прил. III, № 44).
Л. 160-161 Отписка Ф.И. Мстиславского царю Михаилу Федоровичу о приготовленных для встречи палатках. До 30 апреля. Черновик. (Прил. III, № 84).
Л. 162-165 Грамота царя Михаила Федоровича Ф.И. Мстиславскому о поместьях служилых людей, не приехавших на службу. 25 апреля. Подлинник, с адресом на обороте л. 162. (Прил. III, № 65).
Л. 166-168 Грамота царя Михаила Федоровича Ф.И. Мстиславскому о смене ссорящихся воевод. 26 апреля. Подлинник, с адресом на обороте л. 166. (Прил. III, № 68).
Л. 169-172 Грамота царя Михаила Федоровича Ф.И. Мстиславскому о борьбе с Заруцким. 25 апреля. Подлинник, с адресом на обороте л. 169. (Прил. III, № 66).
Л. 173-176 Грамота царя Михаила Федоровича Ф.И. Мстиславскому о назначении воевод. 22 апреля. Подлинник, с адресом на обороте л. 173. (Прил. III, № 61).
Л. 177-180 Отписка Ф.И. Мстиславского царю Михаилу Федоровичу о том, что поляки, якобы покидают Смоленск. После 28 апреля. Черновик. (Прил. III, № 73).
Л. 181 Челобитная Д.Т. Трубецкого и Д.М. Пожарского царю Михаилу Федоровичу. Конец апреля. Черновик, на обороте адрес и правка. (Прил. III, № 77).
Л. 182-189 Грамота царя Михаила Федоровича Земскому собору о мерах по борьбе с грабежами на дорогах. 29 апреля. Подлинник, с адресом на обороте л. 182. (Прил. III , №72).
Л. 190-206Отписка костромских послов Земскому собору о грабежах на дорогах. 28 апреля. Подлинник, с обратным адресом на л. 190 об. (Прил. III, № 70).
Л. 208-213 Отписка Земского собора царю Михаилу Федоровичу о мерах против разбойников и грабителей. 30 апреля. Черновик, с адресом на л. 208 об. (Прил. III, № 79).
Л. 214-224 Отписка Земского собора костромским послам о мерах против разбойников и грабителей. 30 апреля. Черновик. (Прил. III, № 81).
Л. 225-231 Отписка Земского собора казанскому митрополиту Ефрему о мерах против разбойников и грабителей. 30 апреля. Черновик. (Прил. III, № 80).
Л. 244 Грамота царя Михаила Федоровича Ф.И. Мстиславскому о подготовке палат. 23 апреля. Подлинник, с адресом на обороте. (Прил. III, № 62).
Л. 245-246 Отписка Ф.И. Мстиславского царю Михаилу Федоровичу о ремонте царских палат. После 23 апреля. Черновик. (Прил. III, № 67).
Л. 247-252 Отписка суздальского архиепископа Герасима Земскому собору о времени прибытия царя в Москву. 1 мая. Подлинник, с адресом на обороте л. 247. (Прил. III, № 85).
Л. 253 Грамота царя Михаила Федоровича Ф.И. Мсти-
славскому о присылке двух посохов. 30 апреля. Подлинник, с адресом на обороте. (Прил. III , № 82).
Л. 254-255 Отписка Ф.И. Шереметева Ф.И. Мстиславскому о встрече царя. 29-30 апреля. Подлинник, с адресом на обороте л. 254. (Прил. III , № 76).
Л. 256-257 Грамота царя Михаила Федоровича Ф.И. Мстиславскому о вотчине дьяка М. Данилова. 28 апреля. Подлинник, с адресом на л. 256 об. (Прил. III, №71).
Л. 258-259 Грамота царя Михаила Федоровича Ф.И. Мстиславскому об устройстве палат. 29 апреля. Подлинник, с адресом на обороте л. 258. (Прил. III, № 74).
Л. 260 Грамота царя Михаила Федоровича Ф.И. Мстиславскому о присылке шатров в Тайнинское. 30 апреля. Подлинник, с адресом на обороте. (Прил. III, № 83).
Л. 262-265 Грамота царя Михаила Федоровича Ф.И. Мстиславскому о лицах, приехавших в царский стан. 29 апреля. Подлинник, с адресом на л. 262 об. (Прил. III, № 75).
Л. 266-268 Грамота царя Михаила Федоровича Земскому собору о прибытии в Москву. 1 мая. Подлинник, с адресом на л. 266 об. (Прил. III, № 86).
Всего 272 листа. Литерные л. 2а, За, 26а, 45а, 52а, 76а, 79а, 161а; пропущены л. 202, 207, 215, 261; склеены л. 4-5.
Большинство грамот из Москвы писалось на бумаге с филигранями "Однорушный кувшин под короной" с литерами "РО", начиная с 25 марта по 28 апреля. Но были и другие филиграни, чаще всего - "Двурушный кувшин с пирамидой из колец" и "Герб с перевязью". Бумагу с последней филигранью обычно употреблял Ф.И. Мстиславский, когда писал грамоты от своего имени.
Царские грамоты писались на бумаге с однорушным или двурушным кувшином, внутри которого были различные литеры. Только на челобитной Трубецкого и Пожарского встречается филигрань, которой нет на другой бумаге.
Грамоты в "Деле" не систематизированы, нет ни четкой хронологии, ни тематических подборок.
а). Книга об избрании на царство Великого Государя, Царя и Великого Князя Михаила Федоровича. М.: Синодальная типография, 1856. XL, 119c. 2 заглавных листа, один из которых хромолитографирован. Издана Комиссией печатания государственных грамот и договоров, состоящей при Московском главном архиве Министерства Иностранных Дел, ограниченым тиражом. Хромолитографированный портрет Михаила Федоровича на фронтисписе. Хромо-литография И. Шелковникова в Москве. Цельнокожаный переплет с золотым тиснением по корешку и золототиснёным суперэкслибрисом на верхней крышке, узорный форзац, тройной золотой обрез, ляссе. Формат: 41х31 см.б). Рисунки, принадлежащие к книге об избрании на царство Великого Государя, Царя и Великого Князя Михаила Федоровича, Самодержца Всероссийского, по Высочайшему повелению изданы комиссиею печатания государственных Грамот и договоров состоящею при Московском Главном Архиве Министерства Иностранных Дел. М.: В Синодальной тип., 1856. 2 л. тит., 21 н.л., 2 л. объяснит., 21 л. ил. 77 х 66 см. 21 очерковых гравюры, одна из которых под номером V - хромолитография, отпечатанная в литографии Шелковникова. Она раскрашена с подписью "гравировал Егор Скотников". К каждой гравюре Атласа приложен лист того же формата с описанием. Все листы вложены в картонную папку с коленкоровыми уголками и корешком. Grand Folio. Формат: 80х66см. Атлас к книге, как и сама "Книга об избрании на царство", в продажу не поступал и встречается крайне редко.
в). Explication des planches representant l"election et le sacre du tsar Michel Fedorovitch Romanoff. Moscou: De l"imprimerie du st. Synode, 1856. Описание рисунков к коронации царя Михаила Федоровича Романова. М: Синодальная типография, 1856. 2н.с., 23с. Описание гравюр на французском языке к Атласу "Книги об избрании на царство Великого Государя, Царя и Великого Князя Михаила Федоровича" (М., 1856). Цельнокожаный переплет с блинтовым и конгревным тиснением и золототисненным суперэкслибрисом, узорные форзацы, ляссе. В 8-ю долю листа.
Это действительно роскошное помпезное издание посвящено церемонии коронации первого царя из Дома Романовых. 11 июля 1613 г. митрополит Казанский Ефрем совершил обряд Венчания на царство Михаила Федоровича Романова. Полный комплект издания состоит из «Книги об избрании на царство великого государя, царя и великого князя Михаила Федоровича», «Рисунков, принадлежащих к книге об избрании на царство великого государя, царя и великого князя Михаила Федоровича» и книги на французском языке «Объяснение рисунков, представляющих избрание и коронование царя Михаила Федоровича Романова» (Explication des planches représentant l,election et le sacre du tsar Michel Fédorovitch Romanoff). Полный комплект встречается чрезвычайно редко. Особую редкость и ценность представляет альбом гравюр в большой лист. Издание 1856 г. было выпущено почти в том же виде, в каком существовало в подлиннике 1673 г. Рисунки, вклеенные между листов подлинного текста, вышли отдельным альбомом, так как значительно превышали формат книги. Издатели,чтобы точнее передать вид подлинника, один из рисунков представлен в хромолитографическом снимке. Подготовка издания началась по воле императора Николая I, но затянулась. Книга вышла только после его смерти. Издатели приурочили ее к торжествам восшествия на престол Александра II, в чем видели большой символический смысл. Управляющий Комиссии печатания государственных грамот камергер К. М. Оболенский в обращении к Александру II писал: «По повелению в бозе почившего родителя вашего императорского величества, Государя Императора Николая Павловича, Комиссия печатания государственных грамот и договоров приступила к изданию одного из любопытнейших памятников нашей старины - описания и избрания на царство предка вашего величества, первого царя из дома Романовых, Михаила Федоровича. Эта книга, составленная в близкое к описываемому событию время, весьма важна в историческом и археологическом отношениях: она живо представляет тогдашние впечатления русского народа, соединившего в одно чувство любовь к Романовым и стремление к успокоению после страшных бурь междуцарствия»… В книге 1856 г. об избрании на царство был издан важный исторический документ - «Описание избрания и венчания на царство Михаила Федоровича Романова», составленный в XVII в. по актовым материалам коронации. Автор текста был установлен на основе приказных документов и челобитных, им назван руководитель Посольского приказа знаменитый боярин Артамон Сергеевич Матвеев. Написал же оригинал документа подьячий Посольского приказа Иван Верещагин. Перед текстом документа помещена историческая справка о возникновении обряда венчания и его развитии к началу XVII в., о ходе церемонии венчания Михаила Федоровича; описание рукописей, по которым печатался текст, история их создания. В книге представлен портрет первого царя Михаила Федоровича в парадном облачении, выполненный в технике хромолитографии, в той же технике выполнен и шмуцтитул, предшествующий публикации документа. Иллюстрация и шмуцтитул изготовлены в заведении И. Шелковникова, славившемся высоким уровнем литографического мастерства. Текст издания помещен в литографированные орнаментальные рамки и сопровождается золочеными инициалами и концовками. К рукописи прилагались листы 21 миниатюры, запечатлевших ход церемонии венчания. Они дают наглядное представление о деталях торжественных одеяний, вооружении придворных и старинных видах Московского Кремля. Над созданием миниатюр работали выдающиеся иконописцы Иван Максимов, Сергей Рожков и их помощники. Изображения были иллюминированы красками, а также сусальным золотом и серебром. Эти роскошные иллюстрации воспроизведены в альбоме очерковых гравюр, выполненных Е. О. Скотниковым и П. И. Моисеевым, прилагавшемся к изданию.
«11 июля происходило царское венчание. Перед тем как идти в Успенский собор, государь сидел в Золотой подписной палате, и тут сказано было боярство двоим стольникам: родственнику царскому, князю Ивану Борисовичу Черкасскому, и вождю-освободителю, князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому; у сказки последнему назначен был стоять думный дворянин Гаврила Пушкин, который бил челом, что ему у сказки стоять и меньше князя Дмитрия быть невместно, потому что его родственники меньше Пожарских нигде не бывали. Государь указал для своего царского венца во всяких чинах быть без мест и велел этот свой указ при всех боярах в разряд записать. Выступил дьяк Петр Третьяков и объявил, что боярин князь Мстиславский будет осыпать государя золотыми, боярин Иван Никитич Романов будет держать шапку Мономахову, боярин князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой - скипетр, новый боярин князь Пожарский - яблоко [державу], и опять послышалось обычное челобитье: Трубецкой бил челом на Романова, что ему меньше его быть невместно. Государь сказал Трубецкому: „Известно твое отечество перед Иваном, можно ему быть тебя меньше, но теперь быть тебе меньше его потому, что мне Иван Никитич по родству дядя; быть вам без мест“. Когда дело таким образом уладилось, государь пошел в соборную церковь, где венчался царским венцом от казанского митрополита Ефрема» (Соловьев С.М. Сочинения в восемнадцати книгах. Кн. Х. Т. 9. с. 16).
Михаил Федорович Романов (12 июля 1596-13 июля 1645) - первый русский царь из династии Романовых (правил с 24 марта 1613 года). После смерти Патриарха Ермогена (Гермогена) Русская земля «обезглавилась». «Третий Рим» оказался и без Царя, и без Патриарха. И дело «национальной реставрации» (выражение Л.А. Тихомирова) стало делом всей Русской земли. Впервые в русской истории был созван Совет Земли Русской - не по воле верховной церковной или высшей светской власти; он стал проявлением инициативы «социальной толщи», или народа. Земский собор, проходивший в Москве в январе - феврале 1613 года, как констатировал исследователь, «был самым представительным из всех Земских соборов». Его собрания проходили в Успенском соборе, так как в Москве в тот период не существовало иного помещения, способного вместить столь многочисленное общество. По заключению историка С.Ф. Платонова, в Соборе приняло участие не менее 700 «делегатов» (при избрании Годунова их насчитывалось 476). Это было действительно «Русское национальное собрание», представители которого особо были озабочены тем, чтобы их решение выразило волю «всей земли». Выборные хотя и имели широкие полномочия, но свои решения всё-таки рассылали на опрос городов. Собравшись после многолетних жестоких событий, междоусобицы, люди были разделены недавним прошлым. Оно ещё было живо, и на первых порах давало о себе знать взаимными упрёками и обвинениями, тем более что среди претендентов на русский престол фигурировали лица и роды, напрямую втянутые в политические коллизии Смуты: князь Д.Т. Трубецкой, князь В.В. Голицын, князь Ф.И. Мстиславский, князь Д.М. Пожарский и некоторые другие. Все они отличались древностями рода, но ни у одного из них не было явных преимуществ на трон. Дебатировалось и имя шестнадцатилетнего племянника царя Фёдора Ивановича, боярина Михаила Романова. Авраамий Палицын вспоминал: «И многие дни о том говорили всякие люди всего Российского Царствия с великим шумом и плачем». Впервые имя боярского сына как единственного лица, достойного царского сана, после падения царя Василия Шуйского летом 1610 года назвал Патриарх Ермоген. Но тогда слова Святого Пастыря не были услышаны. Теперь же они приобрели характер великой исторической политической акции. Решение в пользу Михаила Романова оказалось всеобщим. Как справедливо заключил один из авторов, «только внушением Святого Духа можно объяснить столь единодушное решение собрания людей, которые ещё год назад смотрели один на другого, как на злейших врагов». О Соборе 1613 года, ставшего судьбоносным в истории России, много написано и сказано. Между тем, как заключал С.Ф. Платонов, о ходе самого Собора «мы ничего точного не знаем, потому что в актах и литературных трудах того времени остались только отрывки преданий, намёки и легенды, так что историк здесь находится как бы среди бессвязных обломков древнего здания, восстановить облик которого он не имеет сил». В подавляющем большинстве случаев имеющиеся в историографии умозаключения и выводы касаются, так сказать, событийно-технической стороны этого события. В качестве характерного примера подобного подхода можно привести следующее заключение: «Различные группировки продвигали своих кандидатов, блокировали других. Дело грозило затянуться. И тут был найден компромисс. Казаки выкликнули имя 16-летнего Михаила Романова, который после освобождения Кремля находился в своей вотчине в Костромском уезде... Боярство также поддержало его, так как Романовы входили в элиту русской аристократии, а Михаил приходился внучатым племянником Анастасии Романовой, первой жене Иоанна Грозного. Кроме того, боярская группировка не отказалась от старой идеи - поставить на русский трон зависимого от неё монарха и тем самым ограничить самодержавныйдеспотизм. Один из влиятельных бояр-выборщиков утверждал: «Миша Романов молод, разумом ещё не дошёл, и нам будет поваден». С формально-логической стороны вышеприведённое наблюдение вполне уместно. Наверное, на Соборе проявлялись и корыстные интересы, велись и какие-то тайные переговоры, возможно, даже и заключались некие политические «сделки». Надо думать, что имели место распространённые при избирательной процедуре коррупционные манипуляции. По бесхитростному замечанию летописца, «многие же от вельмож, желающее царем быть, подкупахуся, многи и дающи и обещающи многие дары». Обо всём этом историки строят догадки уже давно. Но как уже упоминалось выше, каких-либо надёжных документальных свидетельств ни о явной, ни уж тем более о закулисной стороне Собора практически не сохранилось. Но это, как раз, не самое важное. Абсолютизация любого из субъективных элементов, или даже их совокупности, ведёт к игнорированию духовно-исторического контекста русской истории.
Думается, что только через православную оптику можно действительно полномерно воспринять и оценить то великое историческое событие. Никогда не удастся выяснить, каким образом праведному Патриарху Ермогену открылась благодатность для Руси нового царя в образе непорочного и не замешанного ни в каких боярских махинациях отрока - Михаила Романова. Но в самом этом факте, как и в том, что 21 февраля 1613 года в Успенском соборе, перед главным алтарём Руси, имя Михаила Фёдоровича Романова было единогласно утверждено, - явлен был знак особой Божией благодати Руси. В Смуту дважды до того Русская земля, на земских соборах 1598 и 1606 годов, провозглашала царя и дважды ошибалась. Эти неудачи слишком дорого стоили, и об этом все знали. В 1613 году априори никакого бесспорного фаворита не существовало. Речь здесь шла не о «выборе», как некоей механической процедуре получения максимального числа голосов тем или иным претендентом, а об установлении «достойности». О православном восприятии процедуры цареизбрания очень хорошо написал генерал М.К. Дитерихс (1874 – 1937), занимавшийся расследованием обстоятельств убийства Царской семьи в Екатеринбурге. Он составил об обстоятельствах того злодеяния подробный отчёт. Одновременно генерал провёл историческую реконструкцию народных представлений о царской власти, в системе понимания которых события 1613 года имели ключевое значение. «К Михаилу Фёдоровичу Романову, - писал М.К. Дитерихс, - нельзя применить определения, что он был «выборный царь», так как те действия, которые имели место на Земском Соборе 1613 года, совершенно не подходят к понятиям о «выборах», установленных правилами и тенденциями современных «гражданских идей»... Дебаты на Земском Соборе сосредотачивались не на вопросе «кого избрать», а на вопросе «кто может быть царём на Руси» соответственно тем идеологическим понятиям о власти, которые существовали в то время в русском народе «всея земли»... Земские люди 1613 года, собравшись на «обирание» Государя, предоставляли «избрать» Царя Господу Богу, ожидая проявления этого избрания в том, что о Своём Помазаннике Он вложит в сердце «всех человецех единую мысль и утверждение». Царя посылает людям Господь, и посылает тогда, когда они сподобятся заслужить Его милость. И удел земных разглядеть этот промыслительный дар и принять с благодарственной молитвой. Таков высший духовный смысл события, происшедшего 21 февраля 1613 года в Успенском соборе Московского Кремля. Даже при самой тщательной документальной реконструкции ситуации 1613 года значение события, его внутренний смысл невозможно постичь без учёта промыслительного предопределения. Ибо все фактурные доказательства и логические аргументы всё-таки не проясняют главного: почему же именно Михаил Романов стал царём на Руси. Михаил Романов мало кому был известен, родители своего отпрыска, как бы теперь сказали, на престол не «лоббировали». Отец Фёдор Никитич (ок. 1564–1633), принявший монашество в 1601 году под именем Филарета, томился в польском плену; мать, принявшая по принуждению Годунова постриг под именем Марфы, находилась в монастыре. Все главные боярские роды, передравшиеся за свои преимущества, фактически склонились в пользу царя-иностранца. И только праведный Патриарх Ермоген в своём молитвенном усердии распознал имя будущего царя. Народ и все делегаты Собора, просвещённые Святым Духом, склонились безропотно в пользу единого решения. Как заметил С.Ф. Платонов, «по общему представлению, Государя сам Бог избрал, и вся земля Русская радовалась и ликовала». Участник тех событий келарь Троице-Сергиева монастыря (лавры) Авраамий Палицын заключил, что Михаил Фёдорович «не от человека, но воистину от Бога избран». Он видел доказательство этой исключительности в том, что при «собирании голосов» на Соборе не случилось никакого разногласия. Сие же могло случиться, как заключал Палицын, только «по смотрению Единого Все- сильного Бога». Уже после избрания Михаила, после рассылки грамот о том «во все концы Русской земли» и после присяги и крестоцелования - даже после всего этого в Москве не знали, где находится новый Царь. Направленное к нему в начале марта 1613 года посольство отбыло в Ярославль, или «где он, Государь, будет». Избранник же скрывался в костромской родовой вотчине «Домнино», а позже вместе с матерью переехал в костромской Ипатьевский монастырь, где его и отыскала делегация Земского Собора. Как известно, первоначально и сама инокиня Марфа, и её сын Михаил наотрез отказались от царской участи… «Божие бо есть дело, а не человеческий разум...» В событиях 1613 года победили не мирские страсти, не «политические технологии», не групповые интересы, а религиозная Идея. Михаил стал царём не по воле родовитых и именитых, не по воле родителей, и не в силу прагматических или корыстных расчётов тех или иных сил, а, как заключил исследователь, «давлением народной массы». Отражением этого национального воодушевления стала Утверждённая Грамота об избрании на Московское Государство Михаила Фёдоровича Романова, подписанная участниками Собора и составленная в мае 1613 года. В «Грамоте» приведены различные эпизоды последующих часов, когда решалась будущая судьба Руси и когда мать и сын упорно говорили «нет» на все стоны и мольбы собравшего народа. Тогда архиепископ Феодорит выступил с пастырским поучением, начав его словами: «Милосердный государь Михайло Фёдорович! Не буди противен Высшего Богу промыслу, повинися святой Его воле; никто же бо праведен бывает, вопреки глагола судбам Божиим». Архипастырь изложил евангельское понимание долга христианина, сослался на авторитет Святых Отцов Церкви и привёл в качестве Богоизбранности единогласное решение Собора. «Глас Божий - глас народа». Владыка не ограничился оглашением неколебимых инозаконных правил и обратился к историческим примерам, связанным с историей Второго Рима. Это очень важный момент, позволяющий понять, что в русском сознании «русская история» и «греческая история» существовали в едином понятийном пространстве. «Греческое Царство» давало образцы того, как «надо» и как «не надо» жить и править. И те и другие на Руси знали и черпали в давнем кладезе опыта ответы на свои, казалось бы, совсем местные вопросы. Задание для христианской власти одно и то же во все времена. Потому Феодорит и ссылался на примеры Равноапостольного Константина, императоров Феодосия Великого, Юстиниана и других цареградских императоров и василевсов, правивших по воле Божией и утверждавших Дело Христа на земле. Такая же участь уготована и Михаилу Фёдоровичу, и он как христианин не может уклониться от исполнения Воли Всевышнего. Мольбы и увещевания сломили упорство инокини Марфы и юного Михаила. Мать обратилась к сыну со словами: «Божие бо есть дело, а не человеческий разум; аще бо на то будет воля Божия, буди так, и се сотвори». И Михаил, обливаясь слезами, принял царскую ношу как христианское послушание. Михаил Романов прибыл в Москву, а 11 июля 1613 года в Успенском соборе состоялось его венчание на царство. Михаил Романов стал первым царём новой династии, занимая царский престол с 1613 года по 1645 год. При нём сложился удивительный союз между Священством и Царством, не имевший аналогов ни до, ни после. При Михаиле Фёдоровиче функции «царства» и «священства» были как бы гармонизированы в пользу Церкви, когда духовному пастырю принадлежала решающая роль в мирских делах. Династия Романовых будет править Россией триста с лишним лет, пока трагически не оборвётся, опять же в июле, в подвале Ипатьевского дома... В море документов XVIII – XIX веков ещё не найден тот, где царская семья впервые именовалась бы официально «Дом Романовых». Почему «Романовы» и с какого времени «Романовы», с достоверностью сегодня сказать нельзя. Известно, что Романовы - младшая ветвь одного из древнейших московских боярских родов Кошкиных - Захарьиных - Юрьевых. В самых ранних родословных XVI – XVII веков все единодушно называли прародителем рода Андрея Ивановича Кобылу, боярина великого князя, жившего в XIV веке. Потомки Андрея Кобылы хорошо известны по различным документам средневековой Руси. Но напрасно искать там их фамилии. Тогда была, как принято говорить, трёхчастная форма имени: имя собственное - отца - деда. Фёдор Никитич Романов (отец будущего царя Михаила), его отец Никита Романович Юрьев, затем Роман Юрьевич Захарьин... С начала XVIII века иностранные историки, в основном шведы, называют русских царей Романовыми, в русской же литературе такая фамилия встречается лишь в XIX веке. Так что достоверно о существовании понятия «Дом Романовых» мы можем говорить именно с этого времени, возможно, в государственные документы оно «перекочевало» из научных трудов. После заочного избрания на царство Михаила Федоровича Романова Земский собор назначил ехать к нему большую делегацию во главе с рязанским архиепископом Феодоритом. В число делегатов-челобитчиков вошли чудовский, новоспасский и симоновский архимандриты, троицкий келарь Авраамий Палицын, бояре Ф.И. Шереметев и В.И. Бахтеяров-Ростовский, окольничий Ф. Головин, а также стольники, приказные люди, жильцы и выборные от городов. В связи с тем что точного места нахождения новоизбранного царя никто не знал, наказ им был такой: «Ехать к государю царю и великому князю Михаилу Федоровичу всея Руси в Ярославль или где он, государь, будет». Только в пути делегаты выяснили, что Михаил с матерью находятся в Ипатьевском монастыре недалеко от Костромы, куда они и прибыли 13 марта 1613 года. На следующий день им была назначена аудиенция. Первая реакция инокини Марфы и ее шестнадцатилетнего сына на известие об избрании Михаила царем был решительный отказ, как отмечают летописи, «с гневом и слезами». Реакция в общем-то предсказуемая не только из дипломатических соображений и ложной скромности. Под этим отказом были куда более серьезные причины, ибо мало в истории найдется примеров, когда бы новый государь в столь молодом возрасте вступал на престол в такой крайне сложной обстановке. Главная трудность заключалась в том, что государство находилось в состоянии войны сразу с двумя державами – Польшей и Швецией, которые, оккупировав часть российской территории, выставляли своих кандидатов на московский престол. Более того, у одного из противников в качестве пленника находился отец вновь избранного московского царя – Филарет (Федор) Никитич Романов, а вступление сына на престол могло отрицательно сказаться на его судьбе. Тяжелым было и внутреннее состояние Московского царства. Большую опасность для государства продолжали представлять казачий атаман Иван Заруцкий со своей невенчанной женой и ее сыном «царевичем Иваном», имевшие широкую поддержку со стороны казаков и русской вольницы, распоясавшейся за годы Смуты и державшей в страхе население практически всех областей, включая и московские окрестности. Но самая страшная опасность для Михаила и его матери крылась, как тогда говорили, в малодушестве московских людей, которые, присягнув последовательно Борису Годунову, его сыну Федору, Гришке Отрепьеву, Василию Шуйскому, Тушинскому вору, королевичу Владиславу, предали их одного за другим, руководствуясь своими корыстными соображениями. Мать и сын имели полное право опасаться, что нового царя ждет та же участь – измена, а вслед за ней и позорная смерть. Такой судьбы для своего сына инокиня Марфа, конечно же, не желала. И только угроза посольства, что «Бог взыщет на нем конечное разоренье государства», если Михаил откажется подчиниться воле Земли об его избрании на престол, растопило лед недоверия. Марфа благословила сына, и он принял от архипастыря соборные грамоты и державный посох, пообещав в скором времени быть в Москве. Однако путешествие из Костромы в Москву растянулось по времени почти на два месяца. По мере приближения к столице к Михаилу Федоровичу все с большей очевидностью приходило осознание того, что он гол, нищ и недееспособен. Государственная казна была пуста, как и продовольственные запасы царского двора. Армия из-за невыплаты денежного содержания распалась и занималась грабежом ради собственного пропитания. На дорогах хозяйничали разбойники, свои и чужие. Последствиями этого прозрения стали многочисленные царские грамоты, одна за другой уходившие в Москву. В них Михаил, нужно полагать с подачи своих советников, требовал от Земского собора, чтобы бояре, дворяне, торговые люди исполнили свою часть «общественного договора», а именно обуздали разбойничьи шайки, бродившие по городам и весям; очистили дороги от грабителей и убийц, парализовавших всякое перемещение людей и товаров; восстановили дворцовые села и волости, являвшиеся основным источником пополнения царской казны денежными, продовольственными и иными запасами, предназначенными не только для «царского обихода», но и содержания служилых государевых людей. Оскудение же царской казны доходило до того, что царскому поезду не хватало лошадей и подвод, в связи с чем часть сопровождавших царя людей вынуждена была идти пешком. Да и сам стольный город, как свидетельствует соответствующая переписка, не был готов к приему царя, ибо «хором, что государь приказал приготовить, скоро отстроить нельзя, да и нечем: денег в казне нет и плотников мало; палаты и хоромы все без кровли. Мостов, лавок, дверей и окошек нет, надобно делать все новое, а лесу пригодного скоро не добыть». Тем не менее царский поезд медленно, но верно приближался к Москве. С 21 марта по 16 апреля царь находился в Ярославле, 17 апреля он прибыл в Ростов, 23 апреля – в село Сватково, а 25 апреля – в село Любимово. На следующий день, 26 апреля, он торжественно вступил в Троице-Сергиеву лавру, а в воскресенье, 2 мая, уже «всяких чинов московские люди» вышли за город для встречи своего государя. В тот же день состоялся его торжественный въезд в столицу, а затем и благодарственный молебен в Успенском соборе Кремля. 11 июля 1613 года считается днем рождения новой династии. В этот день Михаил Федорович Романов был венчан на царство. Перед венчанием два стольника – Иван Борисович Черкасский, родственник царя, и вождь-освободитель князь Дмитрий Иванович Пожарский – были возведены в боярское достоинство. После этого в Успенском соборе казанский митрополит Ефрем провел волнующую церемонию помазания и венчания на царство. Ему помогали князь Мстиславский, осыпавший царя золотыми монетами, Иван Никитич Романов, державший шапку Мономаха, боярин князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой со скипетром и новый боярин князь Пожарский с яблоком (державой). На следующий день по случаю царских именин чествовался новый думский дворянин Кузьма Минин. Каких-либо других пожалований, льгот, милостей, подарков простому народу и знатным людям новый царь, в отличие от своих предшественников, дать не мог: казна была пуста. Трудность положения нового царя усугублялась еще и тем, что в его ближайшем окружении, как утверждают исследователи, не оказалось людей если не равных, то хотя бы отдаленно напоминающих митрополита Алексия, Сильвестра, Алексея Адашева или Бориса Годунова. В его команде не было людей, способных сформулировать и последовательно реализовывать государственную программу, отвечающую национальным требованиям русского народа, измученного полувековыми «испытаниями на прочность» опричниной Ивана Грозного, стихийными бедствиями Борисова царствования, иностранным нашествием и внутренними смутами. Как отмечали иностранные наблюдатели, «все приближенные царя – несведущие юноши; ловкие и деловые приказные – алчные волки; все без различия грабят и разоряют народ. Никто не доводит правды до царя; к царю нет доступа без больших издержек; прошения нельзя подать без огромных денег, и тогда еще неизвестно, чем кончится дело…». Первую скрипку в этом «оркестре» играли родственники матери Михаила – Борис и Михаил Салтыковы, заботившиеся исключительно о своем должностном положении и своем обогащении, в то время как герои Первого и Второго народного ополчения были отодвинуты на второй план или вовсе сошли с исторической сцены. Более того, при любой возможности новые фавориты под разными предлогами старались их унизить, ущемить. Так, князь Пожарский, из местнических соображений отказавшийся объявлять боярство новопожалованному боярину Борису Салтыкову, был подвергнут унизительной процедуре – «выдаче головой». Выдача головой– обряд удовлетворения исков. В данном случае дьяк привел пешком князя Пожарского во двор Салтыкова, поставил его на нижнем крыльце и объявил Салтыкову, что царь выдает ему Пожарского головой. Салтыков озвучил Пожарскому его вину перед ним и отпустил со словами: «Повинную голову меч не сечет». Единственное, что спасало Московское царство от возобновления смуты, так это активная позиция и активная роль Земского собора и Боярской думы, которые делали все от них зависящее, чтобы вывести отечество из кризиса. Ведь, по существу, Михаил Федорович, принимая царский венец, как бы делал одолжение земству. Собор, умолявший его принять на себя ответственность за судьбу государства, со своей стороны взял на себя обязательства навести в стране порядок: прекратить междоусобия, грабежи и разбои, создать приемлемые условия для отправления державных функций, наполнить царскую казну всем необходимым для достойного «обихода» царского двора и содержания войска. Именно деятельная позиция земства компенсировала недостатки правительства Михаила Федоровича, укомплектованного за счет его родственников и приятелей, малопригодных для управления государством в условиях разрухи и всеобщей анархии. Нужно сказать, что всенародно избранный Земский собор начал выполнять свои обязательства сразу же, о чем свидетельствует его переписка с Михаилом. Вот выписка из его доклада царю, еще находившемуся в пути: «Для сбора запасов послано и к сборщикам писано, чтоб они наскоро ехали в Москву с запасами… О грабежах и воровствах заказ учинен крепкий, воров и разбойников сыскиваем и велим их наказывать. Дворян и детей боярских без государева указа с Москвы мы никого не отпускали, а которые разъехались по домам, тем всем велено быть к государеву приезду в Москву». К польскому королю Собор направил посольство с предложением перемирия и размена пленными, а к «заворовавшимся» казакам и многочисленным шайкам «гулящих людей» посланы грамоты с предложением прекратить «братоубийства» и идти служить новоизбранному царю против шведского короля, захватившего Великий Новгород и его окрестности.
Оставалось дождаться приезда в столицу избранного на Соборе царя Михаила Романова. Сделать это новому самодержцу было непросто по прозаической причине весенней распутицы. Поэтому ожидание царя растянулось еще на полтора месяца. Сначала было решено перевезти юного царя Михаила Федоровича в Ярославль, куда царский поезд выехал из Костромы уже 19 марта. Две последние недели Великого поста царь Михаил Федорович провел в стенах Ярославского Спасского монастыря, под защитой более укрепленного и населенного посада, в городе, где формировался «Совет всей земли», избравший нового царя. 4 апреля царь Михаил Федорович праздновал в Ярославле Пасху, после которой состоялся поход к столице.
Дальнейшее уже хорошо известно из сохранившейся переписки Боярской думы с царем Михаилом Федоровичем о подготовке царской встречи. Вспомним внешнюю хронологическую канву событий: в самой середине апреля царский поезд двинулся в Москву, провожаемый жителями города и начинавшими съезжаться отовсюду челобитчиками. 17-18 апреля царь Михаил Федорович останавливался в Ростове, 22-23 апреля «стан» был в Переславле-Залес-ском, а 26 апреля нового царя встречали в Троице-Сергиевом монастыре. Троицкая остановка была самой важной перед торжественным вступлением царя Михаила Федоровича в Москву, состоявшимся 2 мая 1613 г.
События, происходившие в Московском государстве, показывали, что Смута не завершилась окончательно. Между Думой и окружением царя Михаила Федоровича оставалась напряженность и возникали споры, хотя они и были глубоко скрыты за этикетными фразами царских грамот и отписок Боярской думы. Находясь на пути в Москву, царь Михаил Федорович внимательно следил за тем, как воюют с Иваном Заруцким в рязанских и тульских землях. А глава нового правительства боярин князь Федор Иванович Мстиславский торопился обнадежить нового самодержца вестями об успехах войска, преследовавшего казачьего атамана и удерживаемых им Марину Мнишек с «царевичем» Иваном Дмитриевичем - претендентом на русский престол.
Другая напасть - продолжение казачьих разбоев и грабежей. На продолжавших «ворововать» казаков жаловались многие дворяне, добиравшиеся из Москвы и в Кострому, и в Ярославль, повсюду, где царь делал остановки на своем пути в столицу. Уже в Троице-Сергиевом монастыре были получены верные сведения, что казаки «переимали» дороги «на Мытищах и на Клязьме», напали на Дмитровский посад, т. е. грабили и воевали именно на тех подмосковных дорогах, которыми предстояло идти в Москву царю Михаилу Федоровичу.
Инокиня Марфа Ивановна не случайно «учинилась в великом сумненьи» и говорила «с гневом и со слезами» на соборе, устроенном в Троице-Сергиевом монастыре, с казанским митрополитом Ефремом и членами костромского посольства 26 апреля 1613 г. Царь Михаил Федорович и его мать отказались двигаться дальше от монастыря. Там они чувствовали себя, конечно, более защищенными, чем где бы то ни было, не исключая недавно освобожденного Московского кремля. Новое боярское правительство даже не смогло обещать, что успеет приготовить к царскому приходу Золотую палату, «что была царицы Ирины» (Ирины Годуновой, жены царя Федора Ивановича).
Интересно, что снова, как и в Ипатьевском монастыре, Романовы утверждались там, где были Годуновы. И это было связано не с желанием задним числом отомстить повергнутому сопернику, а, скорее, с признанием Бориса Годунова законно избранным царем, несмотря ни на какие обвинения его противников.
Именно здесь мы видим также впервые некую интригу, связанную со стремлением отделить нового царя Михаила от влияния его матери, мешавшего Боярской думе. С одной стороны, назначенное правительством князя Федора Мстиславского пребывание «великой старицы иноки Марфы Ивановны» в Вознесенском монастыре вполне соответствовало ее царскому чину. Но жить ей предлагалось в «хоромах, что бывали царицы иноки Марфы»! Можно представить, с какими бы чувствами новый царь Михаил ездил в те же самые покои, где, как всем было известно, Лжедмитрий I любил беседовать со своей «матерью». Поэтому для инокини Марфы Ивановны потребовали приготовить «хоромы деревянные царя Васильевы и царицы Марьи». Тем самым Романовы признавали законным статус и другого избранного предшественника на троне - царя Василия Ивановича. Жить на царицыном дворе времен царя Василия Шуйского было более почетно и правильно, чем входить в комнаты, оскверненные присутствием участников истории с самозваным царем. Царь Михаил Федорович и его мать сумели настоять на своем. Был издан указ, не подлежавший обсуждению: «…а велели вам те полаты нам и хоромы нашей великой старице иноке Марфе Ивановне устроить, чтоб были к нашему приходу готовы» .
От этой маленькой и досадной истории легко перекинуть мостик к более серьезному вопросу, веками смущающему тех, кто знакомится с деталями избрания Михаила Федоровича на царский трон в 1613 г. Речь идет о знаменитой «ограничительной записи», которой якобы сопровождалось его венчание на царство. Если бы существование такой записи, выданной царем Михаилом Федоровичем, удалось доказать, то тогда существуют все основания признать, что самодержавная царская власть зиждилась на своеобразном договоре со своими подданными. Текст «ограничительной записи» отсутствует, нет достоверных свидетельств о времени и обстоятельствах ее принятия. Но и при таких шатких основаниях разговоры об ограничении иногда становятся предметом научного или даже публицистического обсуждения между сторонниками ограничения самодержавия и последовательными монархистами.
Достоверно же известно о существовании другого документа, ставшего своеобразной конституцией новой, романовской, династии, - «Утвержденной грамоты» об избрании царя Михаила Федоровича, составленной от имени сословий Московского государства в мае 1613 г. . Там, естественно, нет никаких упоминаний об «ограничительной записи». Прецедент создания «Утвержденной грамоты» был еще в начале царствования Бориса Годунова в 1598 г. Более того, многие положения той ранней годуновской грамоты, тоже отразившей соборные постановления, дословно, без каких-либо изменений, перекочевали в документ об избрании на царство, выданный подданными Михаилу Федоровичу.
Окончательно легитимация власти царя Михаила Романова завершилась с его торжественным венчанием на царство в Успенском соборе Московского кремля 11 июля 1613 г. В сохранившихся описаниях царского «поставления» нет ни намека на какое-либо ограничение власти самодержца, избранного на Земском соборе. Казанский митрополит Ефрем, главные воеводы земских ополчений князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой и князь Дмитрий Михайлович Пожарский участвовали во всей этой церемонии на почетных местах. Но при царском венчании не было никакого явного или тайного намека на ограничение власти царя Михаила Романова. Само царское избрание понималось как проявление Божьей воли, поэтому вторжение мирских страстей в эту сферу было недопустимым. Только церковь могла обратиться к царю Михаилу Федоровичу с просьбой следовать нравственным правилам справедливого правления. Поэтому особенный смысл заключался в поучении казанского митрополита Ефрема царю:
«Боляр же своих, о благочестивый, боголюбивый царю, и вельмож жалуй и береги по их отечеству, ко всем же князьям и княжатам и детям боярским и ко всему христолюбивому воинству буди приступен и милостив и приветен, по царскому своему чину и сану; всех же православных крестьян блюди и жалуй, и попечение имей о них ото всего сердца, за обидимых же стой царски и мужески, не попускай и не давай обидети не по суду и не по правде» .
Заметим, что в поучении казанского митрополита Ефрема бояре действительно упоминаются на первом месте, среди тех, кого царь должен был «жаловать». Но в этом упоминании содержится всего лишь желание возвратиться к понятному порядку награды за родословное «отечество», а не признание какого-то исключительного положения бояр, которым было позволено ограничивать царя. В словах проповеди казанского митрополита Ефрема заключалась общая нравственная программа любого царствования, из которой за годы правления Ивана Грозного и последовавшей Смуты делали громадные исключения в Московском государстве. И теперь снова должно было состояться возвращение к прежнему «порядку».
Споры по поводу так называемой ограничительной записи Михаила Романова уже могут изучаться как самостоятельная историографическая проблема. Безусловно или с оговорками ее существование признали многие ученые: С. М. Соловьев, В. О. Ключевский, А. И. Маркевич, Ф. В. Тарановский, П. Н. Милюков, Л. М. Сухотин, а в советской исторической науке - Л. В. Черепнин. Правда, среди них не было единства, кто-то высказывался осторожно, видя в такой записи всего лишь «негласную придворную сделку» (В. О. Ключевский), другие же, напротив, считали ограничение царской власти важным элементом политической системы первых лет царствования Михаила Федоровича. Например, Л. М. Сухотин писал, что «подобная запись была желательна не только сходившим со сцены правителям, долгое время упорствовавшим против избрания Михаила, но и многим членам Думы, весьма влиятельным в своей среде, таким как князья Мстиславский, Голицын, И. С. Куракин, тоже бывшим противниками избрания Михаила.
Среди тех историков, кто отрицал существование «ограничительной записи» Михаила Романова, оказался такой прекрасный знаток Смуты, как С. Ф. Платонов. В 1913 г. он специально изучал к юбилейным торжествам династии Романовых всю русскую историческую литературу по этому вопросу. Вывод С. Ф. Платонова однозначен: формальное ограничение власти царя Михаила Романова представлялось ему «недостоверным». Автор знаменитых «Очерков по истории Смуты в Московском государстве XVI-XVII вв.» справедливо замечал, что сама Боярская дума в момент избрания Михаила, можно сказать, не существовала и ограничивать в свою пользу никого не могла» .
П. Г. Любомиров пытался выстроить «третий путь», видя в упоминаниях об «ограничительной записи» какую-то «основу», может быть, даже некогда существовавшее «соборное челобитье». Но он признавал, что дальше предположений в этом вопросе, при существующем состоянии источников, двинуться невозможно. При этом П. Г. Любомиров приводил аргументы, которых бы вполне могло хватить, чтобы устранить все доводы сторонников ограничения. В частности, историк упоминал резкий тон шедших от царя боярам приказов еще до приезда его в столицу и «малую самостоятельность бояр в управлении» и подчеркивал, что все официальные источники, включая «Утвержденную грамоту», молчат об «ограничительной записи»! .
Вопрос об «ограничении» власти первого царя из династии Романовых остался исторической тайной и дал простор для различных, более или менее правдоподобных построений на эту тему. Разобраться в них можно, лишь оставаясь на почве профессионального исследовательского поиска, подразумевающего прежде всего разбор сохранившихся источников об «ограничительной записи» царя Михаила Федоровича.
Лучше всего избирательный Собор 1613 г. характеризует рассказ автора продолжения Псковской летописи, куда вставлена повесть «О бедах, и скорбех, и напастех, иже бысть в Велицеи Росии Божиим наказанием». В этой повести упоминаются известные исторические факты, начиная с царствования Федора Ивановича и до середины 1620-х годов. Повесть написана, конечно, одним из тех людей, кто пережил Смуту. Обращение к своему читателю («братие», «зрите же, братие») и общий апокалиптический настрой его сочинения позволяют видеть в сочинителе псковской повести «О бедах, и скорбех, и напастех…» монаха, жившего в одном из монастырей Пскова или Новгорода Великого. Необычно встречающееся в повести имя «Велицей Росии» и центральное место, которое автор отводил Новгороду Великому. Этот город - «глава всем и начало князем и мати градовом» (в официальных документах Смуты чаще писалось о Московском и Новгородском государствах).
Интересно не только само свидетельство о «роте» (присяге) царя Михаила Федоровича, но и тот контекст, в котором оно приводится. Автор повести осуждает всех царей Смутного времени, которые были до Михаила Федоровича. Бориса Годунова он обвиняет не только в смерти царевича Дмитрия, но и в отравлении благочестивого царя Федора Ивановича. Лжедмитрий, или Гришка Отрепьев, для него «предотеча антихристов». Царь Василий Шуйский виновен в поспешном избрании «единым Московским государством, а не всею землею». Историю второго «ложного царя» Дмитрия он знает лишь в самых общих чертах и больше пишет о князе Михаиле Скопине-Шуйском, который, по его словам, «княжил тогда» в Новгороде. В повести рассказывается об отравлении князя Михаила Скопина-Шуйского его дядьями князьями Шуйскими, наказанными за этот грех сведением с престола царя Василия Шуйского.
Далее говорится о попытке избрания на русский престол иноземных претендентов: «Но более же всех возненавидеша его (Василия Шуйского. - В. К.) от болярска роду, овии же восхотеша на царство неметцкого королевича, инии же литовского» . С этого момента автор повести последовательно подчеркивает преступления боярских советников. Это они «от княжеска и болярская роду» приходили к патриарху Гермогену и говорили ему «не хощем своего брата слушати, ратнии людие рускаго царя не боятся, его и не слушают, и не служат ему». Рассказывая о земских ополчениях, освобождении Москвы и, наконец, об избрании на царство Михаила Федоровича, летописец с гневом порицал бояр, стремившихся к самовластию и «мздоиманию»: «Сицево бо попечение боярско о земли Руской».
На этом фоне рассказ о присяге царя Михаила Федоровича в тексте повести выглядит много понятнее, так как для ее автора это еще одно свидетельство преступного поведения бояр в Смуту:
«…А царя нивочто же вмениша, и небоящеся его, поне же детеск сыи. Еще же и лестию уловивше: первие, егда его на царьство посадиша и к роте приведоша, еже от их вельможска роду и болярска, аще и вина будет преступлению их, не казнити их, но разсылати в затоки. Сице окаяннии умыслиша, а в затоце коему случится быти, и оне друг о друге ходатайствуют ко царю, и увещают и на милость паки обратитися» .
Здесь обычно завершают цитату, прямо упоминающую о некоем обещании (неясно, впрочем, письменном или устном), данном царем Михаилом Федоровичем не казнить бояр за преступления, а рассылать их в заточение. Однако полезно продолжить цитирование текста и дальше, чтобы понять, с чем еще автор повести связывает «роту» царя Михаила Романова:
«Сего ради и всю землю Рускую разделивше по своей воли, яко и его царьская села себе поимаша, иже бе преже у царей, и оне же неведомо бе царю, яко земские книги преписания в разорение погибоша; а на царскую потребу и розходы собираху со всей земли Рустеи оброки и дани и пятую часть имения у тяглях людей, а ис протчих царьских доходов их же государь царь оброки жаловаше» .
Все это, как видно, продолжает обвинения боярам, извлекавшим личную выгоду из дворцовых имений. Правда, автор повести не совсем отчетливо представлял себе цели сбора пятинных денег, думая, что они все должны были идти на обеспечение царя, в то время как пятины в первые годы царствования Михаила Федоровича являлись чрезвычайным налоговым инструментом для решения самых насущных финансовых нужд.
Следовательно, свидетельство о присяге Михаила Федоровича, прозвучавшее одиноко в ряду множества других повестей и сказаний о Смутном времени, следует читать как публицистический аргумент, обвинение в «мятеже» бояр и вельмож, продолжавших «мздоимание». Стремясь подчеркнуть невиновность царя Михаила Федоровича, автор повести говорит о боярском обмане («лести»), а не о каком-то юридически оформленном действии, сопровождавшем избрание Михаила Федоровича на царство.
Следующим, кто написал о присяге московских царей, был беглый подьячий Посольского приказа Григорий Котошихин, создавший в Швеции сочинение, получившее название «О России в царствование Алексея Михайловича». Этот любопытный памятник содержит подробное описание политического и административного устройства, а также обычаев Московского государства. Сочинение Котошихина создавалось по приказу шведских властей, желавших получить от беглеца информацию о соседнем государстве. Текст Котошихина является не простым канцелярским отчетом, в нем заметен авторский стиль человека, хорошо владевшего пером и умевшего не только переписывать посольские документы, но и вникать в разные детали государственной жизни. Казалось бы, Григорий Котошихин, находясь в условиях относительной свободы, должен писать открыто и обо всем, что ему было известно. Впрочем, вряд ли к этому сочинению применимы такие прямолинейные характеристики. Какая-то часть сведений, сообщавшихся Котошихиным, должна была подчеркнуть его значение в качестве информатора шведских властей. Особенно это касалось известий о закрытых для иностранцев обстоятельствах жизни царских теремов и о том, как происходила смена царей в Московском государстве. Именно в связи с этим рассказом Григорий Котошихин упомянул о Михаиле Федоровиче:
«…прежние цари после Ивана Васильевича обираны на царство; и на них были иманы писма, что им быть не жестоким и непалчивым, без суда и без вины никого не казнити ни за что, и мыслити о всяких делах з бояры и з думными людми сопча, а без ведомости их тайно и явно никаких дел не делати». Поэтому и царь Михаил Федорович «хотя, самодержцем писался, однако без боярского совету не мог делать ничего» .
Попытаемся вспомнить, кто выдал «писмо» своим подданным после смерти Грозного царя из «обиранных» на царство самодержцев? Борис Годунов? Лжедмитрий? Конечно, ни тот и ни другой. Единственный прецедент с царскими обещаниями не казнить никого без суда и не наказывать родственников опальных людей был в начале царствования Василия Шуйского. Но бояре, напротив, уговаривали царя Василия Ивановича, чтобы он не нарушал традиции и не принимал на себя никаких односторонних обязательств. Не говоря уж о том, что действительность сама отменила эти, оставшиеся нереализованными декларации Василия Шуйского. Другим «обиранным» царем, если не считать польского королевича Владислава, до коронации которого дело не дошло, был уже царь Михаил Федорович. Но даже самый последовательный сторонник принятия первым царем из династии Романовых «ограничительной записи» не возьмет на себя смелость утверждать, что началом конституционной монархии в России был 1613 год.
Московское царство при царе Михаиле Федоровиче возвращалось к порядку «как при прежних прирожденных государях бывало». А в этой системе самодержавия, утвержденной больше всего опричниной Ивана Грозного, не осталось места для чужого, боярского самовластья. Да и Боярская дума не представляла из себя какую-то единую корпорацию с общими политическими интересами. Напротив, чины, оклады, служебные назначения, богатство и сама жизнь, все в этой системе имело источником царскую власть. И преимущество было у тех, кто ближе всего стоял к трону, особенно если он при этом был связан родством с царской семьей. Начала такого порядка, когда трон молодого царя Михаила Романова обступили плотной толпой царские родственники, относятся уже к первым годам его правления. Среди них выделялись царский дядя Иван Никитич Романов, двоюродный брат царя князь Иван Борисович Черкасский, родственники царицы Марфы Ивановны братья Борис и Михаил Салтыковы. И далее эта система родственной клиентелы только совершенствовалась в Московском царстве, выводя наверх временщиков и фаворитов, что было уже хорошо известно во времена Григория Котошихина. Скорее всего, это и повлияло на его представление о том, что московские цари ничего не делали «без боярского совета» и даже выдавали какие-то ограничительные «писма». Но выстраивать на таком шатком основании серьезную политическую конструкцию нового государственного устройства России в XVII в. было бы опрометчиво.
Еще один источник, который обязательно учитывается в полемике об «ограничительной записи», - сочинение шведского офицера Филиппа Иоганна Страленберга, попавшего в плен после Полтавского сражения. Прожив много лет в ссылке в Сибири, Страленберг написал сочинение под названием «Северная и восточная часть Европы и Азии», впервые опубликованное в Стокгольме на немецком языке в 1730 г. . Современный перевод этого сочинения был представлен В. Н. Татищевым в Академию наук в 1747 г. Начнем с того, что хронологически сочинение Страленберга отстоит от описываемых событий ровно настолько, насколько от нас сегодня - коронация последнего царя из рода Романовых - Николая II. Это сравнение уже достаточно иллюстрирует приблизительный характер известий шведского капитана об обстоятельствах вступления на престол деда Петра Великого - царя Михаила Романова.
Например, Страленберг пишет о том, что посольство Земского собора было направлено к избранному царю в Углич, а не в Кострому. Возможно, это мелочь, но для историка такое отношение к деталям в позднем историко-географическом сочинении подобно приговору автору и его тексту. Очевидно, что Страленберг был плохо подготовлен для роли историографа в теме избрания Михаила Федоровича на царство, но все же необходимо разобраться, почему на его известие обращается столь пристальное внимание. Рассказывая о посольстве «сенаторов и депутатов со многими придворными служительми и богатою свитою», Филипп Иоганн Страленберг имел в виду, конечно, спроецированный на прошлое церемониальный порядок, свидетелем которого он мог быть сам в Швеции или при российском дворе.
Реалии эпохи русской Смуты начала XVII в. давались Страленбергу с большим трудом. Так, например, он описывал переговоры сенаторов (надо понимать, бояр. - В. К.) с матерью царя Михаила, которую не знал по имени и ошибочно считал ее сестрой боярина Федора Ивановича Шереметева. Рассказ о предыстории коронации Михаила Федоровича дополнен известием о боярской клятве «пред олтарем» и подписании неких «пунктов», содержавших обязательства нового царя:
«Прежде ж венчания обнадежены и подписаны были рукою его следуюсчия пункты: 1) обязался он содержателем и засчитником веры быть; 2) все, что отцу его не случилося, предать забвению и ни над кем, кто б какого звания ни был, партикулярной своей вражды не памятовать; 3) никаких новых законов не чинить, ниже старыя отменять, вышния и важнейшия дела по законом також и не одному собою, но чрез порядочное произвождение суда определять; 4) войны и мира точию для себе самого с соседами своими не чинить и 5) все свое имение для оказания правосудия и для уничтожения всяких тяжеб с партикулярными людми, или своей фамилии уступить или соединить оное з государственным» .
Единственное, что можно сказать об этом перечне всерьез, что в известии Страленберга отдаленным эхом отразились условия, обсуждавшиеся при избрании на московский престол королевича Владислава в 1610 г. Как в статьях, обсуждавшихся тушинскими боярами с королем Речи Посполитой Сигизмундом III под Смоленском 14 февраля 1610 г., так и в августовском договоре московской Боярской думы об избрании королевича Владислава первым пунктом стояло сохранение «светой православной веры греческаго закона». Приписывать такой пункт Михаилу Романову - сыну митрополита Филарета - было, по меньшей мере, излишне. Другие пункты о порядке принятия новых законов и объявлении войны тоже могут быть соотнесены с документами об избрании королевича Владислава, но никакого текстуального заимствования из них у Страленберга нет. Представление о существовании письма с подробным перечнем разных обязательств русских самодержцев было экстраполировано Страленбергом и на сына Михаила Романова - царя Алексея Михайловича. Якобы его короновали на царство «без избрания, однако со обнадеживанием выше изображенных кондицеи, которыми он с клятвою пред олтарем учиненною обязался». Григорий Котошихин, напротив, писал про царя Алексея Михайловича: «А нынешнего царя обрали на царство, а писма он на себя не дал никакого, что прежние цари давывали» .
Не случайно, что В. Н. Татищев не удержался и оставил примечательную пометку на полях рукописного перевода сочинения Страленберга: «О кондициях с клятвою сусчия враки» . Исчерпывающая характеристика первого русского историка, к которой нечего добавить… Правда, в своих более ранних публичных выступлениях В. Н. Татищев признавал существование «ограничительной записи» царя Михаила Федоровича.
В своем сочинении «Произвольное и согласное разсуждение и мнение собравшегося шляхетства руского о правлении государственном», вызванном к жизни обстоятельствами воцарения Анны Иоановны в 1730 г., Татищев писал: «Царя Михаила Федоровича хотя избрание было порядочно всенародное, да с такою же записью, чрез что он не мог ничего учинить, но рад был покою» .
Василию Татищеву, отстаивавшему самодержавный порядок правления в России от притязаний аристократов, сведения об «ограничительной записи» родоначальника романовской династии царя Михаила Федоровича только мешали. Но он не покривил душой и воспроизвел те представления, которые существовали у многих его современников, ставивших свои подписи под «Произвольным и согласным рассуждением и мнением…» шляхетства о будущем образе правления в Российской империи. Хотя позже, как свидетельствует пометка на страницах перевода сочинения Страленберга, историк, а не политик Татищев полностью отказался от того, чтобы признавать за историей с «кондициями» Михаила Федоровича хоть какое-то значение.
Осталось упомянуть еще об одном иностранном сочинении - Иоганна-Готгильфа Фоккеродта, служившего секретарем прусской миссии в России, - «Россия при Петре Великом». Работа Фоккеродта - это практически служебный отчет, содержавший общий обзор преобразований Петровской эпохи, свидетелем которых был автор. Она была завершена в сентябре 1737 г., по окончании службы Фоккеродта, и представлена прусскому двору. Один из разделов «России при Петре Великом» посвящен ответу на вопрос: «Какую перемену сделал Петр I в образе правления Русского царства?» Для этого Фоккеродт обращается к изучению исторической традиции и справедливо пишет, что впервые вопрос об ограничении царской власти возник при избрании царя Василия Шуйского и по его инициативе, причем «все боярское сословие умоляло его с земными поклонами не выпускать столь легко из рук такого драгоценного алмаза и украшения русского скипетра, каким было самодержавие». Фоккеродт упоминает о влиянии на русских бояр и будущего патриарха Филарета, «который еще не мог предполагать, что выбор падет на его сына», неких «республиканских правил». А дальше говорит об избирательном Земском соборе, на котором «многими из самых знатных лиц» были предварительно выработаны положения, которые должен был принять будущий русский царь:
«Они составили между собою род сената, который назвали Собором: не только бояре, но и все другие, находившиеся в высшей государственной службе, имели там место и голос и единодушно решились не выбирать себе в цари никого, кроме того, который под присягой обещается предоставить полный ход правосудию по старинным земским законам, не судить никого государскою властью, не вводить новых законов без согласия Собора, а тем менее отягощать подданных новыми налогами или решать что бы то ни было в делах войны и мира. А чтобы тем крепче связать нового государя этим условиями, они положили еще между собой не выбирать в цари такого, у которого сильное родство и сильные приверженцы, так как с помощью их в состоянии он будет нарушить предписанные ему законы и присвоить опять себе самодержавную власть» .
Этот подробный рассказ был бы неоценимым источником, вводящим нас в атмосферу предвыборных обсуждений на Земском соборе 1613 г., если бы он опять, как и в случае с сочинением Филиппа Иоганна Страленберга, не отстоял более чем на сто двадцать лет от самих событий или хотя бы не принадлежал перу иностранца, явно знакомившегося с далекой русской историей не по источникам, а по рассказам разных лиц. Нет никаких доказательств того, что «царь Михаил не колеблясь принял и подписал вышеупомянутые условия», которые соблюдал до возвращения из польского плена своего отца патриарха Филарета, сумевшего воспользоваться противоречиями между «низшим дворянством» и «властолюбивым боярством», чтобы поломать установившийся порядок и одному опекать сына . Все, что пишет об этом Фоккеродт, приходится принимать на веру, что и делалось в примечаниях Э. Миниха (сына) к публикации записок К. Г. Майнштейна о России, а затем в «Материалах по русской истории» К. Шмидта-Физельдека (гувернера в семье Миниха-сына), изданных в Риге в 1784 г. Следовательно, записка Фоккеродта «Россия при Петре Великом» является лишь дополнительным свидетельством того простого вывода, что в домах знати любили обсуждать начало романовской династии и, возможно, с окончанием петровского времени, искали там исторические аналогии.
В вопросе об ограничении самодержавия царя Михаила Романова очень заметно стремление притянуть дела прошедшего века к актуальным государственным вопросам. Скажется это и позднее, уже в научной полемике, когда признание или непризнание «ограничительной записи» станет ярким индикатором либерального или консервативного правосознания. У ученых существует справедливое желание противостоять одиозным крайностям монархистов и показных патриотов, не желающих даже слышать о возможном ограничении самодержавия в России в 1613 г. Такое вторжение политики в современность обычно ни к чему хорошему не приводит. Задача историка не в том, чтобы выбрать более близкую ему идеологическую традицию, а в том, чтобы исследовать сохранившиеся источники или объяснить их отсутствие, на чем и держится научная, а не публицистическая интерпретация исторических фактов. А они определенно свидетельствуют, что поиск «ограничительных» документов царя Михаила Федоровича является тупиковым и лишь отвлекает от изучения обстоятельств сложного пути выхода Русского государства из тяжелого Смутного времени начала XVII в.
Виды грамматических навыков
Технологическая карта урока как инновационный инструмент реализации фгос роговцева наталья ивановна, к
Жанна д’Арк: героиня или грандиозный пиар-проект?